Белый ходок

Он протянул руку к железному прутку, что покоился на соседнем столе. Едва его пальцы коснулись металла, тот покрылся узорами из инея, прекрасными, как резьба по кости. Но это был не простой холод — сама структура железа менялась, становилась прочнее и острее, словно сталь, перекованная тысячу раз.

— Превосходно, — произнёс он с удовлетворением. — Теперь ты сможешь ковать оружие, о котором живые мастера могут лишь грезить в самых смелых снах.

Следующей на стол легла Ирра. Она улеглась без малейших колебаний, доверяя создателю с той слепой верой, что бывает лишь у детей да у мертвецов. Для неё он приготовил особенное сердце — более утончённое, настроенное на разум и магические дарования.

Операция прошла ещё более гладко, словно он обрёл опыт мастера, проводившего подобные процедуры сотни раз. Её тело уже было хорошо приспособлено к его магии, что значительно облегчило срастание. Когда процесс завершился, Ирра превратилась в подобие ледяной богини из старых легенд — прекрасную, грациозную, излучающую холодную силу, что заставляла трепетать воздух вокруг.

— Я помню всё, — прошептала она, поднимаясь со стола с грацией танцовщицы. — Всю свою жизнь, каждый день, каждое мгновение. Но теперь воспоминания не причиняют боли. Прошлое стало частью меня, но более не определяет меня.

Её разум вырос многократно, словно дерево, что за одну ночь достигло размеров вековых исполинов. Теперь она могла не только исполнять сложные поручения, но и самостоятельно планировать военные операции, анализировать поступающие сведения, даже проводить собственные магические опыты.

Один за другим сержанты проходили через горнило перерождения. Каждый получал сердце, выкованное специально под его способности и предназначение, словно меч, кованный для руки определённого воина. Бывший охотник Крон стал мастером скрытности, способным растворяться среди снегов, как призрак в тумане. Воин Гарт превратился в ледяную машину смерти, чьи удары замораживали противников, превращая их кровь в лёд в венах.

Но самые поразительные изменения произошли с теми немногими, кто обладал магическими способностями ещё при жизни. Старая знахарка Морра, что лечила своё племя травами и заговорами, превратилась после преображения в истинную ведьму льда. Она могла исцелять раны, создавая ледяные протезы взамен утраченных конечностей, и насылать проклятия, что превращали кровь врагов в смертоносные кристаллы.

— Покажи мне, на что ты способна, — велел он Морре, когда её трансформация подошла к концу.

Старуха — теперь выглядевшая как вневременное существо изо льда и снега, прекрасное в своей нечеловеческой красоте — протянула руки к увядающему растению в углу пещеры. Засохшие листья мгновенно покрылись инеем, но вместо окончательной гибели растение начало удивительное превращение. Стебли стали прозрачными, словно выточенные из горного хрусталя, листья обратились в ледяные пластинки, что звенели на ветру, как колокольчики, а корни углубились в каменный пол, извлекая жизненные соки из самого льда.

— Жизнь и смерть — лишь две стороны одной монеты, — прошептала Морра голосом, в котором слышался шёпот зимних ветров. — Теперь я могу обращать одно в другое, создавать новые формы бытия, неведомые живым и мёртвым.

Процесс преображения всех двадцати сержантов растянулся на целый месяц — тридцать дней и тридцать ночей непрерывной работы. Каждая операция была неповторимой, требовала индивидуального подхода и тщательнейшей настройки магических параметров. Но плоды превзошли самые смелые ожидания.

Его элитные слуги более не были мертвецами в том смысле, в каком это слово понимали живые. Они стали чем-то средним между жизнью и смертью, между людьми и Иными — новой расой, что вобрала лучшие качества обеих природ. Сохранили разум и творческие дарования живых, но обрели бесстрашие и безграничную преданность мёртвых.

— Встаньте в круг, — повелел он, когда последнее преображение было завершено.

Двадцать фигур окружили его, и воздух наполнился гармоническими вибрациями их магических сердец. Каждое билось в собственном ритме, но все были настроены на единую частоту — частоту его собственной нетленной сущности.

— Отныне вы — мои истинные дети, — торжественно произнёс он. — Не просто слуги, но живое продолжение моей воли. Через вас моя власть расползётся по миру, как паутина паука, что опутывает добычу.

Он поднял руку, и все сердца забились в унисон, словно огромный оркестр, ведомый единым дирижёром. Магическая связь между ними усилилась многократно — теперь он мог видеть их глазами, думать их разумом, действовать их руками, даже находясь за тысячи лиг.

— Ирра, ты поведёшь северное войско. Торн возглавит восточный поход. Крон займётся разведкой южных земель. Остальные получат назначения в должное время.

Новые возможности открывались одна за другой, словно комнаты в бесконечном замке. Через преображённых сержантов он мог управлять множеством операций одновременно, координировать действия разных отрядов, получать донесения из самых отдалённых уголков растущих владений.

Но главное — теперь у него появилась возможность создавать новых Иных. Каждый из сержантов мог передать часть своей силы особо преданным слугам, постепенно расширяя касту высших существ, словно круги на воде от брошенного камня.

— Начинайте отбор среди живых подданных, — приказал он. — Самые способные, самые верные удостоятся дара преображения. Но помните — это привилегия, которую следует заработать кровью и потом.

Опыты с магическими сердцами открыли новую главу в его великом замысле. Теперь он мог создавать не просто армию, но целую цивилизацию существ, связанных с ним нерушимыми узами крови и льда. Цивилизацию, что переживёт века и тысячелетия, неся его власть в самые дальние уголки мира.

***

Сон пришёл неожиданно — если то, что изредка случалось с ним в минуты покоя, можно было назвать сном. Обычно его разум погружался в холодную пустоту, лишённую образов и воспоминаний, словно в глубины замёрзшего озера. Но в эту ночь тьма расступилась, и перед ним развернулись картины, столь же чуждые его природе, сколь огонь чужд льду.

Он стоял в странном помещении с белыми стенами, залитом ярким, почти болезненным светом. Свет исходил не от факелов или свечей, не от очага или жаровни, а откуда-то сверху, из самого потолка, равномерно освещая всё пространство, словно само солнце заключили в четырёх стенах. Пол был покрыт мягким материалом ярких расцветок — красного, как кровь дракона, синего, как летнее небо, жёлтого, как золото Ланнистеров. Цвета резали глаза своей неестественной насыщенностью, словно кто-то собрал все краски мира и выплеснул их в одном месте.