Базар житейской суеты. Часть 4

Кончивъ эту исторію, она стала на колни, и схвативъ руку сэра Щтта, начала цаловать ее страстно, заливаясь при этомъ горькими слезами.

Въ этомъ положеніи застала ихъ леди Дженни. Когда, по возвращеніи изъ церкви, сказали ей, что мистриссъ Кроли въ кабинет, она опрометью бросилась въ комнату баронета.

— Меня очень удивляетъ, что эта женщина осмлилась перешагнуть черезъ порогъ этой комнаты, сказала леди Дженни, трепещущая и блдная, какъ полотно.

Должно замтить, что; немедленно посл завтрака, миледи отправила на Курцонскую улицу свою горничную, хорошо знакомую съ семействомъ мистера Реггльса. Развдавъ всю подноготную, горничная представила своей барын подробнйшее донесеніе о роковомъ событіи, со включеніемъ другихъ фантастическихъ добродтелей, изобртенныхъ лакейскими головами.

— Желаю знать, продолжала раздраженная миледи, какъ сметъ эта женщина входить въ домъ… честнаго семейства?

Сэръ Питтъ отступилъ на нсколько шаговъ, изумленный энергическою выходкой своей супруги, онъ никогда не подозрвалъ въ ней такой энергіи, Ребекка продолжна стоять на колняхъ въ своей поэтической поз.

— Скажите ей, что она не знаетъ всхъ обстоятельствъ. Уврьте ее, что я невинна, всхлипывала мистриссъ Кроли.

— Послушай, мой ангелъ, мн кажется, что ты несправедливо обвимяешь мистриссъ Кроли, началъ сэръ Питтъ, причемъ Ребекка почувствовала значительное облегченіе. Я увренъ съ своей стороны, что она…

— Что она? закричала леди Дженни звучнымъ, произительнымъ, рзкимъ голосомъ, причемъ сердце ея забило сильнйшую тревогу, — что она, спраншваю васъ? Преступная жеищина, безсердечная мать, фальшивая жена? Она никогда не любила своего малютку, и бдняжка не разъ мн жаловался на ея жестокое обхожденіе съ нимъ. Стыдъ и бдствіе приноситъ она во всякое семейство, разстроиваетъ и ослабляетъ, вс даже самыя священныя отношенія и связи. Нтъ ничего вскренняго въ этой женщин; все въ ней лесть, хвастовство, обманъ. Она обманывала своего мужа, какъ обманывала всхъ; душа ея запачкана тщеславіемъ, любостяжаніемъ, всякими пороками. Я вся дрожу, когда дотрогиваюсь до нея. Я боюсь показывать дтей на ея глаза. Я…

— Леди Дженни! перебилъ сэръ Питтъ. Этотъ языкъ вашъ…

— Я была всегда для васъ врною женою, сэръ Питтъ, продолжала неустрашимая леди Дженни, я свято сохраняла супружескій обтъ, произнесенный передъ Богомъ, и повиновалась вамъ, какъ преданная, послушная жена. Но есть предлы всему, сэръ Питтъ, и я объявляю, что если эта женщина еще разъ осмлится показаться на ваши глаза, я и мои дти въ туже минуту оставимъ вашъ домъ. Она недостойна быть въ обществ честныхъ людей. Вы… вы должны, сэръ, выбирать между ней и мною.

Съ этими словами, леди Дженни, изумленная своею собственною смлостью, выпорхнула изъ кабинета, озадачивъ въ высшей степени и Ребекку, и баронета. Впрочемъ мистриссъ Кроли скоро опомнилась отъ изумленія, и даже почувствовала нкоторую усладу въ своемъ сердц.

— Это все надлала брильянтовая браслетка, которую вы мн подарили, сказала она сэру Питту, опуская его руку.

Баронетъ общался ходатайствовать за нее передъ братомъ, и употребить все свое содйствіе къ примиренію супруговъ. Затмъ они простились, и леди Дженни имла удовольствіе видть изъ окна, какъ эта женщина оставила ея домъ.

* * *

Въ общей зал Родонъ нашелъ нсколько молодыхъ офицеровъ, сидвшихъ за столомъ. Онъ безъ труда согласился принять участіе въ ихъ трапез, и кушалъ, съ удовлетворительнымъ аппетитомъ, наперченныхъ цыплятъ, приготовленныхъ къ этому завтраку. Содовая вода употреблялась на этотъ разъ вмсто водки. Молодые люди разсуждали о современныхъ событіяхъ, распространяясь преимущественно о мамзель Аріан, французской танцовщиц, оставленной своимъ покровителемъ, и уже отыскавшей новаго обожателя въ особ Пантера Kappa. Кулачный бой, происходившій между Петомъ и Ботчеромъ, также входилъ въ составъ этой интересной бесды. Мистеръ Тандиманъ, юноша лтъ семнадцати, старавшійся закрутить усы, которые покамстъ у него еще не выросли; былъ свидтелемъ этой знаменитой схватки, и разсуждалъ о ней тономъ знатока. Онъ самъ привезъ Ботчера на мсто сцены, и провелъ въ его обществ весь предшествующій вечеръ. Ботчеръ непремнно бы остался побдителемъ, если бы тутъ не было фальши. Тандиманъ проигралъ закладъ, но платить не хотлъ. Пусть они бснуются тамъ, сколько хотятъ, а ужь онъ не заплатитъ.

Интересная бесда была во всемъ разгар, когда наконецъ пришелъ и мистеръ Макмурдо. Съ прибытіемъ его вновь были пересмотрны и обсужены вс подробности относительно танцовщицъ и боксеровъ. Макмурдо, несмотря на свои сдые волосы, любилъ преимущественно компанію молодыхъ людей, и самъ разсказывалъ въ ихъ дух многіе чрезвычайно замысловатые анекдоты, возбуждавшіе единодушный восторгъ. Нельзя впрочемъ сказать, чтобъ почтенный капитанъ былъ вполн человкъ свтскій и угодникъ дамскій; молодые люди охотно приглашали его на свои обды, но они не считали нужнымъ знакомить его съ своими сестрами и матерями. Образъ жизни мистера Макмурдо былъ далеко не блистателенъ съ джентльменской точки зрнія, но онъ вполн былъ доволенъ своей судьбой, и пріобрлъ всеобщее расположеніе за свою простоту и добросердечную откровенность.

Покамстъ капитанъ Макмурдо завтракалъ, другіе джентльмены, уже вышедшіе изъ-за стола, предавались различнымъ увеселеніямъ и забавамъ. Молодой лордъ Варинасъ вооружился огромной пенковой трубкой, а капитанъ Югсъ закурилъ гаванскую сигару. Мистеръ Тандиманъ, юноша сорви-голова, молодцоватый на вс штуки, предложилъ капитану Десису поиграть въ орлянку, и бросалъ къ потолку шиллингъ за шиллингомъ, попутно толкая бульдога, вертвшагося у его ногъ. Само-собою разумется, что капитанъ Макмурдо и Родонъ Кроли ничмъ ие обнаружили своихъ тайныхъ мыслей. Совсмъ напротивъ: они принимали живйшее участіе въ разговор, и отнюдь не думали разстроивать всеобщаго веселья. Пированье, попойка, смхъ и залихватская болтовня (ribaldry) идутъ рука объ руку на всхъ балаганныхъ подмосткахъ житейскаго базара.

Посл завтрака, полковникъ и капитанъ вышли изъ казармъ, повидимому, въ самомъ веселомъ расположеніи духа. Народъ толпами выходилъ изъ церквей, когда они вступили на Сент-Джемскую улицу и вошли въ свои клубъ.

Привычные постители клуба, засдающіе обыкновенно подл его оконъ, еще не явились къ своимъ постамъ, и газетная комната была почти пуста. Вертлся тамъ одинъ джентльменъ, незнакомый Родону, да еще другой, съ которымъ полковникъ не имлъ особеннаго желанія встрчаться вслдствіе карточнаго должишки. Третій джентльменъ, казалось, пристально читалъ «Роялиста», заменитую въ ту пору воскресную газету. Этотъ взглянулъ на Кроли съ видимымъ участіемъ, и сказалъ:

— Поздравляю тебя, Кроли.

— Съ чмъ? спросилъ полковникъ.

— Ну да, объ этомъ слово въ слово публикуютъ и «Роялистъ» и «Наблюдатель» (Observer), сказалъ Смитъ.

— О чемъ публикуютъ? вскричалъ взволнованный Родонъ.

Ему показалось, что дло его съ лордомъ Стейномъ уже предано тисненію во всеобщую извстность. Смитъ любовался замшательствомъ полковника, когда онъ взялъ газету дрожащими руками, и началъ читать.

Мистеръ Смитъ и мистеръ Браунъ (джентльменъ, которому полковникъ былъ долженъ за вистъ) уже разговаривали о полковник еще до его прихода.

— Вдь вотъ, подумаешь, на ловца и зврь бжитъ, замтилъ Смитъ, — у Кроли, я полагаю, нтъ и шиллинга за душой.

— Теперь будетъ и на его улиц праздникъ, сказалъ мистеръ Браунъ. Повяль попутный втерокъ, который авось пахнетъ и на насъ. Надюсь, теперь онъ расквитается со мной.

— А разв онъ теб долженъ?

— Какъ же? Кром карточнаго долга, онъ еще не заплатилъ мн за пони.

— Какъ велико жалованье? спросилъ Смитъ.

— Дв или три тысячи фунтовъ, отвчалъ Браунъ. Только климатъ, говорятъ, адскій, и почти никто его не выноситъ. Ливерсиджъ умеръ черезъ полтора года, а предшественникъ его не прожилъ тамъ и шести недль.