Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
– Не смешно. Знаешь, как страшно мне ехать? Я даже не знаю, правда ли, что там - какой-то другой мир, а не просто следующая станция, на которой мы выйдем наружу - где-нибудь у полярного круга. Если получится так - что я буду делать?.. Ну, пойдем.
– Голеса убили, - зачем-то сказал я, словно пытаясь его успокоить.
– Знаю, - он снова потащил меня, но рука его держала теперь мягче.
– Жулик он, твой Голес. Мне уж сказали.
– Ивкина сказала? Я ее видел на платформе. Вы ведь знакомы, верно?
– Жена моя бывшая, - буркнул Чемерин.
– И она тут ни к чему, путается под ногами только.
–
– я замолчал.
Не сообщница - в этом ошиблись и я, и дознаватель. Просто жена. Услышала фамилию бывшего мужа и не смогла это утаить. Господи, ну хоть что-нибудь за эту долгую ночь не было случайностью?!..
Я чувствовал и неловкость, и грусть, даже усталость отступила. Случайно я оказался в магазине, случайно украл куртку именно у Трубина, случайно сочинил у дознавателя историю с ограблением, случайно затеял всю эту возню со свертками...
А не было бы меня?
Попробуем продолжить фантазировать, раз уж начали?..
Итак - меня нет, я пошел, как всегда, в свой полуподвальчик после рабочего дня. Кража не состоялась, и Трубин спокойно вернулся домой с новой курткой. Полина, без толку покружив по улицам, махнула на бабку рукой (есть же пределы добрососедской заботы!) и легла спать с чувством выполненного долга. В полночь взлетело на воздух Управление Дознания, засыпав обломками битого кирпича несколько соседних кварталов. Пользуясь суматохой и паникой, "Радиокомитет" захватили посторонние люди и начали вести свою провокационную передачу, но никто из окрестных жителей не рискнул приблизиться к месту взрыва и помешать пришельцам. Государственная чиновница осталась жива и спокойно передала (или взяла?) урановые пластины, обменявшись без помех с тощим человеком в пальто. Медсестра Белла тоже уцелела, и никто о ней даже не вспомнил - пусть девочка развлекается. Чемерин (а все-таки, в чем он виноват?..) остался никем не узнанным, чтобы утром отправиться к своей семье. Ивкина не вышла в эту ночь из дома, отдыхая после тяжелой смены и радуясь удачно купленному "ситчику"...
А что еще?
Еще - рослый чужак изнасиловал и убил Милу. Беспомощный Трубин погиб при взрыве ракеты. Девочка так и осталась сидеть в электрощитовой, плача и царапаясь в дверь. Умственно отсталого Вову пристрелили солдаты, на которых он в отчаянии кинулся с кулаками (хотя - у него еще все впереди).
И - может быть - наступившим утром впервые в истории не заиграл на всю страну государственный гимн, под звуки которого плачут такие, как я. Кощунство, конечно, но я ведь только предполагаю.
– Сюда, - Чемерин пихнул меня в какой-то закуток среди труб и кабелей . Раньше тут, похоже, держали собаку - у стены валялась помятая жестяная плошка. Теперь осталась лишь тонкая прочная цепь с металлическим ошейником на конце - этот ошейник и поднял с пола мой конвоир.
– Да вы что?..
– я попятился.
– Дурак, за руки!
– объяснил он.
– Что я, зверь, что ли?..
Минута - и запястья мои оказались дважды обвиты гибкой стальной полосой, которая когда-то, должно быть, охватывала сильную собачью шею. Щелкнул замок.
– Вот так, - Чемерин подергал цепь и ободряюще хлопнул меня по плечу.
– Ну, держись, дружок.
– Больно, - я попытался пошевелить руками.
– Я могу эту штуку надеть тебе на шею - но ты ведь этого не хочешь?
–
– Эй, вы!
– позвал я.
– Но вы же не уедете! Вы не успеете! Поезд только в одиннадцать!..
Чемерин мне не ответил, гулко шагая прочь, и я остался один.
* * *
Последнее мое воспоминание, относящееся к счастливой эпохе - больница, обычная, районная, и просторный кабинет врача, куда мы с Хилей пришли по направлению из санчасти. Дело было в понедельник, почти сразу после коротенького разговора в моей конторе.
– Яна, кто все это придумал? Ты или сестра? Кстати, ты и не говорила, что она у тебя есть.
– Идея была моя, - взгляд в сторону.
– Одного не пойму, тебе-то зачем было нужно, чтобы я потерял семью? Ты что, любишь меня?
– У меня свой интерес. У сестры - свой. Ей здорово в душу наплевали, вот, теперь мы и развлекаемся. И ей хорошо, и мне не скучно.
– У тебя совесть-то есть?
– За собой последи!
– Яна разозлилась.
– Тебя силком не тащили. Сам захотел.
Я не нашелся, что ответить. Она была права, но вот разговаривать с ней и даже видеть ее я больше не мог.
...Кабинет, в котором мы очутились, показался мне холодным, несмотря на длинный радиатор вдоль стены, буквально излучающий жар. Ощущение холода создавали и белые стены, и блеск никеля, и зимняя белизна за широким окном.
Зато женщина-врач была теплой, похожей на сдобную булку, плотно упакованную в накрахмаленный халат.
– Проходите, молодые люди, - она оторвалась от заполнения какой-то толстой медицинской карты и подняла на нас круглые карие глаза-изюминки с длинными коровьими ресницами.
– Проходите и садитесь, я сейчас.
Мы опустились рядом на клеенчатую кушетку, и Хиля сжала мою руку холодными дрожащими пальцами.
– Так, - врач, наконец, бросила писать и улыбнулась.
– Кто вас направил? И в чем проблема?
Я привстал, протягивая ей голубой листок направления. Она пробежала его глазами, подняла брови:
– Ага. Очень хорошо. По месту жительства не справились - бывает. Это вы, значит, Эльза, - она посмотрела на мою жену.
– На что конкретно вы жалуетесь?
– Токсикоз, - пробормотала Хиля.
– Ну, милая, это ведь бывает.
– Мы с родителями жили возле ядерного полигона, на севере. Однажды я даже видела взрыв.
– Тут написано, что в детстве вы страдали малокровием. Это у вас врожденное?
– Нет.
– Хорошо. Разденьтесь до пояса, я вас осмотрю, - докторша встала из-за стола.
– А вы, молодой человек, выйдите, подождите в коридоре.
– Эрик, не уходи!
– вдруг взмолилась Хиля и жалобно посмотрела на врача.
– Мне без него страшно.
– Я же не кусаюсь, - та развела руками.
– Впрочем, как хотите.
Осмотр продлился не больше десяти минут и состоял, на мой взгляд, из одного лишь прощупывания селезенки. Все это время Хиля не сводила с меня глаз, словно я мог внушить врачу правильное направление мыслей.
– Вам кажется, вы были облучены?
– женщина-булочка задумалась.
– Кажется, - обняв себя руками, моя жена стояла перед ней, беззащитная и до странности похожая на себя в детстве.
– Я все-таки беременна, дело серьезное...