Бенефис двойников, или Хроника неудавшейся провокации
Шрифт:
– Я надеюсь, вы не поручите это мне?
– спросил он.
– Да конечно же нет! Это дело Лупиньша. Ваша задача - строить из себя сытого, вальяжного бюргера. Остальное я беру на себя.
– Бюргеры - в Германии, - осторожно заметил Стадлер.
– Возможно.
– Стерлингов рукой взлохматил себе волосы.
– Но это роли не играет, пойдемте лучше к гостям, а то неудобно.
Они вошли в гостинную. Стол был уже накрыт, Лупиньш степенно плавал вокруг него, наводя последние штрихи.
– Прошу садится, - призвал всех Стерлингов...
Подождав для приличия несколько
– Друзья! После того, как мы утолили первый голод, считаю целесообразным поговорить о деле. Вас, дорогой Сигизмунд, вероятно интересует вопрос, зачем я вас пригласил?
Вильковский что-то промычал набитым ртом. Его первый голод еще не отступил.
Стерлингов же сложил свой столовый прибор на тарелку, призывая всех последовать его примеру.
– Мои друзья кинематографисты, - начал он, - поставили перед собой очень сложную, но в то же время и интересную задачу.
Стадлер заерзал на стуле.
– Они хотят снять масштабную документальную эпопею о Ленине, так сказать, на родине вождя, с мистером Марафетом в главной роли.
– О, марафет!
– оживился Фрайер и тут же скривился от боли: Лупиньш под столом наступил ему на ногу.
Вильковский наконец прожевал капусту и заблеял:
– Я-то гляжу, на кого он похож? Ну просто вылитый Ильич! Умеют же актеров подбирать!
– А вот ваша задача, - мягко надавил Стерлингов, - сделать это сходство абсолютным. Фильм ведь документальныйы, а значит, ни у кого из зрителей и тени сомнения закрасться не должно, что Ленин не настоящий. Мистер Стилберг, я правильно объясняю?
Стадлер, надув щеки, кивнул.
– Вот видите, - снова обратился Стерлингов к парикмахеру.
– Ваши приборы и принадлежности с собой?
– Они всегда са мной, - Вильковский похлопал по портфелю, который в течении всего обеда не снимал с колен.
– Это мой капитал.
– Прекрасно!
– обрадовался Стерлингов.
– Когда вы сможете приступить к работе?
– Немедленно.
– А как же кофе?
– Кофе, если не затруднит, прошу подать мне на рабочее место. У меня слабость - пить что-нибудь за работой. Когда я стриг пуделя Пельше, Арвед Янович собственноручно заваривал мне крепчайший английский чай. Вы пили когда-нибудь английский чай ?
– спросил парикмахер у Стадлера.
– Я не был в Англии, - ответил тот.
– Кофе вам подадут, - встрял Стерлингов.
– И последнее, что мне хотелось бы сказать: замысел картины держится в строжайшей тайне. Казахфильм там, киностудия им. Довженко и другие, - все они составляют серьезную конкуренцию в деле освещения ленинской тематики, А посему от вас потребуется молчание, причем молчание это будет обеспечено золотом в прямом смысле слова. Мы заплатим вам и недурно.
– Я буду нем как рыба, - пообещал Вильковский.
"Да уж куда ты денешься", - подумал Стадлер и, глянув на Лупиньша, содрогнулся.
– Там на втором этаже, - сообщил Стерлингов, - есть прекрасная комната для осуществления нашего плана. Большое зеркало, лампа направленного действия. Айвар проводит вас. А вы, - он поглядел на советолога, объясните господину артисту, что от него требуется.
Стадлер вкратце перевел
Фрайеру суть дела. Свинья равнодушно пожал плечами.– Ну, что ж, - заключил Стерлингов, когда все ушли, - все идет как нельзя лучше. Курите.
Он достал коробку с сигарами. Стадер взял одну, потом положил на место.
– А нельзя ли обойтись без крови?
– робко спросил он.
– Можно, конечно, - Стерлингов закурил и откинулся на спинку стула. Крови не будет: Айвар задушит товарища его же галстуком.
– Я не это имел в виду, - советолог поморщился.
– Может, вообще не стоит убивать? Он ведь обещал молчать.
– Вы плохо знаете людей, - усмехнулся Стерлингов.
– Нельзя доверять никому. После "спектакля" в Мавзолее заработает громадный механизм под названьем КГБ. Они обязательно выйдут на парикмахера, а от него ниточка приведет к вам и ко мне. Лучший свидетеь - мертвый свидетель. Боже, кому я это объясняю!
Незаметно наступил вечер. Лупиньш принес кофе, на этот раз без коньяка. Стадлеру было не по себе, и хотелось выпить, но просить он не решился. Кофе не лез в горло, перед глазами стоял синий задушенный старомодным галстуком Вильковский с вывалившимся набок безвольным языком.
Внезапно сверху донесся какой-то подозрительный шум, заставивший обоих насторожиться. Затем раздались быстрые шаги по лестнице, распахнулась дверь, и перед ними предстал растерянный парикмахер. Он, как рыба, выброшенная на берег, хватал перекошенным ртом воздух и молчал.
– Что случилось?!
– Стерлингов встал ему навстречу.
– Сбежал!
– только и смог выдавить Вильковский.
– Кто сбежал?
– Ну этот ваш... Марафет!
– Что?!
– Стерлингов пулей вылетел из гостинной, Стадлер - за ним.
В комнате на втором этаже царил настоящий бардак: окно распахнуто настержь, дверцы шкафа, где хранился кейс с препаратами доктора Кепарасика - тоже. Посреди комнаты лежал опрокинутый стул, вокруг него, среди локонов остриженных волос, валялись три пустые ампулы и шприц.
– Я только на минуту вниз спустился кисточку помыть, - стал рассказывать Вильковский.
– Прихожу, а здесь...
Стерлингов подошел к окну, хрустнуло стекло под ногой. Он безуспешно пытался хоть что-нибудь разглядеть в темноте, потом крикнул:
– Айвар, живо на улицу! Найди эту скотину!
Стадлер, как завороженный, смотрел на опрокинутый стул, и тут его осенило. Ну конечно же! Странное поведение Свиньи в машине, бессвязный бред насчет марафету, слова Уорбикса насчет какоина... Какой же он осел! Советолог нагнулся и поднял ампулу: две красные поперечные полосы.
"Метапроптизол!
– вспомнил он.
– Лекарство против страха!"
Ему стало дурно.
– В каком он был виде?
– выпытывал Стерлингов у парикмахера.
– Я... почти закончил...
– збивчиво объяснял тот.
– Осталось только виски подбрить.
– Ничего себе!
– Стерлингов схватился за голову.
С улицы раздавался раздирающий душу треск. Это Лупиньш прокладывал себе дорогу сквозь кусты.
Вильковский испуганно собирал портфель.
– Я, пожалуй, пойду, - он боком выскользнул за дверь.