Бабье царство

– А то как же - бабье царство!

– Сроду я бабьим подгузником не был, - проворчал Жан...

...Изба Анны Сергеевны. В галифе, на босу ногу, в трикотажной рубахе в горнице сидит, отдыхает пожилой - тип старого шофера - муж Анны Сергеевны. Он уже и в газету заглянул и сейчас, отложив в сторону очки, наблюдает мечущуюся по горнице супругу. Его взгляд словно приклеен к Анне Сергеевне, глаза, как шарнирные, поворачиваются в ее сторону, ловя каждое движение ее плотно сбитого тела, коротких, круглых, с ямочками над локтями, загорелых рук.

– Хватит суетиться, - говорит он.

– Отдохнула бы.

– На то ночь есть, - отвечает Анна Сергеевна, продолжая судорожно хозяйствовать. Это у нее от волнения встречи, от смущенной отвычки, что в доме мужчина, от радости, в которую еще трудно поверить.

Снова округло заходили в глазных орбитах голубые шары Матвея Игнатьевича. Анна Сергеевна, как и всякая женщина, даже спиной чувствовала настойчивый взгляд, и все валилось у нее из pyк: рогач, спички, конфорка. Разбив фаянсовую чашку, она не выдержала:

– Чего ты мне под руку глядишь?!

– Ты о чем, Аня?

– Уставился тоже...

– Да ведь соскучился!
– Матвей Игнатьевич поднялся.

– Шш!..
– Анна Сергеевна кивнула на черную горницу.

– А долго она еще тут торчать будет?
– шепотом спросил Матвей Игнатьевич.

Он недооценил чуткого слуха председательницы.

– Да ушла я, ушла, молодожены, чтоб вам ни дна ни покрышки!
– раздался голос Надежды Петровны.

– Не слушай ты его... дуролома!
– крикнула в сердцах Анна Сергеевна.

В ответ лишь хлопнула входная дверь.

– Холерик тебя побери!
– накинулась на мужа Анна Сергеевна - Ты зачем Надьку обидел?

– Да ведь хочется вдвоем побыть...

– А Надьке не хочется?.. Но вдвоем ей не с кем, а одной, чтобы горе свое выплакать, негде. Нету у нее своего угла. Мы все отстроились, а она по чужим хатам мается.

– Ань, ну скажи на милость, почем я мог знать, что у председательши своей хаты нема?

– Вот и нема! Ей район добрую хату поставил, а Надька ее под школу отдала. И вообще, хочешь со мной ладом жить, Надьку пальцем не задевай!

– Ишь ты!
– ревниво сказал Матвей Игнатьевич.
– Какое сокровище!

– Да, сокровище!
– твердо сказала Анна Сергеевна.
– Знаешь, как окрест люди бедствуют! Лебеду в муку подмешивают, крапивными щами пробавляются, запушенкой - по большим праздникам. У нас в Конопельках одно бабье, а мы такой жизни и до войны не видели. И все - от Надькиного таланта, от ее великой ограбленной души!
– Неожиданно для себя самой Анна Сергеевна всхлипнула.

Матвей Иванович тихо обнял жену за плечи.

– Не серчай... не знал я, право, не знал...

...Выйдя от своей подруги, Надежда Петровна наткнулась на тоскующую, неприкаянную Настеху.

– Настя!.. Настеха!..
– позвала она, но девушка сделала вид, что не слышит, и скрылась в бузиннике.

Не так-то легко отделаться от председательницы. Надежда Петровна тоже вломилась в бузинную заросль и возле речки перехватила Настеху.

– Чего убегаешь?
– спросила она, заглядывая в измученное лицо девушки с выплаканными, в черных окружьях глазами.

– А я тебя не видела, - соврала Настеха

– Хочешь, погадаем?
– предложила Петровна

– Пустое!
– отмахнулась Настеха

– Тебе ж раньше нравилось?.. Айда до Комарики, у нее ярый воск есть. Будем его лить, ты своего суженого увидишь.

Настеха передернула плечами.

– Пустое!..

– Ладно, девка, хватит тьму наводить, меня бы хоть постыдилась!.. Ты вон ждешь, тоскуешь, надеешься, а мне кого ждать, мне на что надеяться?

На высоком бугре над рекой красиво стала скамейка, а на скамейке, робко держась за руки, сидели Дуняша и узкоплечий паренек с детски хохлатой макушкой. На лице Петровны - давешняя нежность, радость, затаенная боль.

– Вишь...
– Она взяла Настеху за руку.
– Кабы не ты, не было б у них счастья.

И что-то отпустило Настеху.

– Пойдем до Комарихи, - сама предложила она... ...Они подошли к невзрачной избе Комарихи.

– Хозяйка, принимай гостей!
– крикнула с порога Надежда Петровна.

Появляется Комариха, в белой кофте, в чистой, стиранной юбке, в пучочке сивых волос торчит старинный роговой гребень.

– Заходите...
– говорит она без особого восторга - Только тихо.

– Аль боишься - мышей распугаем?

– Нет, мой старичок отдыхать прилег.

– Он с того света пожаловал или ты, мать, последнего ума решилась? осведомилась Петровна.

На ее громкий голос из горницы вышел в домашней затрапезе знакомый нам старик садовник.

– Это что же значит?
– потрясенно спрашивает Петровна

– А мы того, значит...
– смущается дед, - решили сочетаться...

– Поздравляю...
– все еще в обалдении сказала Надежда Петровна Ладно, старая... тьфу ты, молодуха, дай нам воску.

– Гадать надумали?..

Выйдя от Комарихи, Надежда Петровна и Настеха поглядели друг на дружку и громко, с наслаждением расхохотались...

..А потом, при свечах, они лили воск в большую фаянсовую чашу с водой. Надежда Петровна истапливала светлый, чистый ком в прозрачную воду, воск застывал на дне чаши причудливым узором, а Настеха вглядывалась в этот узор с надеждой и жадностью, веря сердцем, вновь ставшим детским, что она узнает свою судьбу. Но ведь с давних времен Ярилы для всех девушек истаявший воск находит последнее воплощение в облике светлого воина на светлом коне.

Верно, и Настеха не была исключением, и со дна чаши к ее глазам воспарял тот же образ, вечный образ девичьей мечты. И она была счастлива...

...Гирлянды лампочек горят над деревенской площадью. Длинные столы уставлены снедью и питьем. Шум. Музыка. Смех. Песни, визг. Богатырски гуляют Конопельки, справляя победу своих мужиков над гитлеровской Германией, восславляя добрыми тостами живых и погибших. Уже не первый час идет веселье, лица порядком раскраснелись, и в празднике наметился вполне законный разнобой.