Базар житейской суеты. Часть 4

Бекки любила жизнь. Всюду и всегда была она какъ дома; игроки, купцы, фигляры, торгаши, вс вообще и каждый порознь были ея искренними пріятелями и друзьями. Отъ своихъ родителей, истниныхъ цыганъ по призванію и вкусу, она получила въ наслдство натуру юркую и необузданную. Вообще движеніе, шумъ, толкотня, дружеская попойка, густые столбы табачнаго дыма, болтовня жидовъ, кривлянія фигляровъ, ссоры за игорнымъ столомъ, все это доставляло поводъ къ наслажденіямъ для мистриссъ Бекки, и она, очертя голову, умла веселиться даже тогда, когда нечмъ было заплатить трактирщику за обдъ или ужинъ. Тмъ беззаботне веселилась она въ настоящую пору, когда въ кошельк ея было вдоволъ золотыхъ монетъ: ихъ вчера вечеромъ выигралъ для нея мастеръ Джорджъ.

Взобравшись, наконецъ, посл большихъ усилій на послднюю ступеньку грязной лстницы, мистеръ Джой, съ трудомъ переводя духъ и утирая потъ съ своего лица, началъ отыскивать № 92-й, гд, какъ ему сказали, жила искомая особа. Дверь противоположной комнаты, № 90-го, была отворена, и очамъ мистера Джоя представился какой-то юноша въ грязномъ халат, лежавшій на постели съ длиннымъ чубукомъ во рту, между-тмъ, какъ другой рыжеватый юыоша въ щегольской и засаленой венгерк стоялъ на колняхъ передъ нумеромъ девяносто-вторымъ и произносилъ весьма нжную и чувствительную рчь черезъ замочную скважину, умоляя въ страстныхъ выраженіяхъ, чтобъ ему отворили дверь.

— Ступайте прочь! откликнулся знакомый голосокъ, заставившій содрогнуться мистера Джоя. Я ожидаю гостей. Ko мн придетъ ддушка. Онъ не долженъ васъ видть.

— О sch"one Engl"anderinn! ревлъ колнопреклоненный юноша. Сжалься надъ нами. Назначь свиданье. Подемъ обдать въ паркъ со мною и Фрицомъ. У насъ будутъ жареные фазаны и портеръ, плумпуддингъ и французское вино. Мы умремъ, если ты не подешь.

— Умремъ непремнно, подтвердилъ другой джситльменъ, лежавшій въ постели.

Джой былъ свидтелемъ всхъ этихъ рчей; изъ которыхъ однакожь онъ не понялъ ни одного слова, по той простой причин, что никогда не углублялся въ изученіе нмецкаго языка.

— Newmero kattervang dooze, si vous plaоt, сказалъ Джой величественнымъ тономъ, получивъ наконецъ возможность говоритъ.

— Quater fang tooce! промычалъ юноша, быстро подымаясь на ноги и опрометью убгая въ противоположный нумеръ. Онъ заперъ за собою дверь, и Джой слышалъ, какъ молодые люди залились отчаянно-громкимъ смхомъ.

Озадаченный такою выходкой, сановникъ Индіи продолжалъ въ нершимости стоять на послдней лстничной ступени, какъ-вдругъ дверь нумера девяносто-втораго отворилась и выставила маленькую головку мистриссъ Бекки.

— Ахъ, это вы? сказала огіа, бросая на него умилительную улыбку и лукавый взглядъ, — если бы вы знали, съ какимъ нетерпніемъ я ожидала васъ, мисгеръ Седли! Постойте, однакожь… Черезъ минуту вы можете войдти.

Затмъ мистриссъ Бекки захлопнула дверь, спрятала въ постель баночку съ румянами, бутылку съ водкой, тарелку съ бифстексомъ, поправила свои волосы и окончательно впустила своего гостя.

На ней вмсто утренняго наряда было розовое полинялое домино, немножко смятое и отмченное въ разныхъ мстахъ пятнами помады, но миньятюрныя ея ручки сіяли ослпительною близною изъ-подъ широкихъ рукавовъ, и стянутая красивымъ кушачкомъ, она была въ этомъ наряд и любезна, и мила. Мистеръ Седли вошелъ въ ея каморку.

— Прошу покорно, сказала она, войдите. Присядьте на этомъ стул,

Она крпко пожала руку восторженнаго Джоя и улыбаясь посадила его на указанный стулъ. Сама она помстилась на маленькой постели. Черезъ минуту они уже бесдовали по дружески о разныхъ житейскихъ длахъ.

— О, какъ мало измнили васъ годы! сказала мистриссъ Бекки, бросая нжный взоръ участія на своего гостя, — я бы узнала васъ изъ тысячи. Какъ пріятно такой странниц, какъ я, встртить на чужбин честное и откровенное лицо стараго друга!

Но сказать правду, на честномъ и откровенномъ лиц выражались въ эту минуту чувства, слишкомъ далекія отъ честности и откровенности; Джой былъ, напротивъ, крайне озадаченъ и взволнованъ. Онъ обозрвалъ изумленными глазами маленькую комнату, гд помщалась его старинная любовь. Одно изъ ея платьевъ висло надъ постелью, другое торчало на гвоздик передъ дверью. Ея шляпка лежала на туалет передъ зеркаломъ, и тутъ же красовались ея маленькіе полусапожки. На стол передъ постелью лежалъ французскій романъ, и подл него стояла свча, но не восковая. Бекки хотла также положить въ постель этотъ огарокъ, но успла только прикрыть его бумажнымъ колпакомъ, которымъ она обыкновенно тушила свчу передъ сномъ.

— Я бы узнала васъ везд, мистеръ Седли, сказала Ребекка. Есть на свт вещи, незабвенныя для чувствительнаго сердца. Вы были первымъ мужчиной… первымъ и единственнымх, котораго я видла.

— Неужели? вскрикнулъ Джой, — о, не говорите этого… право, мистриссъ…

— Когда мы пріхали съ вашей сестрицей изъ Чизвркка, я была еще почти ребенкомъ, сказала мистриссъ Бекки, — какъ-то живетъ она теперь? О! мужъ ея былъ дурной человкъ, и Амелія вздумала, къ несчастію, ревновать меня къ нему. Какая несправедливость! какъ-будто я могла заботиться о комъ-нибудь въ ту пору, когда вс мой мысли были обращены на одного только… Но къ чему вспомиать про эти старыя времена? Что прошло, того не возвратитъ никакая человческая сила.

И она прикрыла свои зеленые глазки грязнымъ платкомъ съ изорванными кружевами. Послдовала продолжительная пауза.

— Не правда ли, чго вы находите въ этомъ мст и въ такомъ униженіи несчастную женщину, еще такъ недавно принадлежавшую къ другому кругу? продолжала Ребекка. Столько грусти, столько огорченій я вытерпла, Джозефъ Седли, что иногда мн страшно становится за мой бдный разсудокъ. Я не могу утвердиться нигд, ни на одномъ порядочномъ мст, и принуждена перекочевывать изъ страны въ страну, сопровождаемая душевной тоскою. Друзья покинули меня вс до одного. Нтъ въ этомъ мір ни одного истинно благороднаго сердца, ни одного честнаго джентльмена. Я была врною женой, хотя бракъ мой совершился всдствіе какой-то странной судьбы, не по влеченію сердца, потому-что оно уже принадлежало другому. Но теперь нечего распространяться объ этомъ. Да, я была врна, но мужъ оставилъ, попралъ меня безъ всякой жалости и пощады. Не было въ мір матери, нжне меня, Джозефъ Седли. Одинъ только сынъ былъ у меня, мой милый и ненаглядный сынъ, вся моя надежда, вся радость; денно и ночно я леляла его на своей материнской груди, онъ былъ для меня единственнымъ, безцннымъ сокровищемъ въ жизни-и что же? они вырвали его у меня… вырвали… вырвали…

И подавляемая отчаянною грустью, она приложила руку къ своему сердцу и преклонила лицо свое къ постели.

Бутылка съ водкой зазвенла, и тарелка съ колбасою звякнула о спинку кровати; неодушевленные предметы выразили такимъ-образомъ свое участіе въ глубокой скорби. Максъ и Фрицъ стоали у дверей и прислушивались съ великимъ изумленіемъ къ рыданіямъ мистриссъ Бекки. Джой былъ растроганъ до глубины души.

Плавнымъ, чистымъ и свтлымъ потокомъ заструилась рчь изъ устъ мистриссъ Бекки. Въ простой и безъискусственной форм разсказала она плачевную исторію своей жизни, и очевиднымъ сдлалось для ея слушателя, что, если было на свт чистйшее, благороднйшее, совершеннйшее созданіе, преслдуемое отвсюду безжалостными извергами — такъ это безпорочное созданіе, эта угнетенная невинность сидитъ теперь передъ глазами Джоя на бутылк съ водкой.

Они говорили очень долго, и бесда ихъ приняла самый дружескій тонъ. Джой узналъ съ невыразимымъ наслажденіемъ, что сердце Бекки впервые забилось нжной страстью только въ его очаровательномъ присутствіи. Джорджъ Осборнъ конечно питалъ къ ней привязанность, и это доказывалось ревностью Амеліи, но Ребекка никогда шг словомъ, ни дломъ не поощряла этого легкомысленнаго джентльмена. Объ одномъ только Джо думала она съ той самой минуты, какъ впервые увидла его на Россель-Сквер; думала и тогда, когда вышла замужъ, хотя, разумется, она всегда была врна своему мужу, и ни за какія блага въ мір не согласится даже теперь выступить изъ предловъ своихъ супружескихъ обязанностей до той поры, по крайней мр, пока полковникъ Кроли не умретъ отъ желтой лихорадки на Ковентрійскомъ Остров.