Багровая река

Я вскрикнула, и мой крик эхом отразился от стен. Он был близок к тому, чтобы последовать за мной, изливаясь долгим и горячим потоком в мое тело. И когда я без сил упала ему на грудь, его руки обвились вокруг меня, как цепи.

Боже, мне хотелось плакать. Почему он должен был уйти? Почему у него должна была быть такая жизнь за пределами Куинси? Жизнь, о которой я ничего не знала?

Слёзы снова подступили к глазам, но я зажмурилась, не позволяя им пролиться. Ещё рано. Я решительно сказала себе, что буду плакать только тогда, когда он уедет. Сейчас было глупо тратить на это наше драгоценное время.

Поэтому я прильнула к нему, уткнувшись лицом в изгиб его шеи, чтобы вдохнуть этот свежий, землистый аромат. Мы оставались в таком положении, пока наши дыхания не выровнялись, и он не отстранился, поправляя свою одежду и помогая мне снова надеть джинсы.

— Ты в порядке? — спросил он.

— А ты?

Он не ответил.

— Вэнс? — тихо спросила я. — Поговори со мной. Что случилось сегодня?

— Я схожу с ума, — вздохнул он, проводя рукой по волосам. Затем снова поднял меня и усадил на стойку. Он дважды прошёлся по комнате, меряя шагами пространство. — Мне показалось, что я увидел дочь Кормака.

— Его дочь?

Его дочь. Разве он не убил её?

Вэнс остановился и печально улыбнулся мне.

— Она мертва. Я знаю, что она мертва.

То, как дрогнул его голос, произнося это ужасное слово. Мертва. Я прижала руку к груди.

— Иногда я вижу рыжие волосы и думаю, что это одна из его девочек. Знаю, что это не так, но скорбь... она не проходит, — он провёл рукой по своей груди, словно пытаясь стереть эту боль. — Его старшей было бы двадцать один. Мы могли бы пойти выпить пива. Возможно, она бы училась в колледже. Близняшкам было бы четырнадцать.

В четырнадцать лет мы с Талией переживали из-за прыщей и размышляли, кто пригласит нас на зимний бал.

Вэнс не назвал мне их имён. Это потому, что ему было трудно говорить о них?

— Какие они были? — спросила я.

— Они были лучиками света, — он тяжело сглотнул, его кадык заметно дёрнулся. — Близняшки были неповторимы. Каждая из них. Индивидуально. Они становились хозяйками каждой комнаты, в которую заходили. Невозможно было не улыбнуться, когда они были рядом. Они были невероятно артистичны, с воображением, которому можно только позавидовать. Придумывали истории и разыгрывали их за ужином — с костюмами и гримом.

Слеза скатилась по моей щеке. Как можно плакать из-за детей, которых ты никогда не встречала? Но в голосе Вэнса было столько любви и боли, что удержаться было невозможно.

— Старшая дочь Кормака была моей любимицей, — он поднял взгляд, и горе в его глазах разбило мое сердце на тысячи осколков. — Ты бы её полюбила, Блу. В ней была такая энергия. Это было заразительно. Она всегда была в движении. Всегда готовая к любым неожиданностям, как будто если она будет сидеть неподвижно, то погибнет. И, Боже, она была такой милой. Всякий раз, когда я ее видел, она бросалась вперед, широко раскидывала руки и кричала «Дядя Вэнс!» во весь голос. Она обожала своих близких. И я был одним из них.

Дядя Вэнс.

Он был бы хорошим дядей.

— Я не знаю, что сказать, — прошептала я. — Мне так жаль.

— Тебе и не нужно ничего говорить. Хватает того, что ты просто слушаешь.

Конечно, я слушала. Почему он говорил это, будто это нечто необычное? Люди в его жизни не слушали его? Или это был первый раз, когда он поделился своими чувствами?

— Они были моей семьёй, — сказал он.

А Кормак забрал их. Этот ублюдок.

— Он утопил их, Лайла, — Вэнс провёл руками по волосам. — Он погасил эти огоньки. Как он мог это сделать? Как он мог забрать у меня семью?

Слёзы текли непрерывно, и я больше не пыталась их остановить.

— А твоя семья? — спросила я.

Он снова принялся расхаживать взад-вперед. Он прошел тем же путем, которым я ходила миллион раз, от кофеварки эспрессо до полки, где я держала запасные кружки для кофе. Туда-сюда. Туда-сюда. С каждым шагом, с каждым поворотом мои надежды угасали.

Сейчас он сменит тему. Начнёт снова снимать с меня одежду — лишь бы избежать разговора.

Я огляделась, бросив взгляд на свою темную кофейню, на её стены.

Это место было особенным. Когда люди заходили в мое здание, они делились секретами. Делились своими проблемами с друзьями и семьей. Они отмечали достижения или помолвки. Я не раз слышала объявления о беременности.

Единственным человеком, который, казалось, был невосприимчив к магии «Кофе у Иденов», был Вэнс Саттер.

Я уже собиралась спрыгнуть со стойки, чтобы закончить этот вечер, когда он остановился так резко, что я застыла на месте.

Его плечи опустились. Как и подбородок. Затем он подошёл к стойке и сел рядом со мной. Его ноги были такими длинными, что ему даже не пришлось подтягиваться. Он просто сел рядом, наши бёдра соприкоснулись.

— У меня три сестры. Мы не разговариваем уже шесть лет.

Шесть лет? У меня отвисла челюсть. Мысль о том, чтобы не разговаривать со своими братьями и сестрами, была невыносимой. Конечно, мы иногда ссорились, но всегда мирились. Всегда.

— Что случилось?

— Я старший. Андреа на год младше меня. Рошель младше на шесть лет, а Джейси на восемь. Из-за разницы в возрасте мы с Андреа всегда были близки. В детстве мы вместе отправлялись на поиски приключений, строили крепости и укрытия на нашем заднем дворе. Мы дружили всю старшую школу. Она была моей младшей сестрой. Все парни знали, что если они посмеют обидеть её, им придётся иметь дело со мной. Полагаю, Гриффин и Нокс такие же.

— Заботливые? Да, они такие. Матео тоже.

Несмотря на то, что он был младшим братом, все в Куинси знали, что если ты будешь приставать к Талии, Элоизе или Лайле Иден, тебе придется дорого заплатить.

— Андреа поступила в колледж в Аризоне, — продолжил он. — Мы не потеряли связь, но утратили близость. Она встретила парня, Брэндона, и вернулась домой на последнем курсе уже помолвленной. Они поженились сразу после выпуска и переехали обратно в Айдахо.

— Тебе он не понравился? — догадалась я.

— Он был не из тех, кого я бы выбрал для нее, но я держал рот на замке.

— Что тебе не понравилось?

— Сначала это были мелочи. Он говорил ей, что нельзя надевать, что нельзя есть. Затем перешёл к тому, чтобы указывать, что ей делать. Он контролировал всю её жизнь. Как она укладывает волосы. Куда ходит каждый день. И убедил её, что это всё из-за его любви. Что это нормально, когда он бьёт её и ломает рёбра.

Я ахнула, закрыв глаза.

— Боже мой.

— Она долго это скрывала. Или он начал её бить не сразу. Мы договаривались встретиться за кофе или обедом, а ей становилось нехорошо. Пряталась, пока синяки не проходили.