Бар на окраине

Внезапно я вспомнила про Дашкин рецепт салата с маслинами и семгой. Где-то тут был листочек… Рецепт, по-моему, простой. И салат очень вкусный, насколько я помню.

Перерыв стопку газет, журналов и квитанций возле кресла, я, выругавшись вполголоса, неожиданно обнаружила листок совсем в другом месте — он в гордом одиночестве преспокойно лежал на тумбочке рядом с радио. Вот и славно! Сейчас приготовлю салат, уеду к Наде, и, как Скарлетт, до завтра забуду обо всех кошмарах последнего времени…

Я развернула листок и начала медленно разглядывать неразборчивый почерк, которым был записан рецепт салата с семгой. Но что это?.. Постепенно брови мои начали хмуриться, а взгляд недоуменно остановился на очередной корявой строке. Никакого рецепта на мятом листке не было.

На обрывке бумаги простым карандашом было нацарапано несколько слов.

«Деревня Левкоево.

Заручкина Анна Филипповна.

Электричка уходит по нечетным числам в 23.39. с маленького вокзала».

Тонкий лист затрепетал в моей руке. Это же адрес, адрес той самой старушки, к которой уехал Аркадий! Электричка уходит с маленького вокзала в 23.39! А это значит, — я горько вздохнула, — что новогоднюю ночь я проведу в этой самой электричке. И, скорее всего, следуя терминологии язвы-соседки, одна, как сыч.

Быстрыми шагами я прошла на кухню и взволнованно закурила.

Медлить нельзя. Я не прощу себе, если, приехав в деревню Левкоево завтра, узнаю от Анны Филипповны, что «Аркаша уехал час назад в неизвестном направлении».

Мгновенно решившись на рискованное ночное путешествие, я рывком достала с антресолей пыльный рюкзак, засунула туда тапки и ночную рубашку, потом побросала туда же телефон, расческу и кошелек, застегнула железную молнию и кинула рюкзак в кресло.

Теперь самое главное. Надо позвонить Наде и сообщить ей, что я отправляюсь в незнакомую деревню, а она автоматически остается без моего коронного блюда.

… — Что-о? Почему не придешь? Куда уезжаешь?! — завопила Надя. — Ты что, вообще сбрендила, что ли?! В какую еще деревню?!

— К бабушке одной… — тихо промолвила я.

Возникла пауза.

— У тебя же бабушка умерла, — напомнила Надя осторожно. — Ты хорошо себя чувствуешь?.. Ты сегодня какая-то странная — числа забываешь, день с ночью путаешь…

— Это не моя бабушка, — пояснила я, наливая в термос горячий чай, — просто мне необходимо ее посетить. И чем скорее, тем лучше.

Повисла тяжелая пауза.

— Ну надо так надо, — вздохнула, наконец, Надя. — Жаль, конечно, что нельзя отложить визит к бабушке на завтра, ну что ж поделаешь… А как дела в библиотеке?

— В какой библиотеке? — спросила я, завинчивая крышку.

— Понятно, — вздохнула Надя еще горше, — я навещу тебя на днях. Привезу травки кое-какие, будешь заваривать. Это, похоже, переутомление. Будь осторожна! И счастливого пути…

— Все будет хорошо, — успокоила я Надю.

Сама я была в этом совсем не уверена.

В ответ раздались укоризненные короткие гудки.

ГЛАВА 40

К ночи мороз окреп. В старой куртке и с рюкзаком за плечами, я в самый канун Нового года тащилась по пустынным, озаренным лишь тусклым светом луны, еле видимым рельсам. Нос и щеки успели превратиться в ледышки, когда я, утопая в сугробах между шпалами, нашла, наконец, дальний восемнадцатый путь и остановилась на разбитой, занесенной снегом платформе. Возле нее горел лишь один маленький фонарь, и круг света от него падал прямо к моим ногам. Я встала в этот бледный круг и закурила, время от времени согревая застывающую руку дыханием. Никакого табло на маленьком вокзале не было, далеко-далеко светилось окошко домика кассы, где я под удивленным взглядом кассирши только что взяла билет до станции Левкоево.

Наручные часы показывали уже 23.41, а поезда все не было. Щуря глаза, я стала пристально вглядываться в непроглядную темень, откуда он должен был появиться. Наконец, вдали засветились огоньки фар, и послышался приближающийся мерный стук колес. Через минуту электричка, замедляя ход и призывно гудя, проплыла мимо длинной гусеницей, и самый последний ее вагон остановился напротив моей озябшей одинокой фигурки. Испачканные чем-то двери распахнулись, и я, с трудом взобравшись на высокие ступеньки, побрела в пустое полутемное нутро вагона и села у окошка. Кроме меня в вагоне никого не было.

Не успела я, сдерживая тяжесть на сердце, усесться поудобнее, как электричка тронулась, мимо медленно проехал тусклый фонарь, потом промелькнуло маленькое здание вокзала, и по краям рельсов стеной возникли густые темные деревья.

В телефонных наушниках играла медленная песня Depeche mode «Sister of night», она текла, как тихая вода, и ее ласковое течение согревало мое продрогшее тело.

Под ее успокаивающее звучание я начала незаметно клониться ко сну, когда вдруг ощутила легкий толчок в бок. Приподняв с плеча голову, я разглядела в полумраке толстую проводницу в синей униформе.

— Билет, — коротко гавкнула она.

Я извлекла из кармана рюкзака мятый бумажный прямоугольничек.

— До Левкоево?.. — удивилась она, поднеся его к глазам. — И что ты там забыла, девонька? Это далеко-о! Почти два часа ехать!..

Я кивнула.

Проводница сочувственно взглянула на меня, одиноко сидящую в темном вагоне, и хотела что-то сказать, но передумала. Потом перевела взгляд на часы, и глаза ее начали вылезать из орбит.

— Уже без пяти двенадцать! — возгласила она и с выпученными глазами метнулась к выходу, крикнув на бегу: — Я сейчас!

Она, действительно, скоро вернулась с бутылкой шампанского и двумя пластиковыми стаканчиками. Ловко крутанув пробку, толстуха извергла из бутылки фонтан брызг, разлетевшихся по всему вагону, потом живо разлила шампанское по стаканчикам и сунула один в мою холодную руку.

— Надо желание загадать, — затараторила она доверительно, — написать на бумажке всего одно слово, но самое-самое важное, поняла? Всего одно! Потом быстро сжечь ее, пепел бросить в бокал…, - она усмехнулась, — и выпить, пока часы бьют полночь.

Я растерянно замерла со стаканчиком в руке.

— Обязательно! — приказала она.

— Но у меня нет ни бумаги, ни ручки… — начала я сдаваться под ее напором.

Проводница вытащила из кармана обломок карандаша и протянула мне.

— Сойдет. Напиши прямо на билете.

— А где часы, которые будут бить полночь?.. — задала я вопрос на засыпку.

Но она оказалась крепким орешком и не отступила.

— Пиши быстрей! Мои точные! А то я сама не успею…

Я быстро нацарапала на обратной стороне билета одно заветное слово и чиркнула зажигалкой. Маленькое пламя озарило потертые желтые сиденья старого вагона.