Бег времени. Тысяча семьсот

Пирог действительно был отменный: много вкусных сахарных яблок и корицы, с хрустящей золотистой корочкой сверху.

– Удивительно вкусно! – жуя кусок пирога, с набитыми щеками я попытался изобразить восхищение.

– Я же говорю, мастерица! И какое же столетие обрушилось на голову несчастной девочки?

– 18 век.

– О! Даже не знаю, повезло ей или нет. В принципе общество в тот момент только недавно встало и расправило свои плечи. Сколько умов и гениев родились в период с 17 по 18 век, сколько достижений. Ум человека уже проникал в сущность наук, отходя от оков средневековья и церкви. Хотя само общество напоминало наше современное по нравам и распущенности. Им еще далеко до галантности 19 века.

– Если это Гвендолин, то поверьте, для нее это плохо, весьма плохо.

– Ну, да, – горько согласился Шульц, хотя еще несколько секунд назад витал в романтических мечтах о 18 веке. – Девочка же совсем не подготовлена. А вообще я вам завидую, Гидеон. Вы можете делать то, за чтобы любой ученный мира отдал бы все.

Я ухмыльнулся. Я столько раз это слышал, что набил оскомину. Даже сам в детстве, когда еще витал в розовых облаках, наивно полагал, как же здорово быть путешественником во времени, мечтал о разных странах, столетиях, известных личностях, но самой главной мечтой было знакомство с любимым поэтом – Томасом Гарди. И как же быстро все это разрушила действительность со своими правилами и ограничениями.

– Возможно и так, но я не имею права пользоваться хронографом в личных целях… А вы бы с кем хотели встретиться, если бы была возможность?

– О! Томас Гейнсборо! Не зря я столько лет потратил на его изучение.

– Ну, да, конечно! Как же я не догадался, вы же человек искусства.

– Скорее его книжный червь, я искусствовед, а еще главный Гейнсборовед Британии, также отлично разбираюсь еще в нескольких художниках.

– Гейнсборовед?

– Да, я знаю отлично, на зубок всю его биографию, все его картины, его предтечи и последователей, его соперников и учеников.

Он приподнялся с дивана, взял книгу со стола и протянул ее мне. Я открыл на первой попавшейся странице - там был портрет женщины в бело-голубых тонах на темном фоне, она вроде бы улыбалась, но как-то натянуто, как Шарлотта, когда старалась показаться вежливой. Внизу стояла надпись: «Герцогиня де Бофор, 1770-е». Теперь понятна была его тирада о великолепии 18 века – художник родом из этого столетия.

– Это одна из моих последних книг.

– Здорово! Поздравляю, – а сам мысленно молился, чтобы вырванная страница была не из его новой книги.

– Спасибо. К тому же я завтра вылетаю в Германию. Найден неизвестный портрет его кисти! – Он так радостно сообщил эту новость, будто ему сказали, что Санта-Клаус существует, а фея Динь-Динь станет его помощницей. Затем он судорожно отпил кофе и лихорадочно продолжил, словно я его понимал. – Вы представляете, эта кажется та самая Дама в Бордовом, о которой он упоминал в своих дневниках!

– Не представляю, уж простите. – Я невольно засмеялся, глядя на эту несказанную радость пожилого человека.

– Ах, ну конечно! Занимательная история, я вам скажу. Вам понравится, да и развлечет. Дело в том, что Гейнсборо был одним из лучших портретистов того времени на ряду с Рейнольдсом. Их манера различалась. Но они стали предтечей целой плеяды художников рококо. У Гейнсборо портреты отличаются живописной природой на фоне, он всегда тяготел к натуре. Он мечтал уехать из Лондона и осесть в деревне, рисуя сельские пейзажи. Но это тогда не кормило художников. Кормили портреты знати. Поток дворян к нему был нескончаем, жил он в достатке. И вот он все годы мучается, пока не встречает некую Даму в Бордо – так он называет в своих дневниках эту незнакомку. Ясно, что она - дама благородная. Он даже упоминает, что ее муж - его лучший друг. Поэтому список претенденток сильно упрощается. Так вот! Эта Дама, пока он пишет ее портрет, производит на него неизгладимое впечатление своим умом, живостью, юмором. Он ее сравнивает с яркой бабочкой среди унылых серых молей.

– Неужели влюбился? – ухмыльнулся я, невольно сравнивая себя с художником.

– Очень может быть. По крайней мере, она его вдохновила на перемену жизни. После ее неожиданной смерти, он резко все бросает и в 1758 году уезжает жить в провинцию, где осуществляет свою мечту. К сожалению, куда пропал портрет – никто не знает, как и кто была та самая дама.

– Ну, наверное, портрет у мужа?

– Увы, нет, портрет находился одно время у художника, а потом его забрал супруг. Дело в том, что, как я уже говорил, женщина умерла неожиданно и как-то страшно, ее смерть сильно всколыхнуло душу художника. Скорее всего, супруг спрятал портрет, куда подальше от глаз, чтобы не вспоминать о своей потере, а затем он был унесен на чердак, а там и вовсе сбыт с рук или уничтожен. Обычно такова судьба многих картин.

– Ну, так вы сами сказали, что есть список претенденток? Неужели все умерли при страшных обстоятельствах?

– Хм… А вы наблюдательны! Нет. Только двое. Первая претендентка - Мари Луиза Изабелла Бакстон, жена генерала Бакстона, лучшего друга Гейнсборо, с которым тот частенько выпивал. Она прожила в замужестве года два и умерла от того, что любовница Бакстона в приступе ревности заколола несчастную ножницами.

Вторая претендентка – графиня Бенфорд, умершая казалось бы не так уж и интересно, но все же страшно – из-за пожара. О ней вообще ничего толком неизвестно, только то, что она погибла при пожаре, да и то, что она пробыла в замужестве около года. Кстати, вам это понравится, ее супруг граф Бенфорд, был не только лучшим другом Гейнсборо, но и графа Сен-Жермена, и был одним из Хранителей Ложи.

Бенфорд! Снова этот Бенфорд. За последние несколько дней я постоянно наталкиваюсь на его имя. Казалось, вся моя судьба уже переплетается с этим странным графом. Хотя в одном мы все-таки были похожи, мы оба потеряли девушек, которых любим. С той только разницей, что я уверен, что Гвендолин все еще была жива. А граф из загадочного 18 века уже никогда свою супругу не вернет.

* «Nice Guys Finish Last», Green Day. Перевод amalgama-lab.com

========== Это всего лишь я. Гвендолин ==========

Нельзя всю жизнь оставаться испуганным ребенком, закрывая глаза на то, что ждёт впереди. Только знание правды даёт человеку силу. Каким бы горьким это знание ни оказалось.

Харуки Мураками. 1Q84

Начало моей первой ночи в качестве законной супруги графа Бенедикта Бенфорда II было больше похоже на фарс, чем на брачную ночь, о которой мне рассказывала мадам Деверо, утопая, кажется, в своих собственных мечтах. Мне было непонятна традиция: всем составом вносить мужа в спальню, при этом громко улюлюкая и выкрикивая разные слова, мало похожие на человеческие. Это было похоже на представление, и я чувствовала себя клоуном, шутку которого поняли все остальные, но не он. Так что все, что мне оставалось – это с широко открытыми глазами смотреть, как толпа веселится, неся изрядно подвыпившего и распевающего песни Бенедикта. Он кричал им что-то в ответ, глупо хохотал, и в какой-то момент мне пришлось прикусить себе язык, чтобы не закричать всем им, чтобы они выметались из моей спальни, включая и в стельку пьяного «новоиспеченного» супруга. Граф Сен-Жермен усмехался, следуя за толпой, и его усмешка вовсе не была забавной, она источала яд, что подпитывал это «веселье».

Но даже тогда, когда гости наконец-то покинули нашу спальню, я не смогла вздохнуть спокойно, напряженно наблюдая за нескоординированными движениями Бенедикта, который пытался расстегнуть жилетку. Он чертыхался всякий раз, когда его пальцы соскальзывали с золотых пуговиц.

– Не хочешь помочь своему мужу? – наконец-то произнес он так, словно я давным-давно должна была додуматься до этого сама.

– Нет, - с вызовом ответила я и отвернулась, не желая смотреть на это убогое зрелище, достойное лишь погорелого театра с пропитым актерским составом.