Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом

— Зачем им эта кадриль?

— Можно догадаться. Если ты остался в полном доверии среди своих, тебя после такого лихого дела обязательно переведут в нелегальные и… только тебя и видели. А сейчас тебя к делу и близко не подпустят. А тебе невдомек, почему, и ты будешь рваться к делу. Будешь бегать с одной явки на другую, а за тобой пара глаз, и не одна… Если тебя не предостеречь, ты им больше раскроешь, чем если бы прямо на них работал.

— Что же мне теперь делать? — спросил Зиновий после тягостного молчания.

— Узнаю, приду и скажу, — ответил Никита. — А пока не приду, сиди как мышь в норе. Авось поищут, поищут, да и подумают, что подался из Москвы.

На том разговор и закончился: пришли из мастерской Эсфирь и Рейза, и Никиту Голодного усадили вместе со всеми чай пить.

— Тесновато живете, — посочувствовал Никита.

— Теперь-то, слава богу, — сказала мать. — Старшие сыновья отделились, своими семьями живут… и Зиновий ушел… А вот когда Яша жив был, восемь душ нас в этой хоромине жило… Сейчас ничего…

Пока чаевничали, Никита словом не обмолвился об истинной цели своего посещения, в разговоре с Зиновием все тревожился о его здоровье, присоветовал какие-то травы, сказал даже, что если достанет, то принесет.

Отуяшнав, Эсфирь и Рейза отправились в сад, разбитый на месте недавно засыпанного пруда. В саду по вечерам играл духовой оркестр музыкантской школы из соседних Спасских казарм и собиралось много молодых людей и нарядных девиц на гулянье.

Мать с шитьем в руках пристроилась у окна, а Никита присел на постель в ногах Зиновия.

— Сколько же мне тут лежать, как медведю в берлоге? — спросил Зиновий. — Мне ведь на работу надо. Совестно мать объедать.

— Потерпи, — ответил Никита Голодный. — Как станет можно, приду. А пока работу тебе поищу, чтобы потом не мотаться тебе от ворот к воротам.

— Изведусь я, вас дожидаясь, — сказал Зиновий. — Шибко тошно лежать без дела. Уж и братовья-то смеются надо мной.

— Назвался груздем, полезай в кузов, — сказал Никита и добавил почти строго: — Не силком загоняли, по доброй воле пошел. Сетовать не на кого. — Потом смягчился: — Не горюй. Долго не пролежишь. Время горячее, в такое время каждый человек в счету. Прийти могу в любое время, хотя бы и ночное. А может быть, и не я приду, а кто другой. Запомни условный знак. Постучу в окно вот эдак, — достал из кармана медный пятак и постучал по спинке кровати: тук-тук… тук… тук-тук… — Запомнил?

— Запомнил, — сказал Зиновий.

— Тогда жди. И будь здоров! — сказал Никита, попрощался со всеми и ушел.

3

Ждать пришлось довольно долго. Минуло дней десять, пока душным городским вечером раздался условный стук. Мать метнулась к окну.

— Это ко мне, — остановил ее Зиновий.

Надел прямо на босу ногу сапоги, перехватил рубаху пояском и вышел на крыльцо. Из-за угла флигеля навстречу ему двинулся рослый, плечистый человек. Уж явно никак не Никита Миронович.

Зиновий насторожился. Мелькнула мысль, что, кажется, зря так неосторожно выскочил…

— Смотри-ка ты! Своих признавать перестал!

И тогда только Зиновий узнал его: это же Калужанин… друг его Иван Калужанин!

Очень обрадовался Зиновий. И не только потому, что крепко сдружился с Иваном. Раз пришел Иван Калужанин, значит, все по-прежнему. Значит, не лишен доверия своих. Значит, не сработала подлая бердяевская провокация! А потом от Ивана можно узнать и о других товарищах… о Марии можно узнать… Много было у Зиновия причин, чтобы радоваться.

— Найдется место без помехи словом перекинуться? — спросил Иван Калужанин.

— Найдется, — заверил Зиновий.

Он загодя приготовился к посещению и разговору. Случай помог. Их соседи, три дружка, называвшие себя железнодорожниками, уехали куда-то на все лето. На дверь повесили замок, ключ отдали соседке Литвиной. А мать отдала ключ ему.

— Совсем затосковал. Думал, уж и не дождусь… — признался Зиновий товарищу.

— А я не торопился. Тебе, как после ранения, отпуск причитается, — отшутился Иван Калужанин. — Дай-ка гляну, как тебя пометили. Никита сказывал, отделали на совесть.

Подвел Зиновия к окну, развернул, осмотрел справа и слева.

— Чистая работа!

Потом осторожно провел ладонями, словно огладил, по рёбрам, по бокам и спросил:

— Нутро цело?

— Цело, — успокоил Зиновий.

— Вот сволочи! — сказал Иван Калужанин.

Сказал с такой злостью, что Зиновий не мог не порадоваться: нет, не вышло, господин Бердяев, все раскусили ваш подлый замысел…

— Только мы тоже не вовсе дураки, — сказал Иван Калужанин, — и так запросто от своих не отрекаемся. А как тебе дальше быть, мы советовались. И так порешили. В нашей округе тебе не показываться…

— А куда же мне…

— А ты не перебивай. Надо тебе перебираться в Бутырки. Все там подготовлено. Завтра после обеда поедешь на Бутырскую заставу. Спроси там, в какую сторону идти к фабрике Ралле…

— Знаю эту фабрику. На ней отец работал.

— Еще лучше. Значит, пойдешь по Бутырке, по левой стороне. Малость не доходя фабрики Ралле увидишь вывеску «Врач ОРЛОВ, внутренние болезни». Иди к нему на прием. Войдешь в кабинет, скажешь врачу: «Я из Сыромятников». И все. Врач этот наш человек. Он тебя и на квартиру определит, и на работу устроит.

— А поручение какое мне будет?

— Одно пока поручение, — пояснил Иван Калужанин. — Сиди тихо и не высовывайся. Врач отведет тебя в кружок. И там не высовывайся. А когда до дела дойдет, будешь связным между врачом и нами. Где меня искать, ты знаешь. Только без дела в Сыромятниках не показывайся. И на Покровке тоже. Да и сюда, на Балканы, тоже первое время не ходи.

Через два дня Зиновий уже работал на новом месте. А еще через день и жить перебрался на Бутырский хутор.

— Где хоть искать тебя, сынок, если вдруг что понадобится? — спросила мать.

— Правый проезд Бутырского хутора, мама. Дом купчихи Глотовой, — ответил Зиновий.

Никакого поручения Зиновию выполнять не пришлось. Не успел. Жизнь вел осторожную, размеренную. Исправно ходил на работу. Исправно работал, не дожидаясь попреков мастера, хотя особенно и не высовывался. Так же исправно посещал занятия кружка, хотя на занятиях сидел молчком в уголке. Словом, как сказано было ему, берег себя. Чтобы, если потребуется, в любое время дня и ночи связь была обеспечена.

Все бы так старательно оберегались. Но кто-то не оберегся. Или, может быть, филеры выследили. Или провокатор затесался в кружок… Только в один серый осенний вечер нагрянула полиция и арестовала всех, кто был на занятиях кружка, и врача Орлова — тоже.