Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

ТРИОЛЕТ («Деревянное яичко…»)

Деревянное яичко Представляешь ты собой. В нем увидишь, лишь открой, Деревянное яичко. Как игрушка-невеличка, В чреве скрыт ребенок твой — Деревянное яичко Представляешь ты собой. Август или октябрь 1912

«Когда дитя, ребенок твой…»

Когда дитя, ребенок твой, Под сердцем тихо шевельнется, То вмиг по телу разольется Еще невиданный покой. И ты, такой покой храня, Как будто слышишь человечка: «Я — птенчик, под твоим сердечком Как в гнездышке. Не тронь меня!» Август или октябрь 1912

ПРОКЛЯТЬЕ БЕРЕМЕННОЙ

К твоим окошкам спозаранку Явилась ворожить цыганка В посконном рубище нечистом, Блестя серебряным монистом. И, твой отказ почуяв сразу, Шипит проклятья злую фразу, В твой взор впирает взор сердитый: «Ребенка мертвого роди ты!» Тут засмеялась ты несмело, Вся задрожала, побледнела. Август или октябрь 1912

«С горем ты дитя рождаешь…»

С горем ты дитя рождаешь, Боли никак не унять. Стонами сердце терзаешь… Что я могу тут понять? Сильно меня ты любила, Сильно тебя я любил, Всё же довел до могилы, Мукам отдав, погубил. Август или октябрь 1912

«Совсем без сил, в поту, как белый снег бледна…»

Совсем без сил, в поту, как белый снег бледна, На смятой, кровью залитой постели Лежит усталая и жалкая она, «Я — мать», — одно лишь шепчет еле-еле. Она измучилась. Ей, может, уж не жить — Но счастьем полон взор страдалицы недавней, А на ее тугой груди уже лежит Багровый, тепленький — и чмокает забавно. Август или октябрь 1912

«После родов день ото дня ты вянешь…»

После родов день ото дня ты вянешь: Поблекшее осунулось лицо, Растрескались обветренные губы; На них порой неясно пробежит Пугливая и жалкая усмешка; Большие синеватые круги Легли, как тени, у очей, а очи Как будто просят милости у всех. Так маленький пушистый одуванчик Под ветром облетает, чтобы семя Могло взрасти и расцвести могло бы, И после только жалкий стебелек Всем говорит о жизни, данной детям. Август или октябрь 1912

«Смертию смерть поправ…»

«Смертию смерть поправ», Ты на земле отгостила… И, хоть сама умерла, В муках дитя породила. Скоро в могилу навек Тело усталое ляжет; Пусть же, как символ над ним, Крест о мученьях нам скажет! Август или октябрь 1912

«Тем венки суровой славы…»

Тем венки суровой славы, Что за край родной в бою Жребий вынули кровавый, Повстречали смерть свою. Всё же доля есть славнее: В чьих сердцах любовь горит, Боль и муки знают с нею Те, кто миру жизнь дарит. Слава тем, кто, так страдая, Может с честью смерть принять, Кто в мученьях умирает, Чтобы жизнь ребенку дать! Август или октябрь 1912

«Белый крест, плита, под ней могила…»

Белый крест, плита, под ней могила; Нежным цветом роза зацвела… Здесь когда-то ты, мой друг, почила, — Родила в мученьях и легла. Миновало всё… И боль и горе — Всё поблекло в долгой смене дней; И одна лишь надпись «Disce mori» [93] Здесь напомнит о судьбе твоей. Август или октябрь 1912

93

Учись умирать (лат.). — Ред.

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИК «ВЕНОК»

ПРИДЕТ ВЕСНА

Холодно. По полю ветер гуляет, Воет, как зверь, Снегом швыряет, тоску нагоняет,— Плохо теперь. Плохо… но сердце поет: не томися, Будет весна! — Крикнет: «Проснися, земля, пробудися! Вспрянь ото сна!» Солнце проглянет, зазеленеет Шелк на лугу. Голос весны будто ветром развеет Горе-тоску. <1908>

НАД МОГИЛОЙ

У дороги в чистом поле Могила стоит, А над нею — злая вьюга Гуляет, шумит. На могиле одиноко Калина растет. Ее ветер овевает, Метелица гнет, Вкруг могилы незаметной Пляшет и гудит — Всё о том, кто в поле чистом Непробудно спит. <1908>

МОИ ПЕСНИ

1

Когда горе душу обоймет мою, Станет жалко дней потерянных своих,— Я тихонько песни грустные пою, Всю печаль свою я вкладываю в них. Тихо песня разливается, звенит, Говорит мне, как я молодость сгубил, И как до сих пор не смог я полюбить, И совсем по-настоящему не жил.

2

А как милую я вспомню сторону, Да как вспомню ее бедность и нужду, Дрогнет сердце, — и опять я петь начну, Хоть немного свою душу отведу. Грозно песня разливается, гремит, Долю злую мужиков она клянет: Ведь невидимая цепь на них висит, В стороне родной их давит тяжкий гнет. 1908

НОЧЬ

Тихо всё было на небе, земле и на сердце… Ночь темнотою родные места покрывала, Яркие звезды блистали, и месяц вдруг выплыл, Небо, и лес, и поля серебром заливая. Всё уж уснуло, и только березы шептались, Только осины шумели, и только колосья, Землю целуя, на поле широком качались. …Тихо всё было на небе, земле и на сердце. 1908

НА ЧУЖБИНЕ

Вокруг меня пышно цветы расцветают.

Печально средь них я хожу одинок. И вижу: мне синей головкой кивает Родной наш, забытый в тени василек. «Здорово, земляк! — чуть заметный в долине, Понурый, невесело шепчет он мне. — Вспомянем с тобой на богатой чужбине О бедной, далекой своей стороне». 1908

ИЗ ЦИКЛА «ЭРОС»

1. «Цветики алые, в косы вплетенные…»

Цветики алые, в косы вплетенные, В косы вплетенные, Неопыленные. Тайна желаний у них неуемная, Бьет неуемная, Сила нескромная. Всё же напрасно соки бьют жаркие, Соки бьют жаркие, Свежие, яркие. Быстро завянут они полоненные, В косы вплетенные, Неопыленными. 1908 или 1909