Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
Нельзя не верить такому человеку. Теперь уже жадно прислушивались к каждому его слову.
А он звал рабочих на борьбу против живоглотов-хозяев, против царских охранников, против самодержавия. Всеобщей стачкой показать и хозяевам, и царской полиции, и самому царю, кто истинный хозяин…
И вот тут налетели коршуны. Рвутся к высокому седому человеку, стоящему над толпой. Нет, не пробиться, Не пускают рабочие… Бьют рабочих кулаками, ножнами шашек, и все равно стеной стоят рабочие люди… Наконец пробились в середину толпы. Уткнулись в пустой на попа поставленный бочонок. И все… А высокий, седой? Ищи ветра в поле… Лови его сегодня вечером у других заводских ворот…
Слухи о молодом пламенном ораторе разошлись по заводам и фабрикам.
Чаще, нежели в других местах, пришлось выступать на Пресне, на Прохоровской мануфактуре. Прядильщицы и ткачихи, особенно из тех, кто помоложе, ни о каком другом агитаторе и слышать не хотели.
Приходилось выступать и в городах Московской области: в Орехово-Зуево, в Егорьевске, в Коломне.
Там, за пределами Москвы, вести агитацию среди рабочих было даже сподручнее: меньше полицейских и жандармов, больше мест укромных — каждая рощица или балочка удобнее самого вместительного зала.
Зиновий Литвин, с небольшою группой таких же смелых подпольщиков, встречались с рабочими в заранее обусловленных местах, а то и просто выходили навстречу идущим со смены фабричным людям, и начинался импровизированный митинг. Зиновий обзавелся велосипедом и на нем быстро перебирался с одной фабрики на другую.
Слово партийных агитаторов жадно ловили рабочие фабрик и заводов.
17 июня московский губернатор пишет тревожное донесение в министерство внутренних дел.
«Секретно.
Товарищу министра внутренних дел,
заведующему полицией,
13 июня в 7 часов вечера, когда дневная смена рабочих на Коломенском машиностроительном заводе кончила работу и расходилась по домам, толпа рабочих, живущих в селе Парфентьеве Коломенского уезда за Москвой-рекой и в других заречных селениях по проходе моста через реку Москву, была остановлена на лугу каким-то неизвестным, одетым в костюм заводского рабочего.
Неизвестный, начав разговор с передними, выждал, когда подошли задние, и, когда образовалась большая толпа, взобрался на штабель досок и обратился к рабочим с речью возмутительного содержания, в духе находимых в последнее время на заводе прокламаций, частью цитируя из них целые фразы. Речь неизвестного продолжалась минут 15 — 20, и в заключение он сказал рабочим, что если они его поддержат, то он это самое скажет и разъяснит всем рабочим у ворот завода, что жизнью он не дорожит, да, наконец, сумеет себя защитить, для чего у него есть средство, и показал на грудь, где у него, по словам очевидцев, за пазухою рубашки обрисовывался какой-то круглый предмет… Когда он стал говорить с 8-часовом рабочем дне, многие закричали «браво» и «ура».
После речи неизвестный пошел с рабочими в Парфентьево, но, не дойдя до села, уехал на велосипеде, на котором приехал и к мосту. Как потом выяснилось, неизвестный направился за реку Оку по направлению к селу Щурову Рязанской губернии, где с недавнего времена поселилось несколько человек без определенных занятий, которые ведут себя как-то подозрительно, причем их часто видят с рабочими как Щуровского завода, так и машиностроительного Коломенского.
14 июня тот же неизвестный появился на так называемом Струневском переезде — в селе Боброве и остановил идущих с завода рабочих, обратился к ним с речью того же содержания, как и 13-го, причем рекомендовал запасаться ножами, револьверами и другим оружием к 26 июня, когда нужно устроить забастовку на заводе и, чтобы дело было успешно, прежде всего нужно будет перебить всю полицию, для чего обещал показать пример. Когда в разгар его речи появился полицейский надзиратель, он очень быстро уехал на велосипеде по направлению к городу, а народ немедленно стал расходиться.
В настоящее время выяснено, что неизвестный, говорящий речи, есть коломенский мещанин Зиновий Яковлев Литвин, привлекавшийся ранее по политическим делам и бывший несколько лет под надзором полиции. Литвин несколько лет тому назад служил
на заводе слесарем, а затем на Коломенской водокачке, но последние два года он в Коломне и уезде не появлялся.При произнесении речей часть рабочих была возмущена его речами и раздавались голоса: «Что его слушать, гони его», другие же говорили: «Нет, пусть говорит, послушаем, он правду говорит», большинство же не высказывало ни одобрения, ни порицания и отнеслось, видимо, довольно безучастно.
Хотя арест Литвина является делом довольно трудным, так как определенного места жительства он не имеет, бывая и в Коломне, и в окрестных деревнях, и в Зарайском уезде, видимо, отлично вооружен и всегда ездит на велосипеде, который почти не выпускает из рук, и ездит, по отзыву видевших, замечательно хорошо, тем не менее я предложил коломенскому уездному исправнику принять все меры к его задержанию.
Литвин говорил рабочим, что он с компаниею принимал деятельное участие в организации беспорядков в Иваново-Вознесенске и что он здесь не один, а с тою же компаниею, но остальные, если они есть, пока активного участия в деле не принимают.
Рабочие Коломенского машиностроительного завода пока ведут себя спокойно, как равно сегодня и в других местах уезда, но последнее время стало замечаться, что рабочие чувствуют себя как-то растерянно, точно не знают, на что решиться, собираются кучками, при появлении посторонних прекращают разговоры, к чинам полиция относятся крайне недоверчиво, а временами враждебно, В Коломне также чувствуется какое-то брожение среди рабочих и разного пришлого люда, также появляются кучки, которые при приближении чинов полиции замолкают или расходятся; при обходах и объездах города уездным исправником последнему лично приходится наблюдать довольно враждебные взгляды и какую-то особую недоверчивость и осторожность, по отношению же офицеров толпа держится как-то вызывающе, и последнее время значительно участились случаи оскорбления и дерзких ответов по адресу офицеров. Ходят толки, что ожидается что-то серьезное с приходом запасных нижних чинов из Москвы.
Имея в виду, что брожение еще только начало обнаруживаться, и исходя из того соображения, что гораздо лучше теперь же предупредить беспорядки, я вместе с сим вошел в сношение с военным начальством о командировании в Коломну конной воинской части».
Коломенский исправник ретиво приступил к исполнению приказа губернатора. Все подчиненные ему служивые были брошены на поиск агитатора Литвина. И писарь, тот самый, что когда-то выдавал Зиновию вид на жительство в Нижнем Новгороде, опознал бывшего своего подопечного, незаметно увязался за ним и в тот же вечер передал его, как говорится, из полы в полу, под наблюдение московского филера, оказавшегося в ту пору в Коломне.
Докладывая Шанцеру о своей агитационной работа в Коломенском и Зарайском уездах, Зиновий рассказал также, как ему пришлось спешно ретироваться. На велосипеде!
— Ну что ж? — сказал, улыбаясь, Шанцер. — Велосипед вполне подходящее средство передвижения.
— Так-то оно так, — согласился Зиновий. — Только до каких же пор мы, чуть что, удирать от них будем?
— Скоро уже не будем, — твердо ответил Шанцер. — Мы порядочно запасли оружия, и закупка его продолжается. Несколько тысяч рублей передал нам в партийную кассу писатель Максим Горький. Двадцать тысяч внес фабрикант Шмит.
— Фабрикант?
— Да. Владелец мебельной фабрики на Пресне. Дружину на своей фабрике он уже вооружил. И неплохо. Теперь вот еще дал на оружие двадцать тысяч.
— Это здорово! — восхитился Зиновий. — Так надо, чтобы это оружие не залежалось.
— Не залежится, — усмехнулся Шанцер. — Уже на многих фабриках и заводах боевые дружины вооружены огнестрельным оружием. Московский комитет для руководства действиями дружин создал Боевую организацию. Дружинам поручено охранять митинги и массовки, а если потребуется, давать вооруженный отпор полицейским и казакам.