Беспокойные боги

Тот, кого назвали Багитой, зарычал и, выхватив свой собственный скимитар, двинулся вперед.

"Ты смеешь подходить ко мне?" усмехнулся Рамантану. "Ты?"

Багита прыгнул, высоко подняв оружие. Рамантану поймал своего подчиненного за запястье свободной рукой и вонзил клинок в изгиб между шеей и плечом Багиты. Скимитар Багиты упал на камни у основания ступеней, но Рамантану толкнул тело на возвышение, его кровь смешалась с кровью Гурази.

Несколько других обнажили мечи и смотрели друг на друга с подозрением, гневом и страхом.

"Почему они дерутся?" спросила Кассандра, придвигаясь ко мне как можно ближе.

"Они не люди, - сказал я и, повысив голос, добавил: "Так вот как командует великий Музугара? Неудивительно, что ты так легко сломался в Тагуре!"

Генерал с железной рукой злобно зарычал на меня и сделал два шага к краю помоста. "Ты ничего не знаешь, Утаннаш!"

Гаиска повысил свой звучный, глубокий голос. "Смотри!"

Мне потребовалось мгновение, чтобы увидеть то, что увидел маг, прорваться сквозь смятение и панику, которые тогда наполнили пантеон, как нервнопаралитический газ.

Кровь, пролитая на помост, двигалась. Не растекаясь, как следовало бы на такой плоской поверхности, а струилась, устремляясь к руке.

Пока я наблюдал, образовалась капля, упала вверх и исчезла в темном воздухе.

За ней последовала вторая. Третья. Дождь из черных капель поднимался вверх.

Музугара - его ярость утихла - повернулся, чтобы с религиозным благоговением посмотреть на тела своих сородичей. Все остальные отступили назад, опустились на колени или прижались лицами к полу. Те, кто держал Кассандру и меня, отвели глаза, сжимая когти на моей руке.

Тела Гурази и Багиты начали подниматься, словно на цепях, поднимаемые каким-то невидимым механизмом над сценой нашего мира. Во внезапно наступившей тишине Музугара возвысил голос. "Do Anscurhae!" - крикнул он на архаичном языке сьельсинов. "Мы храним старые традиции! Мы чтим тебя! Мы служим тебе! Мы пришли, чтобы унести тебя к звездам, чтобы ты смог вырваться из кругов этой тюрьмы!" Вайядан широко раскинул руки, белая ладонь все еще сжимала жертвенный клинок, он опустился на колени.

Этой тюрьмы? удивился я. Я посмотрел на паланкин, на урну с ее пластиковыми опорами и внешней металлической клеткой.

Сьельсины переминались с ноги на ногу вокруг нас, перешептываясь в благоговейном страхе.

Статический заряд наполнил воздух вокруг нас, и один из сьельсинов - я думаю, это был Тнага - крикнул: "Retattaa!"

Смотрите!

Тело Гурази уменьшалось, как и тело Манна. Уменьшалось и становилось прозрачным, словно выцветающая голография. Рядом с этим тело Багиты, казалось, подверглось своего рода митозу, став двумя, как изображение в детском калейдоскопе. Одно выросло, другое уменьшилось, а затем все три тела поплыли к куполу высоко вверху.

Все трое исчезли одновременно, Багита стал таким большим и размытым, что исчез с нашего плана целиком, остальные изображения превратились в простые пятнышки. Оставшаяся кровь продолжала капать вверх, но кое-где попадалась в воздухе и плавала, как вода в условиях нулевой гравитации.

На мгновение все замерло. Кровь, парящая в воздухе, повисла, как множество черных и далеких звезд. Никто не двигался, и ничего.

Ничего, кроме руки.

Огромные черные кости сдвинулись, и на мгновение я подумал, что они должны упасть.

Потом я понял, что происходит.

Пальцы сжимались, скручивались, без сухожилий или связок, которые могли бы оживить их, их движение сопровождалось сухим трескучим звуком, как будто раскалывалось дерево. Музугара отпрыгнул назад, потерял равновесие и, пошатываясь, рухнул на пол под помостом. Сьельсины заставили меня встать на колени, Кассандру - рядом со мной. Все присутствующие сьельсины, кроме вайядана и наших тюремщиков, бросились на пол в мольбе. Минойцы остались на ногах - Гаиска и Кибалион, а также два мага, которые управляли паланкином.

Я почувствовал заряд в воздухе, по коже бежали мурашки, а волосы вставали дыбом.

"Это... невозможно", - выдохнула Кассандра.

И все же это было так. Огромные пальцы вытянулись, царапнули по белой поверхности мрамора, вся рука сжалась в кулак. Сам воздух потемнел, как будто что-то черное выпило свет наших ламп, и в воздухе повисла тень. Я почувствовал, как у меня перехватило дыхание.

Она сжималась.

Рука уменьшалась.

Она была размером с шаттл, теперь стала едва ли больше наземного автомобиля. Мужчину. Ребенка.

Потом она исчезла, раствопилась вместе с телами сьельсинов, убитых на мраморной плите.

На алтарном камне.

Но мы были не одни в пантеоне. В воздухе висела гнетущая тяжесть - ощущение, что за всеми нами наблюдают невидимые злобные глаза. Я почти ощутил дыхание на своей шее, прикосновение холодных и крепких, как железо, пальцев. Затем голос, черный, как чернила, и мягкий, наполнил мою голову, как вино, похожее на настойку опия.

Ol zir am.

Боль расцвела в моих глазах, и я зажмурил их, но это было бесполезно.

Ollori Cordnan, Aldon ollori Iadan, ol zir am.

Казалось, черная тень накрыла все мои чувства, какой-то образ давил на мой разум. Хотя мои глаза были закрыты, а колени ощущали под собой холодный камень, а на руке - когти, я сразу почувствовал пустыню под ногами и полуденное небо над головой. Фигура, высокая и стройная, одетая в дымящуюся черную вуаль, двигалась ко мне, продвигаясь через дюны.

Уходи. Прочь. подумал я. Детская мысль. Глупая и простая.

Теперь мы стояли в трюме "Реи", оружие "Персея" было неподвижным, в безопасности в своей пусковой люльке.

Am gelar am na quansba ol?

Фигура повернула голову, музыка ее голоса зазвучала мелодичнее.

Я не ответил.

Ul talammad?

Видение сместилось, и теперь мы стояли в гипостиле, одни. Была ночь, и ни один луч света не проникал через украшенный колоннами вход. Под сводами наверху не висело ни лампы, ни каких-либо признаков человеческого присутствия. Я мог сказать, что язык изменился, хотя его звучание все еще было мне незнакомо. Это звучало как язык Миуданар, когда он пытался поговорить со мной на Эуэ.