Бар на окраине

И услышала удаляющийся топот слоновьих ног, звук распахиваемой двери и громовой крик:

— ТАНЯ!

Медленно я возвела вверх слабеющие глаза и увидела над собой внутреннюю часть директорского стола с маленьким углублением.

А в центре углубления вновь посверкивал золотой ключик!

— Сюда, сюда! — раздался из коридора суетливый голос директора.

Я приподнялась с пола и быстро огляделась. В кабинете никого не было. Дрожа от страха быть пойманной на месте преступления, я просунула в углубление мизинец и ноготком резко ковырнула ключ. Он явно держался уже не так прочно, как раньше, и легко упал мне в ладонь.

Быстро сунув ключик в карман, я снова улеглась на пол, и тут же в кабинет вошел Иван Ильич, а за ним широким шагом шла громила Таня. Я вновь приподнялась, поправляя задравшийся халат, и короткими глотками выпила солоноватую воду из стакана, заботливо протянутого официанткой.

Ухо уловило еле слышный звук катящегося по полу предмета. Я незаметно покосилась на пол, но ничего не увидела.

Вдвоем с директором Таня помогла мне подняться. Я повела глазами туда-сюда. Наваждение исчезло. Ни зигзага тропы, ни глазных коридоров.

Ни запаха.

— Тебе лучше? — спросила Таня.

— Намного, — призналась я.

Передо мной оказалось ее лицо — круглое, как блин, большие встревоженные глаза и крупные губы.

Едва прозвучал мой ответ, эти губы тут же расплылись в улыбке.

— Иди поспи.

Танино простоватое лицо показалось мне ангельским ликом.

«Завтра бусы надену», — благодарно решила я, все более убеждаясь, что она и есть человек.

Опираясь на руку Тани, окончательно утвержденной на роль человека, я прошествовала в коридор.

Какое-то смутное воспоминание шевельнулось в этот момент в душе. И неуловимое, но неприятное ощущение…

Уже когда-то испытанное, но по-прежнему не разгаданное мною.

— Отдыхай! — ласково произнесла Таня, доведя меня до подсобки, и исчезла.

Одурь как рукой сняло. Я вновь чувствовала себя бодро и свежо. Спохватившись, сунула руку в карман — деньги лежали на месте.

Что это было? Неужели все-таки «Самарканд и Бухара»?..

Или все происходит на самом деле?

Мне очень хотелось понять — действие ли это напитка, или я действительно прогулялась внутри глаз Ивана Ильича, а в его кабинете наяву разверзлась глубокая пропасть?..

Чуть живая от волнения, я накинула полушубок и вышла на улицу. Вынула сигареты, затянулась, и горький дым заполнил легкие.

До Рождества осталось два дня.

Мне вспомнился заштопанный локоть Аркадия и его жуткий, монотонный голос.

Есть ли ты после Рождества?..

Я невесело усмехнулась.

Даже если я буду после Рождества, похоже, что еще до Рождества я сойду с ума.

Внезапно я вспомнила, что Иван Ильич просил позвать Полину.

Хотя, наверно, ее уже позвал кто-нибудь другой. Я опять усмехнулась — ну и доставляю я хлопот этим таким оборотням — то на вечеринке постоянно падала от преображений дворника, теперь опять свалилась прямо под стол…

Как тогда у Дашки.

Кстати, тогда тоже перед этим был выпит чертов коктейль «Самарканд и Бухара».

Перед глазами возникло доброжелательное лицо Вовки.

«Хлебни-ка вот лекарства…»

Воспоминания набежали одно на другое, и я опять вспомнила лежащую за стойкой одинокую куртку бармена.

И разверзшуюся в ту же ночь кухню, и ползущий по столу нож…

И этот же странный нож в его кармане…

И тело мое сотряс неудержимый озноб.

От Вовки надо держаться подальше.

Впрочем, от всех них, кроме Тани, нужно держаться подальше.

Да, чтобы заполучить меня к Рождеству, им приходится возиться со мной, подавать стаканы, отправлять домой с личным водителем и даже платить бешеные по моим меркам деньги…

Интересно, за что?

Что же они хотят сделать со мной?

Будем готовить ее…

Я вздрогнула.

Для чего им нужна я? Именно я?

И Таня?..

Я никак не могла осознать, что время стремительно истекает, что если я не решу эту головоломку, то через два дня меня может не быть.

И пока все против меня.

Сигарета закончилась, я выбросила окурок и вернулась в бар.

Надо все-таки позвать Полину.

Я спустилась в кухню и увидела Полину, которая помешивала соус. Увидев меня, она встревоженно спросила:

— Ну, как ты, ничего? Говорят, поскользнулась, ногу подвернула…

— Типа того… — кивнула я, слегка удивившись не совсем верной информации, — тебя Иван Ильич просил зайти.

— Хорошо, сейчас.

Полина вынула из посудины ложку и положила ее на блюдечко.

— А это Таня тебе сказала, что я поскользнулась? — уточнила я мимоходом.

— Да, она за водой для тебя приходила, — Полина открыла кран и подставила ладони под широкую струю.

— Она такая добрая, — закинула я удочку, — помогла мне до лестницы дойти…

— Да, она очень хорошая, — охотно подтвердила Полина, вытирая мокрые руки, — постоянно всем подарки дарит…

Я вспомнила малахитовые бусы.

— Ага…

— Вот, кстати, календарь настенный — это ведь тоже она нам подарила! — и Полина, улыбаясь, указала на жуткую книжицу, маячившую в углу кухни.

Я остолбенела, ощущая, как по спине взбирается холодок.

— Хочешь, поближе покажу? — и цыганочка гибкой походкой двинулась к календарю и тут же вернулась назад, держа его в руках.

— Вот, смотри!

Я отпрянула от него, как от ядовитой кобры.

— Да ты что?! — засмеялась Полина. — Знаешь, какие тут полезные советы есть?

И она ловко начала листать календарь и, наконец, дойдя почти до середины, принялась читать:

— При хронической бессоннице применяется смесь…

Все это время я стояла как вкопанная.

— Подожди, — наконец, немного придя в себя, остановила я поток ее слов. — Дай сюда.

Голос прозвучал хрипло, как при простуде.

Полина обиженно замолчала и протянула мне численник. Я перевернула несколько страниц и увидела ярко-красную цифру «семь» и ниже красивым шрифтом — «Рождество Христово»…