Бесконечность любви, бесконечность печали

Зазвонил телефон. Бесшумно метнувшись к столу, Поляченко схватил мобильник. Звонила жена. Зная, что он сейчас услышит, первым желанием было сбросить звонок, но все же решил ответить.

– Ну что, кувыркаешься там со своей сучкой? Так вот, скотина, даю тебе полчаса! Или сейчас же возвращаешься домой, или, даже если на коленях приползешь, не впущу!

– Я не вернусь, Лика, - спокойно ответил Поляченко.
– На коленях никогда не ползал и не поползу. Так что не жди. Спокойной ночи!

«Ну вот и все, первый шаг сделан. Озвучен во всяком случае... Документы при мне, кое-что из того, что может понадобиться на первое время, есть в машине, сменная одежда - в кабинете. Квартиру надо срочно снять», - спрятал он телефон в нагрудный карман...

Кате никак не удавалось уснуть. Сменяя друг друга, в голове прокручивались воспоминания прошедшего дня и недавнего прошлого. Но сна лишали все-таки не они. Завтрашняя операция отца и болезнь Вадима - вот что не отпускало. Правда, были в этой беспрерывной тревоге и успокаивающие моменты: отца будут оперировать лучшие кардиохирурги; Вадим в квартире не один. Судя по рассказу Маринки, с шефом Зиночки заночует начальник отдела безопасности. Кто такой, Тонева не знала, но Катя поняла: речь идет о Поляченко. Этому человеку можно доверять.

Но как бы Кате хотелось самой оказаться сейчас рядом с Вадимом! Коснуться губами лба, поправить одеяло... Неужели все в прошлом? Как же ей жить вдали, не поддерживая его? Она буквально кожей чувствует жар его тела, слышит сбивчивое, неровное дыхание... Он ведь ей не чужой - у нее под сердцем его ребенок!

«Не болей, пожалуйста!
– в который раз, как заклинание, прошептала Катя.
– Так уж получилось, выткано судьбой... Надо записать... Вдруг ему станет легче?»

Прихватив ручку с блокнотом, она вышла в коридор.

– Вам чего?
– оторвавшись от книги, подняла голову медсестра.

– Записать кое-что надо.

– А-а-а... Вы журналистка, я знаю. Садитесь на мой стул. Мне все равно надо в шестнадцатую палату заглянуть.

Не болей, пожалуйста,

Не температурь...

Сколько ж в этой жизни Беспросветных бурь!

Сколько в ней загадок,

Сколько суеты,

Сколько одиночества,

Гулкой пустоты...

Сколько в ней ошибок,

Сколько в ней потерь...

Разочарований...

Слышишь, не болей!

Я с тобою... Рядом,

Пусть и далеко.

Чувствуешь касанье,

Нежность и тепло?

Так уж получилось,

Выткано судьбой...

Не болей, пожалуйста...

Ты мне не чужой...

Передоверив бумаге нахлынувшие чувства, Катя растерла по щеке крупную слезу, перечитала, кое-что подправила, добавила пару запятых и побрела в палату.

Оставаться и дальше в неведении, вылавливать из Маринки-ной болтовни скупые сведения о состоянии его здоровья - выше ее сил. Решено: завтра сразу после выписки она поедет к Вадиму.

А дальше - будь что будет...

10.

– ...Ну как ты? Живой?
– Потюня поставил на стол две чашки крепкого чая, в которые, не жадничая, насыпал сахара.
– Пей, пей!
– подбодрил он, заметив, как, сделав глоток, гость скривился.
– Сладкий чай наутро после пьянки получше рассола будет. Расщепляет он эти, как их... алкоголь, короче.

– Голова сейчас на части расколется, - простонал Генрих, послушно сделав еще один обжигающий глоток.

– Еще бы!
– усмехнулся Веня.
– Ты вчера все подряд внутрь заливал, как с петель тебя сорвало... Могу немного плеснуть на опо-хмел. Вдруг полегчает?

– Не-е-е!
– энергично замотал головой Генрих и тут же обхватил ее руками.
– Ой-ёй-ёй!... Лучше бы я умер вчера!

– И умер бы, если бы я бутылку не спрятал. Во всяком случае сегодня точно не встал бы... Немец, что с тебя возьмешь! Нет у тебя нашей закалки. А если и была, то вся за бугром заржавела за ненадобностью... Сколько там натикало?
– глянул он на панель микроволновки.
– Половина девятого... Какие у тебя планы? Вчера грозился: улечу первым рейсом.

– Пока никаких...
– опустил голову Генрих.

Потюня задумался.

– Я к чему спрашиваю: если не передумал, надо ехать. Кстати, утренний рейс мы уже пропустили, я вчера смотрел расписание Могу подбросить в аэропорт, только в редакцию заскочу. Как pa i два самолета должны быть - один до Франкфурта, другой до Вены. Тебе все равно с пересадкой лететь, так что к вечеру домой доберешься... Ну а если решил задержаться, тогда тебе лучше

выспаться, А я поеду. Часам к семи вечера вернусь. Если Катю выпишут, то и раньше. Придется ей машину отдать, - Веня подошел к окну, всмотрелся в термометр за стеклом.
– Мороз отпустил, можно и свою заводить. Минус двенадцать, днем пять-семь обещают.

– А когда ты за Катей поедешь?
– неожиданно протрезвел Генрих.

– Пока не знаю, должна позвонить. А что?

– Можно мне с тобой?

– Оба-на!
– хозяин даже присел на табуретку.
– Ты же вчера посылал Катьку ко всем чертям! Передумал?

– То было вчера, - виновато опустил голову Вессенберг.
– Вень, ты думаешь, она действительно рассталась с тем человеком?

– Ну...
– растерялся Потюня, вспомнив, что Ладышев так ему и не перезвонил. То ли впрямь сильно заболел, то ли секретарша ничего ему не передала, то ли сам передумал искать Катю.
– Во всяком случае он не знает, где она.

– Вот!
– оживился гость.
– И о чем это говорит? О том, что он не хочет ее знать! Значит, они расстались. Он ей не нужен, как и она ему, - сделал он довольно трезвый вывод.
– А я, дурак, вчера не понял, что для нее важнее всего на свете! Ребенок! Она так хотела детей, для нее это была такая больная тема... Когда у них с Виталиком ЭКО не получилось, она мне сразу написала. Только чем я мог ей помочь?