Бенефис двойников, или Хроника неудавшейся провокации

– Ни в коем разе!
– запротестовал Стерлингов.
– У меня как раз зародилась одна интереснейшая комбинация!

– В таком случае я сдаюсь, - Стадлер положил своего генерала КГБ набок.
– Для пользы дела.

– Жаль, жаль, - смахнул остатки фигур с доски Стерлингов. У вас еще был шанс на ничью, вы им не воспользовались. Итак, чем же я могу быть вам полезен?

– Мне нужен доступ в Мавзолей.

– Доступ в Мавзолей? Что может быть проще! Придите пораньше, займите очередь, часа через полтора попадете.

– Нет, - мотнул головой Стадлер.
– Мне нужен доступ туда в ночное время.

– Вот оно что, - Стерлингов взял вторую сигару.

– Но зачем?

– А это, Эд, не должно вас волновать. Либо вы помогаете мне и получаете причитающийся вам гонорар, либо мы расстаемся и забываем об этом разговоре.

– У меня несколько иной расклад, - не согласился Стерлингов.
– Или вы полностью мне доверяете, и я вам помогаю, или мы ограничиваемся баней, а затем вы в одиночестве бьетесь чисто вымытым лбом о гранитные плиты Мавзолея в надежде пробитьт в них брешь. Вам решать.

Стадлер колебался, но недого.

– Хорошо, - он вздохнул и вкратце изложил суть дела. Стерлингов внимательно слушал, попыхивая дымком и изредка задавая вопросы.

– А этот Скойбеда, - спросил он.
– Такой уж неприступный утес?

– И не говорите, - развел руками советолог, - не человек, а одна сплошная идея. Сало да гербарий - вот и все интересы , уцепиться не за что.

– Гербарий?
– переспросил Стерлингов.

– Да, гербарий. Я даже прихватил из Америки один такой, но думаю, зря.

– А я думаю - нет, - возразил Стерлингов.
– Я, кажется, кое-что придумал. Вам не составит труда нанести на ваш гербарий некую маленькую надпись ?

– Какую надпись?
– не понял Стадлер.

– Дарственную. Ну, например, "Дорогому тов. Скойбеде от сотрудников ЦРУ в память о совместной деятельности"?

– Да, но...

– И никаких "но"! Где этот гербарий?

– В гостиннице.

– Прекрасно! Сегодня же вы его надписываете и передаете мне. А пока я позвоню одному человеку.

Стадлер задергался.

– Не волнуйтесь, - успокоил его Стерлингов.
– Он не работает в органах, зато вам будет весьма полезен.

Он снял трубку, набрал номер.

– Ефим Львович, это вы? Добрый день... Как сердечко, не беспокоит? Ефим Львович, миленький, не соблаговолите ли подскочить ко мне в Переделкино, машину я пришлю... заранее благодарю, до встречи.

– Ну Вот, - обратился он к советологу, - все в порядке.
– И, поймав вопросительный взгляд, добавил: - Успокойтесь, Фил, я вам все объясню...

Лопнуло со звоном стекло, и в комнату влетело средних размеров яблоко.

– Айвар хочет сказать, что баня готова, - пояснил Стерлингов.
– Но малыш опять переусердствовал в выразительных средствах. Пойдемте, Филипп, пар костей не ломит.

Через полтора часа оба, распаренныне и разомлевшие, сидели на террасе и пили чай с заварными пирожными. Послышался шум подъехавшей машины. Стадлер посмотрел в окно: из серебристого "Мерседеса" вылез Лупиьш и, распахнув заднюю дверь, выпустил небольшого роста человечка с кейсом в руке.

– А вот и наш друг, - сообщил Стелингов.
– Быстро, однако.

Внизу заскрипела дверь, раздались шаги по лестнице и человек с кейсом показался в дверном проеме.

– Ефим Львович Кепарасик, - представил вошедшего Стерлингов.
– Прошу любить и жаловать.

– А это, - указал он на Стадлера, - мой американский друг, мистер Розенблюм.

У Кепарасика оказалось очень подвижное живое лицо и костлявая рука. Пока он с усердием тряс ладонь советолога, лицо его поочердно озарялось изумлением, благоговением и восторгом.

– Вы к нам по делу , или как?
– спросил Кепарасик, стараясь заглянуть Стадлеру в глаза.

– Или как, - ответил тот, растирая ладонь.

– Мистер Розенблюм - врач, - выручил его Стерлингов.
– Он изучает влияние различных препаратов на организм. И я подумал, что вы, Фима, сможете быть полезны ему.

– О Боже, о чем разговор!
– вскричал Кепарасик, и лицо его стало воплощением полного счастья.
– Всем, чем могу, мистер Розенблюм, всем, чем могу!

– Ефим Львович тоже в какм-то смысле доктор, - сказал советологу Стерлингов.
– Но это его хобби. В основном же он - химик, причем, смею заметить, химик гениальный.

– Ох, зачем же вы мне так льстите, - потупил взор Кепрасик.
– Я лишь один из многих...

– Пусть нас рассудят потомки, - философски заметил Стерлингов.
– А вы , Филипп, не стесняйтес, попросите доктора продемонстрировать свое богатство.

– Э-э-э... Ефим... Э-э-э...
– начал Стадлер.

– Док!
– бросился ему на выручку Кепарасик.
– Зовите меня просто док!

– Хорошо, док, - пробормотал Стадлер.

Кепарасик положил свой кейс на стол, щелкнул замками. Взору советолога открылось неимоверное число рзноцветных ампул, с маниакальной педантичностью разложенных каждая по своему кармашку. Кепарасик, горделиво выпятив грудь, стоял, ожидая реакции. Стадлер молчал.

– Превосходно, превосходно!
– восхитился Стерлингов.
– Доктор Розенблюм просто слегка озадачен, что перед ним ампулы, он привык иметь дело с таблетками, так ведь, Филипп?

Советолог неуверенно кивнул.

– Ему нужны кое-какие комментарии, - продолжил Стерлингов.
– Западная система образования способна дать лишь весьма поверхностные знания. Вместо того, чтобы содрать с них побольше денег.

– Да-да, конечно, - посочувствовал Кепарасик, и на лице его собрались тысячи морщинок.
– Я сейчас все объясню. Эти штучки предназначены для внутренних инъекций и содержат психотропные вещества. С их помощью можно лишить человека возможности управлять собой, превратить его в сомнамбулу. Вот это, к примеру, - он указал на красные ампулы, - метапроптизол, или так назыаемое "лекарство против страха", это - "сыворотка правды", с ее помощью у человека развязывается язык, это - "эликсир отчаяния", это - "вакцина памяти"...

Стадлер смотрел в кейс как баран.

– Замечательно, просто великолепно!
– подал голос Стерлингов.
– Мистер Розенблюм выразил желание купить у вас всю эту коллекцию вместе с кейсом и инструкцией по эксплуотации.

Кепарасик со Стадлером одинаково изумленно уставились на него:

– Купить?!

– Да, купить. Не знаю, чему вы оба так удивлены. Сколько вы дадите за это деноег, Филипп?

Стадлер стал переминаться с ноги на ногу.

– Не мелочитесь, мой друг, - подзадорил его Стерлиногов.
– Овчинка стоит свеч.