Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
– Что же делать? – в отчаянии я обернулся к Рафаэлю, но на его месте уже стояла Лесли.
– Не знаю. Это все твои порно-журналы виноваты!
– она наморщила лоб и теперь смотрела на меня исподлобья.
– Они не мои! Это все Рафаэль. Я тут-то причем?
– А при всем том! Как целоваться со мной в церкви, так сразу первый в очереди, а признаться, что журналы твои, «на те, выкусите»! – Лесли внезапно поменялась в лице, и на меня уже обиженно смотрела Шарлотта. – Имей мужество признаться!
– Мы с тобой в церкви не целовались.
Дальше сон проваливался в темноту, так как я проснулся и постарался поменять
Приняв душ, я ждал, когда закипит чайник, чтобы сделать себе чай с молоком. На тарелке меня поджидали горячие тосты.
– Доброе утро!
– Рафаэль вошел в кухню в одних тренировочных штанах без майки. Почесывая свои взъерошенные волосы, он сел на стул и начал громко зевать.
– Привет! Тосты хочешь?
– Нет, пока… - он снова широко зевнул и протер глаза. – Я вчера даже не заметил, как ты пришел.
– Когда ж тебе замечать? У тебя же есть журналы!
Кажется, это станет моим главным оружием против него, по крайней мере, на месяц. Рафаэль же сделал недовольный прищур, мол, ха-ха-ха-ха, как смешно. Но я все-таки задел его, выражение его лица выдавало его вчистую.
– Очень остроумно, Гидеон, - лениво протянул он и видимо решил идти в лобовую атаку, - Тебе вчера удалось поговорить с Лесли?
А ведь должен был понимать, что не на того напал. У меня тоже есть козыри в рукавах.
– Ты был прав. Она очень милая девушка. Мы отлично провели время.
Брат вперился в меня взглядом, словно пытался понять: имею я в виду что-то большее или же просто шучу. Кажется, моему брату очень нравится эта девочка-лейб-гвардия.
– И о чем вы беседовали? – голос Рафаэля стал настороженным. Таким я его видел впервые. Так вот какой влюбленный Рафаэль де Виллер! Внезапно я поставил себя на его место, и что если бы тот намекал, что имеет какие-то виды на Гвендолин, ведь они с ней одноклассники. От этой мысли я почувствовал, как холодок пробежал по спине от неприязни - видеть своего брата соперником.
– Ни о чем. Я спрашивал про Гвендолин, чтобы она подала мне идеи, как лучше искать ее.
Мой голос стал равнодушным, и я вернулся к завтраку. И скорее почувствовал, чем увидел, как брат расслабился, потому что услышал очередной зевок и скрип стула под ним. Рафаэль, молча, сделал себе чай и опять сел за стол.
– Есть какие-нибудь видные результаты?
– Нет. Ничего. Даже то, что предложила Лесли, не дало результатов. Надо будет ей звякнуть. Она обещал поискать в Google информацию.
– Google?
– Да, на войне все средства хороши.
Я отпил свой чай и, со скоростью голодного медведя, начал поглощать свои тосты. Рафаэль же встал из-за стола и подошел к холодильнику.
– Мне сегодня снилось, что якобы мы снова были в Каннах и ты отказывался есть овсянку нашей няни! – Рафаэль достал с полки яйца, намереваясь сделать
себе яичницу.– Ненавижу овсянку… А мне сегодня снилось, что мы с тобой бегаем по Темплу и ищем Гвен, а в итоге один из его коридоров ведет к нам домой.
– По Фрейду, Гидеон! – Засмеялся брат, разбивая над горячей сковородой яйца.
– Это точно, - ухмыльнулся я и задумался, а ведь действительно, как часто наше подсознание интересно интерпретирует то, что с нами происходит. Поиски Гвен, поддержка Рафаэля, капризная Шарлотта, утверждающая, что я целовался с ней в церкви, хотя это было с Гвендолин…
Я слишком резко и сильно вдохнул от неожиданной открывшейся мне правды, что поперхнулся своим тостом. Резало в горле, которое болезненно сжалось и не давало дышать, от чего у меня выступили слезы. Я закашлялся. Брат мигом подлетел ко мне и со всей силы шарахнул по спине своей ладонью, что у меня не только кусок хлеба изо рта вылетел, но и, кажется, легкие тоже.
– Полегче…,- прохрипел я брату, направляясь к своему айфону. Надо позвонить Лесли! Может, и она что-то и нашла, а еще нужно было срочно пригласить ее на поиски Гвен в церковь Holy Trinity, так как, вспоминая предыдущий опыт обыска комнаты, лишняя помощь мне не помешает
Лесли согласилась быстро. И уже через полтора часа мы стояли напротив темно-серой каменной церкви, которая так врезалась мне в память.
– Господи, прости ты души эти бренные, что посрамили твой храм своими непристойными лобзаниями! – Лесли наигранно закатила глаза к небу и молитвенно прижала руки к груди, после чего тяжело вздохнула и укоризненно глянула в мою сторону.
– Не завидуй, - буркнул я ей, первое, что пришло в голову, и, чтобы не слушать это и дальше, направился к тяжелой двери. Однако, Лесли была не из тех, кто быстро сдается, поэтому в след я услышал возмущенный вскрик.
– Де Виллер! Жаль, что времена суровой инквизиции канули в лету! А то бы тебя быстро научили уважать церковь.
– Несомненно. А теперь проходи, – я открыл дверь, пропуская Лесли вовнутрь.
Забавная она. Ее перепалки со мной чем-то напоминали мне Гвен. Не зря они были лучшими подругами. Сегодня Лесли была даже одета почти как Гвен, в джинсы и черное худи с «Hello, Kitty» на груди. И от нее исходил какой-то незнакомый аромат духов, слишком сладкий для меня.
Внутри церкви было темно. В воздухе витал запах фимиама и жженого воска. Народу здесь не было, так как воскресная служба прошла уже давным-давно, оставляя нас одних.
– Ну, и? С чего мы начнем? – Лесли кивнула на огромное пространство церкви, заполненное скамейками. На мгновение мне стало дурно, слишком свежими были воспоминания об одинаковых камнях в подвале. Неужели нам нужно было все здесь обыскать? От такого количества камней в стенах, кто угодно свихнется.
– Давай начнем с исповедальни.
– Так, вон оно - место, где произошло падение нравственности!
– Да, как в лучших женских романах, которыми ты, наверное, учитываешься!
– Ну, я хоть что-то читаю, де Виллер, - она улыбнулась каким-то хищным оскалом, чем еще больше вызвала мою улыбку. Обмен гадостями был засчитан, и мы прошли по левому нефу к исповедальне. Кабинка была настолько стара, что дерево стало черным от лака и времени.
Я сразу вспомнил, как мы убегали от Пола и Люси. Как хорошо, что рядом оказалась эта церковь. Разговор давно выветрился из памяти, оставляя мне лишь воспоминание о поцелуе. Это незабываемая нежность ее губ была настолько яркой в памяти, что от воспоминаний в животе стало горячо.