Белее снега, слаще сахара...

Удар был совсем не больным – только обидным, но я машинально схватилась за щеку и увидела, что рука моя опять стала смуглой. Я снова стала Мейери. Прежней Мейери из лавки, правда, в шелковом голубом платье.

– Пусть любит, кого хочет, - говорила тем временем баронесса дочери. – Главное, чтобы женился на тебе.

– Мама!.. – произнесла Клерхен звенящим голосом, чуть не плача, и я посмотрела на нее с удивлением.

Так странно было наблюдать у ведьмы человеческие чувства… Это как если бы летучая мышь решила дать милостыню по доброте душевной.

Но мать смотрела на нее без сочувствия. На холодном лице баронессы промелькнуло что-то вроде досады, а потом она вздохнула и сказала:

– Только не плачь, от этого цвет лица портится. Успокойся немедленно.

Клерхен достала крохотный кружевной платочек и промокнула глаза. Баронесса поморщилась и почти грубо сказала ей:

– Не реви! Как не стыдно… при этой!.. – она взглянула на меня и мотнула головой: - Убирайся, чтобы я до завтра тебя не видела.

– Мама! – взвизгнула Клерхен.

Но баронесса уже передумала и окликнула меня, когда я бросилась к порогу:

– Стой! Ни с места.

Я замерла и медленно повернулась.

– Останешься здесь до завтра, - велела госпожа Диблюмен. – Чтобы за порог – ни ногой.

– Не могу, - сказала я тихо. – Завтра я должна представить ее высочеству очередное блюдо на завтрак. Вы же хотите получить ваши деньги?

Мать и дочь обменялись такими взглядами, что я похолодела от дурных предчувствий.

– Или вы решили не исполнять того, что обещали? – спросила я, стараясь говорить твердо. – Решили избавиться от нас с мастером? Что ж, избавляйтесь. Но разгадывать третью загадку я не стану.

– Замолчи, мерзавка! – Клерхен притопнула ножкой. – Мама, не позволяйте ей диктовать нам условия!

Но я заметила, что баронесса заколебалась.

– Если вы все равно меня убьете, - сказала я, небрежно передернув плечами, - то давайте сейчас. Зачем мучиться? А так я хоть доброе дело сделаю – избавлю его величество от ведьмы-жены и ведьмы-тещи.

– Я ей сейчас точно пощечин надаю, - заявила Клерхен, но мать удержала ее.

– Мы тебя не обманываем, - госпожа Диблюмен смерила меня высокомерным взглядом. – Это ты нас обманула. Тебе было сказано ни с кем не говорить. А ты разболталась с королем. Я подумаю, что сделать с тобой. Пока побудешь здесь. Не забудь снять платье. Оно не твоё. Идем, - она взяла Клерхен за руку. – Ее высочество сказала нам вернуться.

Они вышли из комнаты, и я услышала, как повернулся ключ в замке.

Силы оставили меня, и я села на пол прямо в голубом шелковом наряде.

Чертовы ведьмы!..

Как же им противостоять?

«Я люблю другую... Умоляю, не отгадывайте загадку», - словно наяву услышала я голос Иоганнеса и разозлилась.

Король, который мнил себя таким умным, не заметил, как у него под носом происходит захват трона!..

Надо ли нашей стране такого монарха?

Пусть лучше пляшет на деревенской свадьбе и целуется под омелой!..

В клетке снова забилась птица - да так, что платок сполз до половины. Я увидела, как бьется о прутья что-то маленькое и светлое. Пара белых перышек закружились, как снежинки, падая на пол.

Вздохнув, я поднялась, подошла к клетке и приподняла платок. Там сидела белая птичка, очень похожая на воробья. Она еще сильнее заметалась, ударяясь о прутья и теряя перья. Поилка была пустой, и в кормушке не было зерен.

– И тебя эти ведьмы хотят уморить?
– сказала я птичке, как будто она могла понять меня.

– Подожди, дам тебе воды...

Я открыла клетку, чтобы взять поилку, и тут птичка прошмыгнула под моей рукой и вылетела из клетки.

– Эй! Вернись! Вернись!
– перепугалась я окончательно, оглянувшись на дверь.
– Вернись в клеточку! Сейчас же!

Но птица и не подумала меня слушаться. Облетев комнату, она метнулась в камин, посыпалась сажа и... стало тихо.

Пташка улетела из тюрьмы. А я осталась.

40.

И что теперь прикажете делать?!.

Я заметалась по комнате не хуже птицы в клетке. Сейчас еще баронесса разозлится из-за своей любимицы!

Белая птица…

Не та ли, которая села мне на плечо в день приезда Иоганнеса в Арнем? Птичка баронессы… Вот ведь незадача! На морозе такая птаха точно долго не протянет… Но если она один раз вернулась, то, может, вернется и второй раз?

Бестолково побегав, я закрыла дверцу клетки и набросила платок. Так Диблюмены не сразу заметят пропажу.

Мне пришлось прождать довольно долго – около часа, если не больше, пока вернулась баронесса. Она была без дочери и закрыла двери очень аккуратно и плотно, так что я сразу поняла, что разговор предстоит нешуточный.

– Еще не сняла платье? – спросила баронесса безо всякого выражения. – Сними. Я подарю тебе другое, более дорогое и красивое. Но это – сними.

Было понятно, что она не хочет, чтобы меня увидели в том платье, в котором «Клерхен» разгадывала загадку короля. Я молча развязала пояс, спустила с плеч голубой шелк и стянула платье через голову, после чего надела свое старое и повязала передник.

– Я так понимаю, ты не просто угадала правильный ответ, - сказала госпожа Диблюмен, опускаясь в кресло. Баронесса выглядела усталой и бледной, и постукивала пальцами по столешнице. – Ты догадалась, к чему там эти звери?

– Да, - ответила я коротко.

Она погрузилась в мрачное молчание, и пальцы стучали все быстрее и быстрее, а потом баронесса прихлопнула ладонью по столу.

– Завтра должна быть разгадана последняя загадка, а сегодня ты должна будешь объявить о своей помолвке и в воскресенье выйти замуж.

– Что?! – я уставилась на нее, как на сумасшедшую.

– Выйдешь замуж за этого мельника, - баронесса невозмутимо посмотрела на меня. – Филипппа Вольхарта, кажется? Он ведь давно хотел жениться на тебе, осчастливь мужчину. И для тебя это окажется выгодной партией. Он – мельник, ты – кондитер. Настоящее семейное дело. Я дам тебе приданое – столовым серебром, лучшим постельным бельем и деньгами. Расплачусь щедро.

– Договор был только про разгадывание загадок, - произнесла я сквозь зубы. – Вы не имеете права принуждать меня выйти за кого-то.

– Но пока я всё решаю, не так ли? – баронесса ещё несколько раз похлопала по столешнице ладонью.
– Наверное, мне надо раскусить некий лещиный орешек и съесть.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, не отрываясь. Я кипела от ненависти, и в глазах баронессы тоже была ненависть – только не яростная, а холодная, змеиная.

– Вы жестоки, - произнесла я. – Как у вас духу хватает быть такой жестокой? Небеса вас накажут.