Безумный курортный роман или чокнутый Ромка с курорта

Поцелуи были нежными-нежными, долгими-долгими – до головокружения, до последнего глотка воздуха, до…

Парочка вначале вздрагивала на остановках и отрывалась друг от друга, но остановки становились все реже и реже, и никто не мешал неприличному и бескультурному поведению.

– Молодежь, я, конечно, все понимаю… - внезапно послышался усталый голос. – Но мы двадцать минут на конечной стоим. Если честно, хотел бы уже домой и на боковую.

Женька резко отлипла от Ромки и встретилась взглядом с водителем.

– Простите… - пролепетала она, чувствуя, как щеки начинают пылать. – Мы не… ой, мы свою остановку проехали!!

– Всего одну, - довольно улыбнулся Ромка, выглядывая в окно. – Пешком дойдем.

И, проходя мимо водительского кресла, высыпал в ящик для денег весь стратегический запас монет:

– Доплата за простой!

– И за места для поцелуев! – поддержала Женька и опять покраснела.

Водитель одобрительно усмехнулся.

Глава 34. Утро шестого дня. Вожак, дурной пример и другие приключения

От конечной до пансионата идти было недалеко, но путь неожиданно оказался долгим.

Хотя парочка, чтобы срезать, свернула на улочку, ведущую то ли через квартал ИЖС, то ли через дачный поселок. С двух сторон возвышались заборы: кирпичные, бетонные в евростиле, деревянные, из металлических листов – на любой вкус.

Различались и частные дома – от скромных построек до настоящих дворцов. На заборы тяжело клонились ветви деревьев, увешанные умопомрачительными вкусняшками: персиками, абрикосами, алычой, ранними бело-розовыми яблочками.

– Персик хочу! – воодушевилась Женька, разглядывая в ветвях ярко-оранжевые плоды.

Ромка взглянул на забор и загадочно улыбнулся:

– Не вопрос! Только они с сюрпризом.

– С червяками?

– С ментами!
– указывал он глазами на прячущуюся за ветвями камеру и наклейку «объект под охраной».

– Не, с ментами не хочу! – поморщилась Женька. – Еще живот заболит.

Парочка переглянулась и залилась дружным смехом.

Надгрызенная луна еще присутствовала на небе, из-за крыш домов пробивались первые предрассветные лучи, размывая ее контур и делая похожим на листок пергамента.

Женька с Ромкой брели по незнакомой улице чужого города и хохотали во весь голос: громко, искренне, от души! И не могли остановиться!

Внезапно рядом с ними раздался скрежет отпираемого засова. Железная калитка, украшенная коваными узорами волн и чаек, отворилась, и на улицу выглянула дородная бабуля в ситцевой ночной сорочке.

– Наркоманы! – презрительно прошипела она. – Обкурятся и ржут, как эти… пожеванные кони! Людям ночью спать не дают!

Женька в красках вообразила пожеванного коня, незаметно провела пальцем по своим опухшим от поцелуев губам, поймала красноречивый Ромкин взгляд… И оба рассмеялись еще громче.

– Пржевальского! – поправил хриплый мужской голос. В калитке показался абсолютно лысый дедок в синей майке и семейных трусах и обнял бабку за талию: - Какая ночь, Лидуся? Светает уже, пора козу доить!

Потом скользнул взглядом по хохочущей парочке и по-доброму улыбнулся:

– Какие ж это наркоманы? Я после Афгана нариков враз срисовываю. Эти самые обычные дурносмехи! Им палец покажи – уписаются. Верно, молодежь?

И действительно поднял вверх указательный палец. Палец был широкий, загрубевший от физической работы и поросший посередине легким седым пушком.

Ромка с Женькой уставились на палец, потом друг на друга. Вроде – глупость несусветная и ничего смешного, но оба почему-то взорвались новым приступом хохота.

– А я что говорил! – обрадовался дедок. – А теперь усложним!

И согнул палец. Да интересно так – весь он остался прямым, гнулась только верхняя фаланга, будто палец кивал головой.

Женька, раскрыв рот, проследила за этим действом, потом резко схватилась за живот и опять затряслась от смеха:

– М-м-мама! Я так даже на стендап-шоу не смеялась!

Ромка сгреб ее в охапку и бессовестно ржал, уткнувшись в плечо.

Дед окончательно расцвел и приосанился:

– Повторить сможете?

Женька с Ромкой начали старательно гнуть пальцы, но у них ничего не выходило: либо палец оставался прямым, либо сгибались все суставы. И это снова вызывало неконтролируемый ржач.

– То-то же! – гордо заявил дедок. – Я месяц учился, когда по ночам за пультом сидел.

– Приезжие, небось? – оттаяла бабка, прижимаясь к дедку.

– И-и-из Москвы! – с трудом выговорила Женька, вытирая вызванные смехом слезы.

– Витаминчиков бы вам, - озаботилась бабуля. – В столицах химия одна. И как назло угостить нечем: абрикоса отошла, а груша дубовая еще.

– Дык у Федьки персики созрели! – подмигнул ей дед и обернулся к парочке: - Лысые, что моя башка!

И щелкнул себе по лбу.

– Нектарины? – наконец, перестав смеяться, уточнил Ромка.

– Они самые! Сладкие, кожа тоненькая – Федька саженец из элитного питомника выписывал. Трясся, как над родным. Через два участка от нас, забор из белого кирпича. Камер нет, псина только, но она трусливая: гаркнешь – убежит. А хозяин вчера с семьей в Краснодар укатил, дома нет никого.

– Гоша, никак сдурел на старости лет?! – напустилась на мужа бабуля. – На соседей обносчиков наводить!

– Они ж не ведрами! – обиделся дедок. – Поедят и только. Федьке зимой ворота заварил, а он до их пор спасибо зажимает.

И снова щелкнул себя, но уже по горлу:

– Считай, я им подарил свое право требования долга!

– С того Федьки хоть справа, хоть слева! – неожиданно поддержала его бабка. – Снега зимой… Иди козе воды налей!

Калитка опять скрипнула, закрываясь, и пожилая пара отправилась заниматься хозяйством.

Молодая же парочка осторожно направилась к кирпичному забору.

Ромка ловко забрался наверх и практически бесшумно спрыгнул на участок жадного Федора. Женька подошла к калитке, перед которой было что-то наподобие железной арки, плотно оплетенной виноградом, и припала глазами к щели: отсюда было хорошо видно происходящее за забором.

Деревце нектарина росло неподалеку. Оно было невысоким, развесистым и густо-густо усеяно желто-рубиновыми плодами. Ромка подхватил полы изрядно потрепанной после сражений рубашки и связал их между собой, а потом начал срывать голые персики и класть их себе за пазуху.