Базар житейской суеты. Часть 4

Домъ на Россель-Сквер опустлъ. мистриссъ Осборнъ, посл приличнаго совщанія съ майоромъ, тоже уклонилась отъ чести переселиться въ это мрачное жилище. Мёбель и вс вещи были вывезены куда слдуетъ. Страшные канделябры и печальныя зеркала огромнйшихъ размровъ были упакованы и спрятаны, богатйшія украшенія гостиной заверчены соломой, ковры свернуты и перевязаны, небольшая библіотека изъ отборныхъ классиковъ въ богатйшихъ переплетахъ умстилась въ двухъ ящикахъ изъ-подъ вина — и вс эти сокровдща укатились въ кладовую, гд суждено было лежать имъ до совершеннолтія Джорджа. Большіе тяжелыя сундуки съ фамильнымъ серебромъ поступпли къ господамъ Стомпи и Роди, въ погреба этихъ банкировъ, обязавшихся до урочнаго времени хранить наслдственное сокровище мистера Джорджа.

Однажды Эмми и сынъ ея, одтые въ глубокій трауръ, собрались навстить опустлый Россель-Скверскій домъ, куда нога вдовы не переступала съ той поры, какъ она была двицей. Передъ фасадомъ дома еще виднлись остатки соломы. Мать и сынъ вошли въ большія печальныя комнаты, гд на стнахъ весьма ясно обозначались мста снятыхъ картинъ и зеркалъ. Затмъ, по каменнымъ ступенямъ, они пошли наверхъ, и заглянули въ траурную спальню, туда, гд «умеръ ддушка», шепнулъ мальчикъ своей спутниц. Поднявшись еще выше однимъ этажемъ, они вступили въ собственную комнату Джорджа. Мальчикъ крпко держался за руку своей матери, но она думала въ эту минуту о другомъ предмет. Эмми помнила и знала, что эта комната принадлежала также отцу ея сына.

Она подошла къ тому самому открытому окну, на которое еще такъ недавно смотрла съ замираніемъ сердца, когда впервые разлучили ее съ сыномъ. Отсюда, черезъ деревья сквера, открывался видъ и на тотъ старый домикъ, гд родилась сама мистриссъ Эмми, и гд провела счастливые дни своей первой молодости. Все возобновилось въ ея воображеніи: она видла веселыя, счастливыя, добродушныя, улыбающіяся лица, и живо припомнила, какъ свои дтскія радости, такъ и продолжительныя печали, доставшіяся ей въ удлъ посл замужества. Затмъ мысль ея перенеслась на этого удивительнаго человка, который былъ постояннымъ ея покровителемъ, хранителемъ, единственнымъ ея благодтелемъ, ея нжнымъ и великодушнымъ другомъ.

— Посмотри-ка, мамаша, сказалъ Джорджъ, вотъ здсь на стекл вырзаны буквы: «Д. О.» Этого я не замчалъ прежде, право не замчалъ.

— Въ этой комнат жилъ отецъ твой еще задолго до твоего рожденія, Джорджъ, отвчала мать, цалуя своего сына.

Она молчала во всю дорогу на возвратномъ пути въ Ричмондъ, гд была временная ея квартира. Сюда прізжали къ мистриссъ Эмми улыбающіеся нотаріусы и адвокаты, и здсь же была особенная комната для майора Доббина; занятый многосложными хлопотами по опек, онъ часто долженъ былъ прізжать къ мистриссъ Эмми.

Джорджинька взялъ этимъ временемъ безсрочный отпускъ изъ учебнаго заведенія достопочтеннаго мистера Виля. Этому джентльмену поручили сочинить надпись для мраморной доски, приготовленной для новаго монумента въ честь капитана Джорджа Осборна.

* * *

Мистриссъ Буллокъ имла самыя основательныя причины ненавидть своего выскочку-племянника, лишившаго ее цлой половины ожидаемаго наслдства. Это, однакожь, не помшало ей помириться съ матерью счастливаго наслдника и питать дружелюбныя чувства въ отношеніи къ самому мастеру Джорджу. Семейство ея жило въ Рогамптон, и это мстечко отстоитъ на ближайшее разстояніе отъ Ричмонда. Въ одинъ прекрасный дснь, великолпная карета съ золотыми гербами господъ Буллокъ, Гулькеръ и Компаніи, подкатила къ Ричмондской резиденціи мистриссъ Осборнъ. Въ карет сидла мистриссъ Буллокъ со всми своими дтиьми, слабыми, рыхлыми и удивительно невзрачными. Вся эта ватага хлынула въ садъ черезъ калитку въ то самое время, когда мистриссъ Эмми читала книгу, Джой наслаждался въ бесдк клубникой и кларетомъ, а майоръ Доббинъ, въ Индійской куртк, училъ Джорджиньку играть въ чехарду, подставляя ему свою собственную спину для гимнастическихъ упражненій, сопряженныхъ съ этой забавой. Сдлавъ мастерской прыжокъ черезъ голову учителя, мастеръ Джорджъ чуть не наткнулся на Буллоковъ, украшенныхъ огромными черными бантами на шляпахъ, и перепоясанныхъ черными шарфами гигантскаго размра. За ними плавно выступала ихъ траурная мамаша.

«А вдь онъ какъ разъ, по своимъ лтамъ, прійдется для Розы», подумала чадолюбивая родительница, бросивъ нжный взглядъ на милое свое дтище, мозглявую двчонку лтъ семи.

— Подойди сюда, Роза, поцалуй своего кузена, сказала мистриссъ Буллокъ, Гулькеръ и Компанія. Разв ты не узнаешь меня, Джорджъ? Я твоя тётка.

— Я знаю васъ очень хорошо, замтилъ мастеръ Джорджъ, но извините, тётушка Буллокъ, я терпть не могу цаловаться.

И онъ отскочилъ назадъ отъ маленькой миссъ Розы, приготовившейся подставить для поцалуя свои золотушныя губки.

— Ахъ, ты, шалунъ!.. Веди меня къ своей матери, Джорджъ, сказала мистриссъ Буллокъ.

И дв прекрасныя леди встртились между собою посл разлуки, продолжавшейся боле пятнадцати лтъ. Въ годину нищсты и бдствій, сопровождавшихъ мистриссъ Эмми, золовка ни разу не собралась навстить ее на Аделаидиныхъ виллахъ, но теперь, съ перемною обстоятельстзъ, мистриссъ Буллокъ, какъ добрая родственница, сочла своей обязанностью возобновить знакомство.

Ея примру послдовали многія, боле или мене знаменитыя особы. Старинная наша пріятельница, миссъ Шварцъ, сопровождаемая своимъ супругомъ и лакеями въ желтыхъ ливреяхъ, съ громомъ подкатила къ подъзду ричмондскаго дома, и съ неистовою нжностію бросилась въ объятія мистриссъ Эмми. Шварцъ всегда любила свою пансіонскую подругу, даже обожала ее въ нкоторомъ смысл, но… но — que voulez vous? Эти большіе города удивительно какъ неудобны для изліянія сердечныхъ ощущеній. Въ какомъ-нибудь, примромъ сказать, Лондон, можно прожить цлый вкъ и не видть самого искренняго друга, особенно, если этотъ другъ повихнулся какъ-нибудь на балаганныхъ подмосткахъ житейскаго базара. Старая, старая псня!

Конецъ-концовъ: прежде чмъ окончился узаконенный періодъ скорби посл кончнны мистера Осборна, Эмми вдругъ очутилась въ центр самого отборнаго джентльменскаго круга, гд вс, повидимому, были веселы, счастливы и довольны. У каждой леди неизбжно считался родственникомъ по крайней мр одинъ лордъ или пэръ, хотя бы супругъ ея промышлялъ саломъ или ветчиною въ Сити. Нкоторыя дамы владли неизмримой ученостію, читали мистриссъ Сомервиль, и присутствовали на ученыхъ засданіяхъ Академіи Наукъ, другія, не имя особенныхъ литературныхъ талантовъ, промышляли преимущественно по кувыркательной части, и засдали между многими достопочтенными мужами. Эмми, должно признаться, совершенно сбилась съ толка среди этихъ корифеевъ прекраснаго пола. Визиты и обращеніе мистриссъ Фредерикъ Буллокъ особенно были для нея тяжки и даже невыносимы въ моральномъ смысл. Эта леди благоволила принять на себя покровительственный тонъ, и ршилась посвятить свою родственницу въ тайны наилучшихъ обществъ. Она окружила Амелію своими собственными модистками, старалась исправить ея манеры, и даже приняла на себя великодушную обязанность распоряжаться ея хозяйствомъ. Прізжая почти каждый день изъ Рогамптона, она заводила безконечную бесду о фешонэбльныхъ обычаяхъ большаго свта, и картавила въ произношеніи на великосвтскій манеръ. Джой любилъ ее слушать, но майоръ ворчалъ и отправлялся восвояси при появленіи этой леди. Онъ даже не соблюдалъ особенной учтивости на блистательныхъ вечерахъ мистера Фредерика Буллока, и обыкновенно засыпалъ, когда вокругъ него принимались толковать о разныхъ назидательныхъ предметахъ. Амелія тоже не принимала дятельнаго участія въ этихъ бесдахъ: она не разумла по латыни, и никогда не слдила за ходомъ британской журналистики. И между-тмъ какъ все вокругъ нея жужжало, дребезжало и гудло, мистриссъ Эмми безмолвно любовалась на зеленые луга, садовыя троппнки и блестящія оранжереи.

— Она добра, конечно, но глупа непзмримо, замтила мистриссъ Роди. Майоръ кажется влюбленъ въ нее до безумія.

— Свтской полировки въ ней нтъ, моя милая, сказала мистриссъ Голліокъ. Вамъ нтъ никакой возможности усовершенствовать ея манеры.

— Она ршительно не иметъ никакихъ свдній, и, повидимому, равнодушна ко всмъ событіямъ политичеекаго міра, прогудла мистриссъ Глори такимъ голосомъ, который какъ-будто выходилъ изъ могильнаго склепа. Разъ какъ-то я спросила ее: въ которомъ году должно совершиться паденіе папы: въ 1836, какъ полагаетъ мистеръ Джоульсъ, или въ 1834, какъ разсчитываетъ мистеръ Вапсготъ? Вообразите же, что она отвчала: «Бдный папа! Что жь такое онъ сдлалъ?»

— Однакожь она вдова моего брата, mesdames, возразила мистриссъ Фредерикъ Буллокъ, — и, слдовательно, мы обязаны оказывать ей всякое снисхожденіе. Я стараюсь, по возможности, испразить ея манеры, чтобы она не была по крайней мр смшна въ нашемъ кругу. Можете вообразить, тго въ этомъ дл я не могу имть никакихъ свосекорыстныхъ побужденій.

— Толкуй тутъ, знаемъ мы васъ! говорила мистриссъ Роди пріятельниц своей Голліокъ, когда он отправились въ одной карет домой, — эта пройдоха Буллокъ станетъ, кажется, хитрить и лукавить всю свою жизнь. Она хочетъ переманить къ себ капиталъ мистриссъ Осборнъ изъ нашей конторы, вотъ и вся задача.

— Нтъ еще не вся, возразила Голліокъ, — разв вы не замтили, какъ она ухаживаетъ за этимъ мальчикомъ?

— Какъ же этого не замтить? Джорджъ и эта слпая Роза, по ея милости, вчно сидятъ вмст. И глупо, и смшно!

— Глора мн ужасно надола своими кувыркательскими сочиненіями.

— Не вамъ однмъ: она всмъ навязывается съ своимъ «Слпынъ Суркомъ», и «Плодовитой пшеницей».

Разговоръ въ этомъ тон продолжался во всю дорогу, пока наконецъ карета не перехала Потнійскій мостъ.

Но это джентльменское, и, быть-можетъ, нсколько чопорное общество было совершенно не по душ мистриссъ Эмми, и можно представить, какъ она обрадовалась, когда наконецъ объявили, что повезутъ ее въ чужіе краи.