Барышня ищет работу

Я огляделась — на снегу шагах в трёх лежало тело. Я как-то сразу поняла, что бедная Анна Дмитриевна уже не дышит. А на крыльце дома, оставшегося невредимым, стояли двое маленьких детей — кажется, дошкольники, держались за руки.

— Кыш, кыш, — сказала детям наша Марфуша, видимо, следом на мной пришла, — а ну ступайте в дом, нечего зады морозить! Дома печь топится? Самовар есть? Горячим всех напоить! Алёнка, иди сюда, гони малых в дом, ставь чайник! — поймала девочку-подростка и загрузила работой.

Я же подошла ближе к Соколовскому, услышала, что говорил тот долговязый парень.

— Да придёт Михал Севостьяныч в себя, придёт! Сейчас домой его дотащим, счастье, тут недалеко, а вот недавно в Нижнеудинске было, там и дом наш был не рядом, и морозец ударил, и помочь было некому! Вот там я уж думал — всё, нам конец, и барину, и мне заодно, потому что пан Севостьян суров, и ни в жисть не простит, если я барина не сберегу!

Ага, есть, значит, какой-то пан Севостьян, где-то там. И командировка была не самая лёгкая, кажется. Тем временем героя дня протащили мимо меня, вытащили на улицу и двинулись в сторону «принцева дома».

Кстати, мне вот тут недавно рассказали, что принц был на самом деле, и нашему магу не чужой. Только хозяйка отчего-то говорила, что нынешний жилец — какой-то знакомец тех, давних, и их наследников. Не знает? Не вникала?

Я вышла на улицу, протолкалась через толпу и дошла до наших ворот, кстати, их уже прикрыли. Возле раскрытой калитки стояли Софья Людвиговна и Антония, тихо говорили о чём-то, потом Антония увидела меня и замолчала.

— Что же, Ольга Дмитриевна, посмотрели на наше здешнее развлечение? — поинтересовалась Антония.

— То ещё развлечение, — я передёрнула плечами, поёжилась.

— Уж какое есть, — ответила она.

А Софья смотрела в сторону дома Телицыных, и что-то в её глазах было, такое, нечитаемое.

— Что говорят, отчего загорелось? — вдруг спросила она.

— Говорят — Анна Дмитриевна пошла зачем-то в сарай с сеном со свечкой, — сказала я. — Её не спасли, как я поняла.

— Если тушить так, как наш сосед, то немудрено. Зато огонь никуда больше не перекинулся, — вздохнула Антония. — Вся улица могла выгореть.

— Ей сколько лет-то, Анне? — вдруг спросила Софья.

Я только пожала плечами — потому что не знаю. Софья Людвиговна и Антония перекрестились обе.

— Пойдёмте домой, что ли, Марфуша наша где?

Марфуша появилась, обещала, что сейчас подаст чаю, метнулась на кухню, что-то выдала той самой девчонке-подростку из телицынского дома, и заверила хозяйку, что сейчас, и соседям поможем, и о себе тоже не забудем.

Мы вернулись в дом, Агафья засуетилась на кухне, я пошла к себе — сбросить валенки и тулуп.

— Что это, Ольга Дмитриевна, вы и спать не ложились? — Антония заглянула в мою комнатку и увидела неразобранную постель.

— Зачиталась, — показала я припасённую книгу.

19. За успех предприятия

19. За успех предприятия

Следующее утро началось ещё раньше, чем обычно. Пожары пожарами, а жизнь идёт. Вечером дома должно было случиться что-то, для нашего дома необычное, поэтому — все вперёд. Даже от соседей позвали прислугу помогать на кухне.

Агафья с Антонией убрали комнаты и принялись доставать фарфоровую и серебряную посуду, Антония ещё руками разутюжила складки на свежей льняной скатерти. Меня определили им в помощь — но после того, как я прочитала Софье Людвиговне городские новости из газеты.

О пожаре на нашей улице тоже успели написать — что огонь побеждён благодаря своевременной помощи господина Соколовского, мага, чиновника по особым поручениям при губернаторе.

— Сосед-то наш повышение получит теперь, не иначе, — заметила хозяйка.

— И что потом? — надо ж поддержать разговор.

— Насколько я знаю, в распоряжении губернатора нет другого некроманта, или же нет другого некроманта такой силы. Поэтому как бы он не рвался отсюда, ничего у него не выйдет, — пожала она плечами.

— А он… рвётся?

— Все рвутся, — сказала она, будто и вправду о чём-то обыденном. — Здесь зарабатывают состояния, а тратить их едут в более благословенные места, — усмехнулась она. — Где хотя бы нет в декабре таких морозов.

И вправду, к утру подморозило, и по словам всех, кто к нам сегодня заглядывал, следующая ночь ожидалась на диво холодной. Я только вздохнула — что ж, дом у нас тёплый, одеты мы тоже тепло, значит — всё хорошо.

А пока — меня привлекли к подготовке посуды, большой столовый сервиз Антония уже достала из шкафа в столовой и считала, сколько предметов из него понадобится. Тарелки, блюда и соусники, белые с синей широкой каймой и тоненькой золотой полосочкой, и супница, и ещё какие-то блюда с крышками, которым я и названий-то не знала. Вытирала от возможной пыли полотенцем, и ставила на стол. Антония же достала большой футляр со столовыми приборами — не иначе, серебряными. На ткани, которой футляр был оклеен изнутри, серебрилась надпись, я попробовала прочитать — и не преуспела.

— Вы не знаете иностранных языков, Ольга Дмитриевна? — спросила Антония.

— Не сложилось, — пожала я плечами.

Дома я читала по-английски и немного знала французский, здесь же — увы.

— Не сложилось — и не сложилось, — кивнула она.

И вообще, как-то странно всё это время на меня поглядывала. Я уже хотела спросить, что со мной не так, но не отважилась.

А потом как-то очень быстро настал вечер — пока мы расставили посуду, пока переоделись — мне-то было сказано надеть выходное, не бальное платье, но то, в чём в театр выезжаю, и причесаться. Я исполнила — отчего бы не одеться? И ближе к шести часам вышла в гостиную, чтобы вместе с Софьей Людвиговной поджидать там всех, кто придёт.

Первым, как обычно, явился Егор Егорыч, раскланялся, вручил хозяйке сахарную голову — да-да, здоровенный такой кусок сахара, сказал — только сегодня ему привезли, и он сразу несёт по-соседски и как компаньон. Софья посмеялась, отдала мне и велела нести на кухню и там как Марфуша скажет.

Марфуша сказала поставить на блюдо и поднять наверх, на шкаф — чтобы не мешалась, а колоть будем уже завтра. И что хорошая голова, такую на базаре ещё пойди найди. Я же вернулась, а там уже господин Белов вручал деревянную шкатулочку с цветочными шариками внутри — в заварочном чайнике они, мол, раскроются, и отдадут свой необыкновенный вкус. Софья улыбалась, как королева, и благодарила. А я снова несла подношение к Марфуше и по её слову размещала на чайной полке в шкафу.