Белый шиповник. Сборник повестей

Кони плавно неслись, словно по воздуху, потому что трава под ними не приминалась. “Как же вы так скачете?” - спросил Панама у коня. Тот повернул к нему голову и вдруг сказал папиным голосом:

– Игорь. Игорь, позвонили с манежа - Конус заболел…

– Что?
– Панама с трудом разлепил веки.
– Что?
– вскрикнул он, когда до него дошёл смысл сказанного.
– Счас, счас…

Он начал торопливо хватать одежду.

– Что с ним?
– закричал он в трубку.
– Ложится? Опять, наверное, обкормили. Я сейчас приеду…

Трубка что-то возражала, но Панама не слышал.

– Ты с ума сошёл!
– В дверях стояли родители.

– Ребята!
– умоляющим голосом сказал он.
– Ведь конь может умереть…

Родители переглянулись.

– Я поеду с тобой!
– сказал отец.
– Во-первых, ночь… А во-вторых, может быть, я тоже чем-нибудь пригожусь.

– Да! А я, по-вашему, буду сидеть здесь и волноваться?
– сказала мама.
– Я тоже поеду. Хоть теперь посмотрю, что это за манеж такой. Каким он мёдом намазан, что единственный сын скоро дом на конюшню променяет…

Они быстро оделись, выскочили на улицу. Им повезло: они вскочили в проезжавшую мимо машину.

– Что с Конусом?
– ввалился в кабинет начальника манежа Панама.

Все сидевшие в кабинете обернулись. Воцарилось неловкое молчание.

– Всё хорошо!
– весело сказал Денис Платонович.
– Всё хорошо, мальчик. Ты - молодец. Это твои родители? Честь имею представиться… У нас хороший, добрый мальчик…

– Что же, сказать ему?
– нерешительно спросил начальник манежа.

– Нет, вы в самом деле думаете решать таким нелепым образом такой серьезный вопрос?
– возмущённо спросил один из тренеров.

– Отчего же нелепым?
– сказал Денис Платонович.
– Самый правильный способ. Но, я думаю, нужно обставить это торжественнее… После экзаменов, я думаю… Извините нас, вышла маленькая несуразность, - раскланялся Денис Платонович перед родителями Панамы.

Никогда ещё мальчишка не видел своего тренера таким весёлым.

“Чем же старик так доволен?
– подумал он.
– Ох, неспроста всё это!”

Они вышли на улицу.

Стояла непривычная для города ночная тишина. Из темноты над головами медленно падали большие пушистые хлопья. Они серебрились в свете фонарей и плавно ложились на плечи, на дома.

– Весёленькая шутка, - сказал папа, - поднять людей и два часа ночи за здорово живёшь. Чёрт знает что!

– Мне кажется, здесь что-то непросто!
– сказала мама.
– Но Игорь поступил правильно! Вспомни, как тренер его прямо расплылся весь от удовольствия…

– Ребята!
– сказал Панама.
– Вы посмотрите, какая ночь красивая! Как будто Новый год! Это хорошо, что нас разбудили, а то бы мы спали и ничего не видели. Как тихо! И снежинки медленно падают, словно письма от снежной королевы…

Мама остановилась и, поймав снежинку на рукавицу, сказала:

– Отец, тебе не кажется, что твой сын становится поэтом?

– Мне кажется, что он ещё и не такую ночную тревогу нам устроит. Этот бег на конюшню - цветочки, а ягодки впереди…

– Да брось ты ворчать!
– сказала мама, скатала снежок и хлоп - папе в спину.

– Стой!
– сказал отец.
– Есть предложение! Давайте слепим снеговика и поставим его на перекрёстке, вместо милиционера. А?

Глава двадцатая

ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ!

Панама шёл по заснеженной улице, и в руках у него были завёрнутые в несколько слоев бумаги цветы. Рядом с ним с одной стороны шла Маша Уголькова, а с другой Юля Фомина. Они шли домой к Борису Степановичу.

Собственно, собирался идти один Пономарёв, но Маша заволновалась, разахалась: “Как же так идти с пустыми руками! Нужно обязательно цветов купить! Да ты сам выбрать не сумеешь! Я с тобой пойду, хотя мне ужасно неловко”. А Юля Фомина просто подошла и сказала: “Вы к Борису Степановичу? Я с вами”.

Светило солнце, плясали солнечные зайчики. Они прыгали на стенах домов, на боках автобусов, норовили заскочить в глаза, а прохожие морщились, отворачивались, и у всех были очень забавные лица.

– Открыто!
– прозвучал за дверью знакомый голос.
– О! Вот это сюрприз! Проходите. И цветы! Ну спасибо, спасибо…

Борис Степанович сидел в кресле, худой, с землисто-жёлтым лицом, и нога у него была неестественно вытянута, но он улыбался так радостно, что ребята скоро забыли про его болезнь.

Они весело рассказывали, как идут дела в школе. Никогда ещё Панама не видел, чтобы Юля смеялась так заливисто. “Какая она красивая, - думал он, - и глаза смеются, и волосы такие густые. И вся она какая-то совсем взрослая”.

– Хотите, я вам кофе сварю?
– сказала Юля.
– Мы ездили в Швецию на состязания, и там меня научили такой кофе варить. Все шведы пьют такой кофе по утрам…

– Да не стоит, - сказал Борис Степанович. Но Юля уже гремела посудой на кухне.

– У вас “Арабика”?

– А бог его знает, - ответил Борис Степанович, - я его от случая к случаю покупаю.

– Ну что вы, кофе обязательно должен быть в доме.

Борис Степанович наклонился к Маше и заговорщически спросил:

– А ты умеешь кофе варить?

– Нет, - тихо ответила она. И вообще она всё молчала и сидела в сторонке.

– Я тоже, - подмигнул ей Борис Степанович и засмеялся.

– Я зато борщ умею!
– просияла Маша.
– И блинчики.

– Красота! Вот у меня нога новая вырастет, и мы с Игорем придём к тебе обедать. Хотя его сильно кормить нельзя, а то будет мучиться, как Фред Палмер. Он за пятнадцать лет работы на ипподромах мира вынужден был выпарить в бане пять тонн веса. Но тебе, Игорь, это, по-моему, ещё не грозит.

– Вот и кофе!
– Юля внесла поднос с маленькими чашечками.
– Берите сахар.

Хлопнула дверь в прихожей.

– О! Да у тебя гости!
– сказала красивая девушка, входя в комнату.
– А я ещё на лестнице подумала: “Где это так вкусно кофе пахнет?”

– Это вот у нас мастерица Юля, - сказал Борис Степанович.
– Ну, иди мой руки да садись с нами.

– Это ваша сестра?
– спросила Юля, и голос её показался Панаме каким-то странным.

– Нет, - ответил Борис Степанович,