Белый шиповник. Сборник повестей

– Понимаю. Давай подкову… Тайны я вам хоть килограмм отыщу. “Кузнец, ты кузнец…” Мне от этих тайн некуда деваться. Ты давай вот что, ты приходи ко мне в пикет, будешь мне помогать.

– Будем преступников ловить?!
– задохнулся Столбов.
– И пистолет дадут?

– Будем следить за порядком! А оружие… “Кузнец, ты кузнец…” В зависимости от обстоятельств…

Утром следующего дня Панама. Столбов и Маша специально побежали смотреть, как выезжают лошади в новых подковах.

– И звук-то совсем другой, - сказала Маша.

– Конечно, - объяснял Панама, - подкова плотно сидит, вот и бряканья нет.

Разномастные кобылки, весело мотая чёлками, разбредались по городу, и ребятам капалось, что лошади украдкой им подмигивают.

Глава восемнадцатая

“ТАКОЕ НЕСЧАСТЬЕ!”

– Литературы не будет!
– ворвался в класс Сапогов.
– Борода в школу не пришёл.

– Ура!
– закричали мальчишки.

Панама вздрогнул. Он поймал испуганный взгляд Маши Угольковой и быстро пошёл к двери.

– А!
– закричал Сапогов.
– Сорваться хочешь! Не выйдет!
– И он растопырил свои огромные ручищи.

– Пусти, - сказал Панама и голосу своему удивился. Голос был резкий и дрожал.
– Пусти, говорю!

– Предъяви документы!
– заорал Сапогов.

Но в этот момент получил такой толчок в грудь, что от неожиданности сел на пол. Когда он опомнился и выскочил в коридор, Панама был уже в учительской и дрожащими руками набирал помер телефона манежа.

– Алё! Кто это? Денис Платоныч, что с Борис Степанычем? Как разбился! Как разбился! В какой больнице? Да какие теперь занятия! Да как же он так… Вот беда-то… - приговаривал он, вешая трубку. И тут он увидел, что на него тревожно смотрят учителя, что были в комнате.
– Борис Степаныч вчера на съёмках разбился!
– сказал он, словно оправдываясь.

– На каких съёмках? Где?

Но Панама уже бежал в класс. У него было такое лицо, что Сапогов, ждавший его с мокрой тряпкой в руках, ошалело отступил.

– Вот беда-то, вот несчастье… - приговаривал Панама, запихивая книжки и тетрадки в портфель.
– Борис Степаныч вчера на съёмках разбился, - ответил он на испуганный взгляд Маши, не знаю как. Денис Платоныч говорит, что крепко. Коня привели, всё седло поломано, оборваны стремена и подпруги в клочья! Побегу в больницу…

Но в больницу Панаму не пустили. Дежурный врач, заглянув в какие-то бумаги, сурово спросил:

– Это что, твой отец?

– Учитель. Учитель мой. Что с ним?

– Перелом рёбер, перелом лучевых костей со смещением, но самое скверное: перелом коленного и голеностопного сустава. Вот, брат, скверно…

– Ногу отрежут?
– похолодел Панама.

– Ногу не отрежут, но это будет уже не та нога. В лучшем случае двигательные функции восстановятся года через два-три. Это, повторяю, в лучшем случае.

– А в худшем?

– А в худшем - нога не будет сгибаться ни в колене, ни в щиколотке.

– Как же он ездить верхом будет, доктор?

Эх, малыш, сейчас вопрос в том, будет ли он без костылей ходить, а не то что ездить. Иди домой. Я тебя всё равно к нему не пущу - ему сейчас не до тебя.

– Доктор, вы ему передайте, чтобы он за Конуса не волновался. С ним будет всё в порядке, всё как следует…

– А что это за конус?

– Это его жеребец. Конь его. Борис Степаныч на нём… - Панама чуть было не сказал “ездил”, но проглотил невесть откуда взявшийся в горло комок и сказал твёрдо: - Это его конь!

– Хорошо, я, как видишь, ни на конус, ни на цилиндр не претендую, ступай, малыш, домой. Всё, что мы можем, для твоего учителя мы сделаем.

Панама медленно вышел в больничный сад. Холодный ветер мёл по асфальту снег и пыль, свистел в кустах, что, как веники, торчали вдоль дорожки.

– Пономарёв!
– Панама оглянулся. По дорожке, как-то вприскочку, шёл-торопился Денис Платонович.
– Ну что там? У доктора был?
– спросил он, задохнувшись от быстрой ходьбы.

Панама рассказал.

– Вот несчастье!
– Денис Платонович рухнул на скамейку.
– Такой спортсмен, такой мастер, а человек какой! Умный, интеллигентный, образованный, добрый… Боже мой! Боже мой! Ведь он и разбился-то, коня спасая. Мне сейчас ребята рассказали. Кони стрельбы испугались - понесли. Всадники бы справились, но места нет, понимаешь, места нет… Забор там, какой-то каменный, и овраг за забором. Забор невысокий, кони и нацелились через него прыгать, а он не только первому коню прыгнуть не дал, а и его-то спас: как-то так развернулся да сам с коня об стену, да через забор, да в овраг… А кони все целы, все… - Денис Платонович гордо глянул на Панаму.

– Лучше бы кони пропали, чем Борис Степаныч!
– зло сказал он.

– Да что ты говоришь!
– всплеснул руками старый тренер.
– Ну-ка сядь. Вот что я тебе скажу. Жизнь человека, конечно, дороже жизни коня. Когда болен человек, - конь спасает его ценою жизни. Но когда конь в опасности, его любой ценой спасает человек! Если это не так, человек перестаёт быть человеком! Ты понял меня, мальчик?

Глава девятнадцатая

НОЧНОЙ ЗВОНОК

– А я предлагаю такой выход. Сейчас будем звонить прямо по списку и посмотрим, что нам ответят, - сказал начальник манежа.

Шёл второй час ночи, но в его кабинете сидели люди. Здесь были тренеры, ветеринар, старший конюх.

– Я прошу добавить в список ещё одну фамилию, - сказал Денис Платонович.

– Какую? И так уже шесть человек…

– Пономарёв. Пусть он будет седьмым.

– А кто это?

– Вы о нём скоро узнаете, - усмехнулся старый тренер.
– Поверьте моему опыту, права он имеет равные со всеми.

– Ну хорошо. Я начинаю.
– Начальник манежа снял трубку.
– Извините, пожалуйста, за столь поздний звонок, можно позвать мастера спорта?
– И он назвал фамилию.
– Это вы? Вас беспокоят из манежа. Заболел Конус, мы не знаем, что делать. Да? Вы думаете, нужно старшего конюха разбудить? Вызвать ветеринара нужно? “Скорую помощь”? Хорошо. А вы не могли бы приехать? Нет, я не шучу! Да, такси действительно поймать трудно. Ну, извините!
– Начальник манежа повесил трубку и вычеркнул первую фамилию.

Он сделал это так ожесточённо, что карандаш порвал бумагу…

Панама видел цветные сны и от удовольствия причмокивал губами, когда в квартире зазвонил телефон.

Папа нащупал босыми ногами тапочки и пошёл в переднюю.

– Да!
– сказал он хриплым сонным голосом.
– Он спит. Ему завтра рано вставать. Да что вы, товарищи, ночь на дворе… Ну ладно, попробую… Да я понимаю!

Панаме снились солнце, синее небо, зелёное поле, и по этому полю они скакали на копях. Он. Маша. Юля и даже Столбов.