Башня времен. Заброска в советское детство

Две компании вышли стенка на стенку, сцена была классической. Чем-то это напоминало шахматную партию, где два воинства стоят напротив, и в составе их есть фигуры разной степени силы и весомости. Но в шахматах условия соперников изначально равны, здесь же всё было не так. Здесь ситуация походила скорее на карточную игру, где почти всё зависит от расклада, от раздачи. И карты у противника имелись разного номинала. Ухмылялся в предвкушении выигрыша лидер-Король, злобно и трусливо зыркали его шестёрки, пучили пустые свои глаза близнецы-валеты. Сурово смотрели два туза, давешний пострадавший за любовь Кирпич и его, видимо, сосед по комнате, высокий Аркаша. Тот был неплохим рукопашником, с ним Жека познакомился позже, где-то через год, когда вместе играли в институтской футбольной команде, они стали тогда почти друзьями, и нахождение его в стане врага было теперь для Жеки особенно неприятным.

Но самым убийственным в этом раскладе было наличие главной здесь карты — джокера. У Жекиной компании тоже имелся свой джокер, им был сам Жека, притаившийся в теле юнца взрослый опытный мужик. И Жека пытался переломить расклады, он сделал свой ход — но этот его ход, похоже, не сыграл, потерялся в темноте общежитских лестниц и коридоров, канул впустую.

Да, недалеко от дверного проёма вполоборота к Жекиной компании стоял уголовный человек Помидор. Свет падал на его квадратную фигуру, и это портило весь символизм картины.

Помидор, невысокий и полноватый тип лет тридцати пяти. Кроме всего прочего, он был страшен и сам по себе, чисто внешне, и вовсе он не походил на приятного артиста Леонова. Его испитое, побитое глубокими оспинами лицо производило жуткое, отталкивающее впечатление. Лицо это постоянно светилось неестественным, нездоровым румянцем, отсюда была и кличка.

Человек-томат заложил руки за спину и прошёлся вдоль ряда Жекиных товарищей. Он не произнёс ни слова, не издал ни звука. Это было и не нужно, мутная безраздельная пустота в его глазах всё сказала без слов. Явив таким образом себя, уголовный человек встроился в тёмный угол и стал взирать на происходящее уже оттуда. Жека со стыдом почувствовал, как от вида этого угрюмого чудища по затылку пробежали мурашки и заныл какой-то испуганный орган внизу живота. Каково же тогда его молодым товарищам? — подумалось ему. Хотя — может, как раз жизненная неопытность и юношеский максимализм, бесшабашность, как это иногда случается, и могли сослужить некоторую службу. Но, судя по всему, здесь был не тот случай.

Итак, сейчас начнётся. Из шеренги напротив персонально на него, Жеку, пялился поросячьими злобными глазками Барбос, рядом с ним свирепо кривил пиратскую харю Кирпич. Что ж, подумал Жека, собирая остатки духа, буквально соскребая их, как соскребают ложкой со стенок опустевшей банки последнюю сгущёнку. Теперь только драться. Если удастся им, несмотря ни на что, вломить сейчас давним своим врагам — и не просто так, а мощно, сокрушительно… Тогда всё и перевернётся, а того дрянного, что случилось в старые времена, не случится. А если помидорный человек полезет всё-таки вставлять свои пять копеек, Жека с высоты некоторого своего знания кое о чём ему расскажет.

Да, сейчас надо драться — и побеждать! Хотя надежды на удачный исход было, конечно, ну совсем не много. Эх, ладно. Главное — чтобы на первых же секундах не вырубили.

Жека сгруппировался, оскалился и почти уже заорал: «Вперёд!»… Но не успел.

Потому что случилось то, чего мало кто ожидал. На лестнице неясно затопотало, и через секунду в дверной проём ввалился запыханный Гоша. Его шальной взгляд бессмысленно мазнул по собравшимся, по своим и чужим, по Жеке.

— Менты, менты, все атас! — прокричал Гоша, притормозив у входа лишь на мгновение. И понёсся дальше. Пролетел, лавируя между стоящими в вестибюле противниками, с трудом вписался в поворот и зашлёпал по коридору в направлении своей комнаты.

А внизу, на лестнице, уже вовсю грохотали по ступеням громкие неотвратимые подошвы.

Глава 23

При вести о ментах в вестибюле тут же замельтешило. Все стали разбегаться, как тараканы. За считанные секунды площадка опустела, и на поле несостоявшейся битвы почти никого не осталось.

Да, в проходном пространстве вестибюля остались только двое. Остался там Жека и ещё одна фигура, плотная и квадратная. То был человек-помидор. То был уголовный человек Помидор, и Жека к нему подошёл. Тот топтался на месте, оставленный юными своими друзьями — видимо, нестись вприпрыжку вместе с молодняком он посчитал для себя и своего статуса не то чтобы несолидным, а просто невозможным. Однако же, при всей отмороженности и нарочитом спокойствии, по виду его было понятно, что встречаться с людьми в милицейских фуражках в его планы вовсе не входит. «Иди за мной, если хочешь жить!» — подмывало брякнуть Жеку, но он сдержался. Вместо этого проговорил, взглянув в побитое оспинами жутковатое лицо:

— Пойдёмте, я вас отсюда выведу.

Уголовный человек Помидор едва заметно нахмурился. В мутных его глазах промелькнула работа мысли. Жека не стал ждать, развернулся и быстрым шагом направился к дальнему выходу. На середине вестибюля он услышал шарканье подошв, помидорный человек решил-таки последовать за ним.

Запасной лестничный спуск, куда повёл Жека своего молчаливого спутника, был заброшен, им не пользовались. Спроектировали его, видимо, в расчёте на постройку дополнительного институтского корпуса на пустыре позади общежития, но корпус тот так и остался в виде заложенного в конце восьмидесятых фундамента, что порос теперь неопрятным густым кустарником и служил обиталищем для стаи бездомных собак. А на площадках оказавшейся ненужной общежитской лестницы громоздились старые шкафы, разобранные кровати, мешки с чем-то окаменевшим внутри и прочая подобная красота. Пробраться, однако, там было вполне можно.

Когда Жека с Помидором начали свой осторожный спуск в дышащей пылью темноте, топот спасающихся от неожиданной облавы ног и стук дверей уже затихли, все попрятались по комнатам. Милиционеров тоже слышно не было. Стараясь двигаться бесшумно, не выпачкаться и тем более не дай бог что-нибудь не завалить, ночные путники постепенно добрались до второго этажа. Там Жека осторожно выглянул в вестибюль. Можно было спуститься и на первый этаж и пройти к выходу — бабуля-вахтёр поругалась бы, поворчала, но выпустила их, но существовал путь получше.

Неслышно ступая, они проследовали длинным коридором, открыли балконную дверь и вышли на присыпанную снегом лоджию. Вдохнув морозного воздуха, Жека перебрался через перила, примерился и спрыгнул в сугроб. Помидор в сомнении посмотрел с балкона вниз, и Жека махнул ему рукой:

— Не надо.

Потом сунулся под нависающие плиты балкона первого этажа, нащупал и вытащил из темноты деревянную приставную лестницу. Полезное это приспособление в своё время неизвестные общажные обитатели обнаружили как раз там, где Жека со своим попутчиком только что пробирались. Лестницу догадались втихую перетащить сюда, где она была нужнее. А до этого, рассказывали старшекурсники, тоже лазили здесь туда-сюда, только пользовались вместо лестницы отломанным откуда-то длинным железным перилом.

Жека приставил лестницу к балкону, придержал, и Помидор неловко, медленно и неуверенно нашаривая подошвами перекладины, спустился. Снег глухо хрустнул под его ботинками.

Уголовный жутковатый человек выпустил изо рта облачко пара и бросил на Жеку короткий взгляд. Он не протянул руки, какое там. Он даже не кивнул. Он не кивнул, не протянул руки и ничего не сказал, но сам этот его короткий взгляд, а ещё чуть-чуть шевельнувшаяся щека — как будто он попытался улыбнуться, но у него не вышло, — на самом деле обозначали многое. В числе прочего обозначали они то, что в мелкие Жекины общежитские дела человек с круглым и томатным прозвищем отныне вмешиваться не будет.

Помидор развернулся и побрёл, разбрасывая ботинками снег, туда, где ветер гнал вдоль дороги густые снежные хлопья и вдалеке горел недобитый фонарь. Скоро квадратная фигура скрылась за углом.

Глядя в спину этому жутенькому, похожему на филина из мультфильма про ёжика в тумане персонажа, Жека испытал двойственные чувства. С одной стороны, хоть вот так услужливо помогать этому отталкивающему типу, едва ли не шестерить тут, было не очень приятно, теперь руки в отношении Короля у Жеки были развязаны. А главное — в будущее здешнего молодого и бестолкового Жеки никакая, даже косвенная, вражда с уголовным авторитетом, этим молчаливым абсолютным злом, не протянется. Так что польза от сделанного была несомненна.