Бенефис двойников, или Хроника неудавшейся провокации

Скойбеда даже прикрыл уши руками. Опустошенный Козлов опустился на стул.

Первым очнулся Скойбеда. Вспомнил, что он комендант Кремля:

– Значит так: фотографию размножить, раздать вашим и нашим, подключить МВД, Козлов, неделя сроку, семь суток, в часах вычислишь сам, - руководить операцией " Яков и К".

– Есть!

Семинард ничего не понимал и только поскрипывал сапогами, время от времени делая умное лицо. Именно в эти мгновения Козлову хотелось запустить в начальника маленьким бюстиком А.С. Пушкина, стоявшим на боковом столе.

– Оружие на задание не брать, форму - сменить!

– продолжал отдавать указания генерал.

Семинард наконец-то пришел в себя и судорожно глотнул горилки из стакана.

– Связь со мной через каждые три часа, - он попытался овладеть ситуацией.

– Нет, со мной через каждые два!
– Не согласился Скойбеда.

– Связь с обеими через два с половиной часа, - пришел к компромиссу Семинард.
– Все, капитан, можете быть свободны.

Козлов вышел. Скойбеда принялся убирать стаканы в портфель.

– Ну, держи кардан! Пойду своим орлам пистон вставлять.

– Иди, иди.
– процедил Семинард, когда дверь за генералом закрылась.
– Раскомандовался здесь, генералиссимус вонючий!

Он достал из одного из вделанных в стену шкафов папочку, открыл, минут пять читал, затем сказал вслух:

– Анкетка ничего, с другими там и не держат, но вот с гербарем я, пожалуй, дам ему просраться!

Семинард знал, что любое увлечение есть отвлечение от генеральной линии. Это - слабость, пусть маленькая, но делать из мухи слона на Лубянке умели.

Возвращаясь от Семинарда, Скойбеда встретил шефа Лубянки, только вчера вернувшегося из отпуска.

– Ну, как там, на курорте?
– спросил Скойбеда.

– Хорошо, - ответил шеф.
– Но мало. Два месяца - как один день. А сейчас хреново, аклиматизация... Тут у нас завтра, поди, снег повалит, а там - лето, теплынь. Погоди-ка, - он принюхался.
– А ты что, пьешь, что-ли, на работе?

– Имею право!
– Скойбеда похлопал себя по лампасам.
– Не петушек!

– А, поздравляю!
– протянул руку шеф.
– А я сразу не заметил. Но все равно, на службе пить нельзя. Не положено.

– Да я выпил-то всего ничего, - отмахнулся Скойбеда.
– С этим самым твоим, Семинардом. Ты смотри за ним, попивает чертяка горькую!
– и, придвинувшись к уху , добавил:

– Копает он под тебя, вмесе с Козлом со своим на пару!

Шеф почесал макушку.

ГЛАВА 9

Москва. Платформа станции метро "Маяковская". 27 октября. 17-00.

Час пик. В начале платформы - Сэм Стадлер. На нем бежевый плащ, в руках цветы. Людской поток раскручивает Стадлера и швыряет из стороны в сторону. Из пяти гвоздик в его руках уцелело только две.

– Поезд идет в депо, - разнеслось по платформе.
– Освободите вагоны!

Хлынувшая из дверей толпа припечатала Стадлера к стенке и он оказался нос к носу со Стерлинговым. В руках тот держал торт-бизе в коробке.

– Привет, - привычно улыбнулся Стерлингов.
– Заждались?

Стадлер промолчал.

– Опять деловая встреча? Или вы собрались на похороны?
– Стерлингов бросил взгляд на цветы.

Советолог что-то буркнул и отвернулся. Он понял, что пистолета ему сегодня не дождаться.

– А, не желаете разговаривать?
– услышал он насмешливый голос Стерлингова.
– А зря: я принес вам то, что вы просили.

Стадлер в изумлении обернулся.

– Здесь, - Стерллингов указал на торт, - под слоем бизе, в полиэтиленовом пакетике, найдете интересующую вас вещь.

Стадлер, не отрываясьь, смотрел на коробку, не зная, как ему быть.

– Можете воспользоваться им незамедлительно, - продолжил Стерлингов.
– Вы же заказали эту штуку из-за меня, не так ли?

Стадлер чувствовал себя, как в ренгеновском кабинете: этот улыбчивый симпатяга видел его насквозь.

– Сколько я вам должен?
– еле выдавил он из себя.

Уголки губ Стерлингова достигли ушей:

– Считайте, что это наш русский сувенир. Вроде матрешки. Единственное одолжение, которое вы можете мне сделать...

– Что же?

– Все те же пятнадцать минут тет-а-тет. И возьмите тортик - это придаст вам уверенности.

Стадлер взял коробку, взвесил на руке: тяжелая.

– В целях экономии вашего драгоценного времени могу подбросить вас до гостиницы. По дороге и поговорим.

Советолог еще колебался.

– Чего вы опасаетесь?
– улыбнулся Стерлингов.
– Вы теперь вооружены. Это я должен вас опасаться. Ну, пошли?

Они поднялись по экскалатору вверх. У входа стоял знакомый серебристый "Мерседес", за рулем сидел бугай, закрывший плечами все лобовое стекло. Стерлингов открыл заднюю дверь, пропустил вперед Стадлера и сел рядом.

– Это Айвар Лупиньш, - указал он на бугая.
– Мой личный шофер. Но чаще он просто сидит в машине, чтоб ее не угнали, он латыш.

– Я-я, - подтвердил Лупиньш по-латышски.

– При нем можете говорить о чем угодно, - разрешил Стерлингов.
– Айвар не понимает по-русски. Но в остальном человек незаменимый. Верно, детка?

– Я-я.

"Мерседес" тронулся с места. Стерлингов предложил советологу сигару, тот отказался.

– Ну что ж, - Стерлингов, закурив, выпустил подряд пять колец прозрачного дыма, Стадлер принюхался: слава Богу не кубинские.
– Вы, мистер Розанблюм, видимо, ждете от меня объяснений? Думаю, будет разумно с моей стороны рассказать немного о себе.

Стерлингоа глубоко затянулся и закрыл глаза.

"А вот сигары курить он не умеет", - отметил про себя Стадлер.

– Дество мое не было радостным, - начал свой рассказ Стерлингов. Детский дом, казенные вещи, издевательства старших ребят. Я рос забитым и озлобленным волчонком, за обедом мне доставался самый постный кусок. И даже те, кого я считал своими лучшими друзьями не, упускали случая посмеяться надо мной.

– О-ля-ля!
– тяжело вздохнул Лупиньш.

– Да, Айвар, да, как ни грустно, но это так.
– Стерлингов выпустил еще несколько колец.
– Единственное воспоминание о детском доме - это большая белая простыня, на которой меня подвешивали к потолку. Затем ПТУ в городе Казани, по окончании которого я получил диплом слесаря и отбитые почки. Девушки избегали даже смотреть на меня. Потом завод, бригада коммунистического труда: там я научился пить водку, а позднее - и одеколон. Не мог ни дня прожить без клея "Момент".Поверьте, я представлял собой жалкое зрелище.