Бесконечность любви, бесконечность печали

Наблюдая за молодой женщиной, Катя подивилась случившейся с ней перемене. Утром это была смесь острословия, цинизма и равнодушия - стандартный набор, приписываемый молодому поколению. Но стоило заболеть ребенку - и все человеческое вышло на первый план: волнение, переживание, забота. Обыкновенная женщина, мама. Возможно, все иные качества служили лишь защитной реакцией на вызовы окружающего мира.

«А вот я никогда не научусь этому - не стесняться в выражениях, легко отбривать тех, кто лезет в мою жизнь... Издержки воспитания - родители учили быть со всеми вежливой. Особенно мама. Даже умирая, просила отца не ругать докторов: пусть и просмотрели болезнь, зато теперь изо всех сил стараются помочь».

Все так и было. За несколько месяцев до того, как мама слегла, отец убедил ее обследоваться и едва ли не силой уложил в госпиталь. Ничего страшного тогда не обнаружили, никаких особенных изменений в печени. А спустя полгода с небольшим ее не стало. Потому-то Катя и избегала писать на медицинские темы. Неоднозначное у нее было отношение к эскулапам. И диагноз «бесплодие», опровергнутый беременностью, только усиливал негатив. Тем не менее надо отдать должное: на ее жизненном пути встречались и настоящие врачи, те же Ольга, Арина Ивановна. Тут все, как и везде: есть равнодушные непрофессионалы, а есть врачи от Бога.

«Бедная мамочка!
– на ресницах у Кати навернулись слезы.
– Как же тебе было больно сознавать, что мы с отцом останемся одни! Как бы ты сейчас радовалась вместе с нами! Правду говорят: лучше раньше стать бабушкой, чем не стать ею никогда!»

Она всхлипнула.

– Ты чего?
– отреагировала соседка.
– И у тебя что-то стряслось?

Не день, а кошмар какой-то! У всех, кого ни возьми, стрессы! Даже эту проклятую трубу именно сегодня прорвало!.. Надо гороскоп посмотреть, что там еще на сегодня накаркали.

Отложив книгу, она набросила халат и тоже вышла из палаты. Но в одиночестве Катя оставалась недолго. Вернулась Алиса, прошла к кровати, присела, уперлась руками в железное основание и, слегка покачиваясь на панцирной сетке, о чем-то задумалась.

Вид у нее был хуже некуда: волосы всклокоченные, сама без косметики, потерянная, худая, жалкая. У Кати аж сердце защемило. Такой Селезневу она видела только раз в жизни и очень давно, когда та была еще Снопковой и горько рыдала на ее плече.

– Ну, что молчишь? Радуешься?
– неожиданно спросила Алиска.

– Чему?

– Ты - беременна, а я уже нет.

– Какая мне от этого радость?

– А такая... Выходит, можешь беременеть, - продолжила она со злостью.
– Слушай, Кать, ну почему тебе всегда везет больше меня?
– Катя перехватила ее полный ненависти взгляд.
– Надеялась, хоть с беременностью я тебя обставлю. Так и тут! Как же ты мне осточертела! Ненавижу!
– почти с пеной у рта прошипела она.

У Кати дух перехватило. Вот это номер!

– Вся из себя правильная, добренькая, - скривившись, язвительно продолжила Селезнева.
– Хорошо быть добренькой, когда тебе все лучшее с неба падает! Родители, золотая медаль, гордость курса! Мужа отхватила всем на зависть! Как сыр в масле каталась! И с работой подфартило, хотя половина сокурсников давно забыли, на кого учились: один - кузнец, другая - домработница, третья до сих пор «плечевой» с дальнобойщиками катается. Чем мы все хуже тебя, ум, честь и совесть современной журналистики? А? Тьфу!
– пренебрежительно сплюнула она.
– Загордилась, изменили ей, видите ли... А сама не успела от Проскурина ускакать, сразу подцепила Ладышева! Да этого ловеласа с претензиями пол-Минска знает! Уж сколько моих знакомых к нему подкатывали, да все или рылом ему не вышли, или больно глупыми оказались. Про себя промолчу: я как раз понимала - старовата для него, ведь он только молоденькими модельками интересуется. Этот брезгливый интеллигентишко даже голову в мою сторону не повернул, сволочь! И тут, батюшки, что я узнаю? Ладышев встречается с Проскуриной, этой серой мышкой! Ну вот что тут сказать, а?

– даже всплеснула она руками.

Слушая ее монолог, Катя перевела взгляд на уже знакомую трещину на потолке. Она, конечно, предполагала, что желающих покуситься на Вадима более чем достаточно, но что среди них и Алиска...

«Надо же, - почему-то улыбнулась она.
– А мир еще теснее, чем кажется!»

– Лыбишься... Еще бы! Королева красоты в мышином царстве!
– отпустила шпильку Алиска.
– Впрочем, когда-нибудь ты себе свернешь шею на этом выборе. Такие, как Ладышев, не годятся для семейной жизни, - ухмыльнулась она.
– И на этого Донжуана променяла Виталика! Да я, в отличие от тебя, все буду от него терпеть. Пусть пьет, гуляет! Лишь бы по гребаным тусовкам не таскаться, не брать интервью у всяких прощелыг, не спать с ними! И за то, что ты, дура, не ценила своего счастья, заставлю тебя локти кусать, вот увидишь! Осталось только родить ребенка!

Катя продолжала внимательно рассматривать трещину, но уже не улыбалась. Ей стало грустно. Неужели Алиске понадобилось родить ребенка только для того, чтобы досадить ей? А как же Виталик, его чувства? Вчера он выглядел таким окрыленным. Она даже порадовалась за него. Как ни крути, десять лет прожили вместе, пусть бы у него сложилась семейная жизнь. И, казалось, такая женщина нашлась. Но, выходит, Алисе Проскурин нужен для решения собственных проблем.

Горько и обидно. В первую очередь за Виталика.

– Родить ребенка... осталось...
– голос Селезневой задрожал.
– Вот приедет он, и что я ему скажу? У меня - выкидыш, а ты тут лежишь беременная и счастливая? Да сколько так может продолжаться? Это несправедливо!
– сорвалась она на истеричный визг.
– Почему ты постоянно путаешься у меня под ногами? Да когда же это закончится?!!

Вдруг она вскочила, схватила подушку и изо всех сил метнула в Катю.

– Тварь! Тварь! Удавлю! Уничтожу!
– Алиска рванула к бывшей подружке.

В эту секунду на шум, который, вероятно, был слышен и в коридоре, в палату зашла медсестра. Быстро сообразив, в чем дело, она преградила Селезневой дорогу.

– Больная, прекратите! Помогите!
– прокричала она в приоткрытую дверь.

Вбежала Ольга, кто-то еще из медперсонала. Подтянув к себе ноги и буквально вжавшись в стену, Катя с ужасом наблюдала, как медики пытаются справиться с осатаневшей Алиской.

– Сволочь! Ненавижу! Убью!
– бесновалась та в диком угаре. Пустите меня! Ненавижу вас всех!
– и переключилась на медперсонал: - Почему вы не спасли моего ребенка? Почему?! Вам вчера мало заплатили? Сколько вам надо было заплатить?!

– Успокойтесь, пожалуйста! У вас еще будут дети, обязательно будут, - пытаясь утихомирить разбушевавшуюся пациентку, приговаривала Ольга.
– Я понимаю ваше состояние: потерять ребенка - большое горе, стресс... Поверьте, вам старались помочь, но медицина не всесильна. Лягте, пожалуйста, под одеяло, - попросила она, когда Алису удалось подтащить к кровати у окна.
– Сейчас мы сделаем вам успокоительный укол, поспите до утра. А утром...

– Не надо мне никакого укола! Ко мне муж должен приехать, что я ему скажу?!
– выкрикнула Селезнева и принялась отбрыкиваться от медиков.
– Ненавижу! Ненавижу!!!