Беатриса в Венеции. Ее величество королева
Шрифт:
И вдруг появляется давно пропадавший Рикардо. Как большинство пылких, порывистых натур, Каролина была суеверна и видела в этом перст Божий.
Кроме того, Рикардо оставил слишком глубокий след в ее увядающем сердце. Ничья страсть так горячо не зажигала ее буйную кровь. Она хотела верить и верила искренней страсти молодого калабрийца. Препятствия и почти двухлетняя неизвестность о его участи только усиливали жажду его любви. Она теперь сознавала, что старость близка, и дорожила этой любовью, как последней вспышкой сердца.
Рикардо к тому же был красив, храбр, находчив, и королева верила, что он безгранично лоялен, как верноподданный.
Когда королева вошла в комнату, где был заперт Рикардо, он как-то растерялся: ему почему-то казалось,
— Вы долгонько заставили себя ожидать, герцог Фаньяно, — произнесла Каролина, подавая ему свою руку для поцелуя.
Ей было приятно называть его герцогом, хотя она и знала, что он отказался от титула.
— Как, вашему величеству известно...
— Сердце моего величества интересуется всем, что касается до преданнейших мне лиц... Однако, я полагаю, что ваше изумление не может помешать вам приложиться к руке вашей государыни.
— Простите, простите меня, ваше величество.
Рикардо, склонясь к маленькой нежной ручке, запечатлел на ней поцелуй, и это соприкосновение с женщиной, трепетавшей любовью к нему, мгновенно зажгло пылкую кровь калабрийца.
— Господи, с каким нетерпением я вас ждала, я знала, что ваш отец вас признал; что вы скрылись из тюрьмы. Но больше ничего. Чего я ни делала все это время, чтобы добыть весть о вас. И только третьего дня мне наконец сообщили.
— Государыня, осмеливаюсь просить великой милости: признавайте во мне по-прежнему только полковника Рикардо. Я навсегда отказался и от титула, и от владений моего отца. Отказался, имея в виду благосостояние особы, давно пользовавшейся тем и другим.
— Словом, вы не желаете, чтобы от утраты богатства ее отцом пострадала Альма? — спросила королева, в которой вновь вспыхнули ревность, досада и злоба. — Значит, вы любите ее, вашу кузину...
Рикардо понял, какой опасности он подвергал и себя, и Альму, возбуждая ревность королевы. Ему стоило немалых усилий рассеять ее подозрения. Он горячо рассказывал ей все, что перенес за эти два года. Избежать расстрела французами, он поехал в Сицилию, как приказала королева, но, переплывая пролив между Калабрией и Мессиной, был захвачен африканскими корсарами, работал у них в Алжире как каторжник; бежал; раненный, скрывался в пустыне; был захвачен другими мусульманами; снова избавился от рабства бегством. Претерпев неисчислимые невзгоды, он успел, наконец, все-таки добраться до Сицилии, куда все время стремился, помня слово, данное королеве, помня клятву быть верным и непрестанно помышляя о той, которой дал эту клятву...
— И вот, государыня, я здесь у ваших ног. Неужели вы не верите моей любви? Неужели я заслужил такую горькую, обидную для меня встречу?.. — заключил молодой человек свою речь.
Эта речь производила на Каролину все более и более смягчающее впечатление. Глаза ее, сначала выражавшие гнев, теперь глядели любовно, страстно. Она не выдержала и бросилась в объятия своего возлюбленного.
— Нет, я знаю, я вижу, — начала она, когда оба они успокоились, — я знаю, что ты не изменишь мне, как изменили другие. Прости меня; около меня столько предательства, что я стала нелепо подозрительна. Я понимаю теперь, что ты и от отцовского наследия отказался ради меня... Скажи, желаешь ли ты разделить мою участь, какова бы она ни была: на высоте трона или на дне бездны.
Он еще находился под обаянием страстной ласки этой женщины и отозвался искренно: «Да, всегда и везде!»
— Ну, так слушай же меня внимательно. Сицилия готова восстать для изгнания англичан. Король на днях объявит в Палермо либеральный манифест и вступит сам в управление государством. Калабрийцы по моему призыву съезжаются сюда. Они скрываются от англичан около Сегестской равнины. Их уже накопилось до двух тысяч. Желаешь ли ты принять над ними командование?
— Я желаю все, что угодно моей королеве.
— Хорошо; но это не все. Нам следует иметь, по крайней мере, две стрелы для нашего лука. Если задуманное нами либеральное движение не поможет мне окончательно избавиться от англичан, то знаешь,
кто может явиться мне на помощь?— Кто?
— Бонапарт.
Странно прозвучало это имя в устах родной сестры Марии Антуанетты. Молодой человек был более чем изумлен. Каролина продолжала:
— На днях я должна буду принять для переговоров посланца Бонапарта. К сожалению, здесь он навлек на себя подозрение английской партии и даже посидел в мессинской тюрьме. Мне удалось добиться его освобождения. Но все-таки за ним пристально следят. Мне надо послать во Францию верного человека для переговоров с корсиканцем. Я думаю послать тебя.
— Меня?
— Что ты смотришь на меня с таким изумлением?
— Какой же я дипломат...
— Об этом я могу судить лучше самого тебя. — И королева стала доказывать Рикардо, что он вполне способен выполнить возлагаемое на него поручение. Впрочем, его убедили не столько доводы Каролины, сколько ловко задетое ею честолюбие. А честолюбие молодого человека, как мы знаем, было чрезвычайное.
Затем она деловито сообщила ему, где он найдет прибывших калабрийцев, какие он должен сделать распоряжения, где и от кого получит для себя деньги, мундир и лошадь. Объяснила ему, каким путем ему удобнее выбраться из башни. Провела его в комнату, где был приготовлен для него холодный ужин, и посоветовала ему хорошенько подкрепиться.
— А сама я есть не хочу. Я сейчас же иду в мою спальню, там у меня есть еще немало дел, — заключила она деловитым, холодным тоном.
Рикардо изумлялся и дивился. «Да это совсем другая женщина, совсем не та, которая ласкала меня час назад. То было страстно влюбленное существо. А это — холодная, расчетливая королева, и только».
Удаляясь, она сказала мимоходом:
— Имейте в виду, полковник, что герцогине Альме известно и о вашем родстве с нею, и о вашем отказе от наследства.
XX
Приступая к настоящей главе, автор романа считает своим долгом заявить, что ему приходится превратиться исключительно в историка; это, однако, случалось ранее и случится не раз в течение дальнейшего рассказа о злосчастном периоде жизни Италии. Он всегда держался достовернейших источников, касающихся истории того времени, и заносил на страницы своего романа только строго до мелочей проверенные факты. Он даже избегал от себя развивать разговоры, имевшие место между более или менее историческими лицами, а черпал их из воспоминаний современников, которым можно доверять.
Автор считает необходимым объясниться в этом отношении, ибо в его романе встречаются факты, по-видимому, совершенно противоречащие некоторым широко распространенным в обществе воззрениям. Например, мало кому известно, что Каролина Австрийская была горячей поклонницей гения Наполеона Бонапарта, которого в то же самое время считала не без основания своим опаснейшим врагом. Saint Beuve в десятом томе своих «Nouveaux Lundis» приводит сообщение по этому предмету Лефевра, автора «Истории европейских кабинетов в период консульства и империи». Лефевр был французским посланником при неаполитанском короле и близко знал Каролину (мы приводим в подлиннике его слова): «Cette fameuse reine Caroline, fille de Marie Therese, notre ennemie furee, une femme violente, capricieuse, passionee, et qui a laisse dans Ihistoire de souvenirs romanesqoes et sanglants» [25] . Однажды она так говорила Лефевру:
25
Эта знаменитая королева Каролина, дочь Марии Терезии, наш заклятый враг. Она женщина свирепая, непостоянная, страстная. В истории она оставила по себе воспоминания романтические и кровавые.