Базар житейской суеты. Часть 4

Мы забыли упоминуть, что майоръ Доббинъ прибылъ на бордъ Рамчондера совсмъ больной, и силы его нисколько не поправились впродолженіе трехъ дней, когда корабль стоялъ въ мадрасскомъ рейд. Свиданіе его съ мистеромъ Седли, повидимому, не производило особенно благодтельнаго вліянія на его организмъ до той поры, пока не произошелъ между ними разговоръ, довольно замчательный въ психологическомъ смысл. Это случилось въ одно прекрасное утро, когда Вилльямъ, терзаемый тлесными недугами, лежалъ и тосковалъ на фордек.

— Умирать, такъ умирать, сказалъ онъ, нечего тутъ длать. Въ завщаніи, которое я оставляю, крестникъ мой не забытъ. Надюсь, мистриссъ Осборнъ вспомнитъ обо мн безъ огорченія, и я желаю душевно, чтобы она была счастлива въ своемъ новомъ брак.

— Это что за новости? возразилъ Джой. Въ какомъ это новомъ брак?

— Какъ? Неужели ты не слыхалъ, что мистриссъ Осборнъ выходитъ замужъ?

— Не слыхалъ, отвчалъ Джой. Совсмъ напротивъ: Амедія въ письм къ мн намекаетъ, что майоръ Доббинъ намренъ вступить въ бракъ, и желаетъ также, чтобы ты былъ счастливъ съ своей женой. Это однакожь, очень странно, ты и она помшались на одной мысли.

— А когда ты получилъ отъ нея это письмо? съ живостію спросилъ майоръ Доббинъ.

Джой не помнилъ хорошенько, но по сдланной справк оказалосъ, что Амелія писала къ брату мсяца два спустя посл извстій, полученныхъ майоромъ.

Черезъ нсколько времени корабельный врачъ поздравлялъ себя съ блистательнымъ успхомъ, съ какимъ удалось ему вылечить этого паціента, переданнаго ему мадрасскимъ докторомъ почти въ безнадежномъ состояніи; майоръ Доббинъ быстро началъ поправляться съ той самой минуты, какъ на корабл предписали ему новую микстуру. Вотъ почему заслуженный воинъ, кептенъ Киркъ, потерялъ надежду на производство въ майорскій чинъ.

Когда «Рамчондеръ» оставилъ гавань Св. Елены, веселость и живость Доббина обнаружились мало-по-малу въ такихъ обширнйшихъ размрахъ, что онъ изумилъ и озадачилъ всхъ пассажировъ ворабля. Онъ подшучивалъ надъ мичманами, игралъ въ дубинку (single stieck) съ капитанскими помощниками, и однажды вечеркомъ, когда вся компанія, посл ужина, потягивала грогъ, мистеръ Доббинъ затянулъ, для общей потхи, самую веселую, комическую псню. Его живость, предупредительность, остроуміе и любезность были такого рода, что самъ капитанъ Браггъ, не видвшій сначала никакого прока въ этомъ пассажир, принужденъ былъ сознаться, что майоръ — образованнйшій джентльменъ, достойный уваженія во многихъ отношеніяхъ.

— Никакъ нельзя сказать, что манеры его вполн изящны, замтилъ капитанъ Браггъ своему старшему подшкиперу, — его натурально не могутъ принимать въ губернаторскомъ дом, гд мы такъ часто веселились… да, веселились. Лордъ Вилльямъ и его супруга были такъ добры, что обходились съ мой, могу сказать, безъ всякой церемоніи, однажды даже я былъ приглашенъ къ нимъ на обдъ въ присутствіи самого главнокомандующаго… Ну, да, манеры Доббина вовсе не изящны, но при всемъ томъ — понимаете?

Какъ не понимать? Подшкиперъ выразилъ свое убждепіе, что капитанъ Браггъ, постигая вполн корабельное искусство, умлъ въ тоже время различать людей.

Но когда дней за десять пути отъ береговъ Британіи, корабль заштиллъ и остановился неподвижно на одномъ мст, майоръ Доббинъ совершенно повсилъ носъ, и обнаружилъ такіе признаки нетерпливаго и даже отчасти сварливаго характера, что изумленные пассажиры никакъ не могли угадать въ немъ прежняго весельчака. Онъ пересталъ хандрить не прежде, какъ снова подулъ попутный втерокъ, и радость его достигла до неизрченнаго восторга, когда штурманъ опять взялся за руль. Великій Боже! Какую сильную тревогу забило его сердце, когда наконецъ, посл продолжительнаго плаванія, передъ глазами путешественниковъ открылись шпицы соутамптонскаго адмиралтейства!

ГЛАВА LVII Другъ нашъ майоръ

Другъ нашъ майоръ пріобрлъ на корабл такую популярность, что, когда онъ и мистеръ Седли, по прибытіи въ соутамптонскую гавань, спустились на береговую шлюпку, весь корабельный экипажъ, офицеры и матросы, со включеніемъ самого капитана Брагга, огласили воздухъ троекратнымъ «ура» въ честь майора Доббина, который на этотъ разъ раскраснлся какъ стыдливая двушка, и, потупивъ глаза, раскланивался передъ своими пріятелями направо и налво. Мистеръ Джой, принимавшій эти комплименты на свои счетъ, величественно снялъ фуражку съ золотой кокардой, и еще величественне принялся размахивать ею по воздуху, прощаясь окончательно съ корабельными друзьями. Когда шлюпка причалила къ берегу, путешественники, отправились въ гостинницу Джорджа.

Великолпные ростбифы британскаго приготовленія и серебряныя кружечки съ національнымъ портеромъ и пивомъ, выставляемыя на показъ при вход въ общую залу гостинницы Джорджа, производятъ обыкновенно такое могущественное вліяніе на глаза путешественника, пробывшаго нсколько лтъ сряду за границей, что онъ невольно обнаруживаетъ желаніе прогоститъ здсь дня три, четыре, принимая въ соображеніе и то весьма уважительное обстоятельство, что ему необходимо отдохнуть и собраться съ силами посл продолжительной корабельной качки. Но мистеръ Доббинъ былъ джентльменъ выше всякаго соблазна, представляемаго національнымъ комфортомъ. Едва только нога его переступила за порогъ общей залы, какъ онъ началъ поговаривать о постшез, и не успвъ взглянуть на Соутамптонъ, изъявилъ непремнное желаніе продолжать свой путь въ Лондонъ безъ всякой отстрочки, и безъ малйшаго промедленія. Къ несчастью, однакожь, встртились непредвиднныя затрудненія со стороны Джоя. Этотъ джентльменъ, привыкшій дйствовать систематически и методически не хотлъ и сльшать о продолженіи путешествія въ тотъ же вечеръ. И какъ это можно? Неужели онъ, для какой-нибудь скаредной сидйки въ почтовой карет, откажется отъ удовольствія понжиться эту ночь на мягкихъ пуховикахъ, готовыхъ здсь, въ прекраснйшемъ, уютномъ нумер, замнить для него эту гадкую морскую койку, гд тучное его тло бултыхалось столько дней и ночей впродолженіе утомительнаго и скучнаго перезда? Нтъ, мистеръ Джой не тронется съ мста, пока не будетъ доставленъ съ корабля весь его багажъ, и не сядетъ въ карету безъ своего Chillum. Такимъ образомъ майоръ принужденъ былъ переждать эту ночь. Онъ отправил къ родственникамъ въ Лондонъ письмо съ извстіемъ о своемъ прізд, и убдилъ Джоя сдлать то же самое въ отношеніи къ своей семь. Джой общалъ, но не сдержалъ общанія. Кептенъ Браггъ, корабельный врачъ, да еще два, три пассажира пришли въ гостинницу Джорджа пообдать съ нашими друзьями. Поздка въ Лондонъ отложена до слдующаго дня. Джой обнаружилъ всю сановитость и великолпіе Индійскаго набоба, когда заказывалъ пышный обдъ, и содержатель гостинипцы разсказывалъ посл, что ему весело было смотрть, когда мистеръ Седли принялся пить первую кружку шотландскаго пива. Будь у меня досугъ и охота къ поэтическимъ отступленіямъ, я бы готовъ былъ, для наслажденія читателей, написать цлую главу объ удовольствіи кушать первую кружку портера или пива на британской почв. О, если бы вы знали, какъ это вкусно! Стоитъ, по моему мннію, отлучиться изъ отечества на цлый годъ единственно для того, чтобы, по возвращеніи, насладиться этимъ напиткомъ.

На другой день поутру майоръ Доббинъ, по заведенному порядку, обрился, умылся и одлся. Было очень рано, и никто еще не просыпался въ цломъ дом, кром неутомимаго половаго, который, повидимому, не спитъ никогда. Проходя по корридору, отъ одного нумера до другаго, майоръ явственно могъ слышать храпніе и позвоту трактирныхъ жильцовъ. Затмъ онъ видлъ, какъ безсонный половой, переходя изъ одной двери въ другую, подбиралъ у пороговъ сапоги разныхъ цнностей и наименованій, блюхеровскіе съ высокими каблуками, Веллингтоновскіе съ кисточками, оксфордскіе ботфорты, и такъ дале. Затмъ проспулся туземецъ Джоя, и началъ приводить въ порядокъ разнообразныя туалетныя статьи своего господина, и приготовлять его гукахъ. Затмъ поднялись на ноги трактирныя служанки, и встртившись съ туземцемъ въ корридорв, испустили пронзительный визгъ, вообразивъ, что передъ ними стоитъ самъ чортъ. Онъ и Доббинъ споткнулись на ихъ ведра, когда он готовились мыть полъ. Когда, наконецъ, появился первый нестриженый слуга, и началъ отпирать ворота гостинницы Джорджа, майоръ подумалъ, что время отъзда наступило, и приказалъ подавать постшезъ.

Затмъ онъ направилъ свои шаги въ комнату мистера Седли, и открылъ богатые занавсы большой семейной постели; гд храплъ индійскій набобъ.

— Что это ты заспался, любезный? сказалъ майоръ, расталкивая своего друга. Вставай, Седли, вставай! пора хать. Черезъ полчаса подадутъ постшезъ.

Джой повернулся на другой бокъ, и пожелалъ освдомиться изъ-подъ пуховаго одяла, который бы теперь былъ часъ, но когда заикающійся Доббинъ, въ жизнь неприбгавшій къ обманамъ и уверткамъ, какъ бы впрочемъ это ни могло быть выгодно для его цлей, удовлетворилъ желаніе своего пріятеля относительно ранней утренней поры, Джой разразился такимъ залпомъ энергическихъ словъ и выраженій, которыя мы никакъ не осмливаемся внести въ эту назидательную исторію, назначенную собственно для читателей съ джентльменскимъ вкусомъ. Можно, впрочемъ, объявить по секрету, что индійскій набобъ отправилъ нашего друга къ чорту, и сказалъ положительно, наотрзъ, что онъ не намренъ продолжать путешествія съ такимъ безсовстнымъ джентльменомъ, который не стыдится, безъ всякаго основательнаго довода, безпокоить своего товарища въ ранній утренній часъ, когда сонъ особенно сладокъ и пріятенъ. Такое обнаруженіе воли со стороны индійскаго набоба отстраняло всякую возможность возраженій. Озадаченный майоръ, скрпя сердце, принужденъ былъ удалиться, оставивъ своего товарища продолжать прерванный сонъ.

Между-тмъ подали постшезъ, и майоръ не хотлъ медлить ни минуты.

Будь мистеръ Доббинъ англійскимъ нобльменомъ, разъзжающимъ для собственнаго удовольствія, или британскимъ курьеромъ, скачущимъ съ правительственными депешами, путешествіе его не могло бы совершаться и тогда съ большей быстротою. Щедрою рукою бросалъ онъ на водку каждую станцію, и приводилъ въ изумленіе своихъ ямщиковъ. Какъ пріятно смотрть на цвтущія зеленыя поля, когда постшезъ быстро катится по гладкой дорог отъ одного мильнаго столба до другаго! Вы прозжаете черезъ маленькіе провинціальные города, чистые и опрятные, гд содержатели гостинницъ выходятъ къ вамъ навстрчу съ низкими поклонами и привтливой улыбкой; летите по открытому полю мимо придорожныхъ трактировъ, гд ямщикъ выводитъ на водопой своихъ усталыхъ коней, или отдыхаетъ самъ подъ тпію развспетыхъ деревъ; мимо древнихъ замковъ, парковъ, дворцовъ, мимо деревенскихъ хижинъ сгруппированныхъ вокругъ старинныхъ церквей. Что можетъ быть живописне этихъ чудныхъ ландшафтовъ, разбросанныхъ почти всюду по нашимъ англійскимъ дорогамъ? Путешественникъ, воротившійся на родину, любуется по невол всми этими видами и роскошнымй картинами сельской природы, но все это — увы! — не производило ни малйшаго впечатлнія на безчувственнаго майора Доббина, когда онъ прозжалъ изъ Соутамптона въ Лондонъ. Вниманіе его было только обращено на мильные столбы, и больше ничего онъ не видлъ. Ему, извольте видть, нужно было поскоре увидться съ своими родителями въ Кемберъ-Уэлл. Но вотъ и Лондонъ. Прохавъ Пиккадилли, мистеръ Доббинъ приказалъ ямщику повернуть къ военнымъ казармамъ, въ гостинницу Пестраго Быка, гд живалъ онъ встарину. Много утекло воды съ той поры, какъ оставилъ онъ это убжище въ послдній разъ. Онъ и Джорджъ Осборнъ, тогда еще молодые люди, длили здсь и радость, и горе, пировали и веселились. Время быстро измнилось. Майоръ Доббинъ попалъ въ разрядъ пожилыхъ джентльменовъ. Его волосы посдли, и многія чувства, волновавшія тогда его душу, совсмъ загасли. Но у воротъ гостинницы, теперь какъ и тогда, стоялъ тотъ же самый старый слуга въ поношенномъ черномъ фрак, съ раздвоеннымъ подбородкомъ и отдутливымъ лицомъ. Т же огромныя печати болтаются на его бронзовой часовой цпочк, и попрежнему бренчатъ мелкія деньги въ его карманахъ. Онъ встрчаетъ майора съ обычными привтствіями, какъ будто мистеръ Доббинъ оставилъ это мсто не дальше, какъ на прошлой недл.