Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Игрок от ремесленного училища, Игорь Таранец, был младше, легче, — это был признанный факт еще со времен, когда стол размещался на фабрике. От фабричных неизменно выступал Андрюха Пельмень, признанный чемпион не только района. Он и на городских соревнованиях показывал высший класс. (Правда, до недавнего времени его гегемония объяснялась тем, что стол стоял в фабричном доме культуры.)

Однако теперь чемпион сдал позиции: во-первых, инвентарь уже не был в его безраздельном пользовании, во-вторых, на Пельменя нагрянула роковая любовь, подкосившая его. Однако все-таки он был по-прежнему мастер. Размялся, с треском покрутив всем, что еще могло крутиться, взял ракетку и весь будто сросся с ней. Медлительный, основательный, сомневающийся, он за столом преображался, демонстрировал молниеносную реакцию и безошибочно принимал решения.

Колька немало времени потратил, чтобы вытащить этого Пьеро из тоски и из комнаты, в которой он страдал — по счастью, на этот раз без выпивки. Так и непонятно, о чем они там с этой Лидкой договорились. Известно лишь, что после этого разговора Андрей целый день летал под потолком, раздувшись от счастья, потом начал сдуваться, сдуваться — и окончательно сник. На вопросы рычал лишь невнятное и плевался желчью, и из разрозненных злых фраз и приказов отвалить понятливый Анчутка многое вынес.

— Сначала о помощи попросила, зараза, — ябедничал он Кольке. — Мол, ты единственный можешь даму спасти — а потом пропала, и ни слуху ни духу. В цеху ходит — нос кверху, сопли пузырями, и будто ничего никогда между ними общего не было.

— И баба с возу — кобыле легче, нашел из-за чего маяться, — резонно заметил Пожарский, — ничего хорошего она у него не могла попросить, спекулянтка.

Анчутка продолжил доносительство:

— Он-то уже у завхоза растворитель выпросил, краску выпросил, хорошую, быстросохнущую, и две новые кисточки.

— Зачем это? — не понял Колька.

— А я вот думаю, уж не для нее ли доставал.

Однако друг, подумав, усомнился:

— Заливаешь. Она, конечно, дрянь, но не угонщица же. Что перекрашивать?

— Тебе бы в госбезопасность, начальством, — хохотнул Яшка, от удовольствия аж ручки потерев, — такой ты у нас проницательный. На «ЗИМ» ему краски неоткуда достать — завхоз руки оторвет, но так-то две банки натаскал. Что-нибудь небольшое покрасить… Колька! — вдруг взвизгнул он. — А если коляску?..

— Какую? — насторожился Пожарский.

— Да хотя бы ту, в которой тетка чуть мелкую не укатила, помнишь, я тебе рассказывал?

— Ну да… — Колька помнил.

— А что, если баба эта нацелилась не на бесполезную ляльку, а на куда более ценную коляску?

Пожарский, подумав, признал: он бы сам на месте злодейки имел бы в виду скорее то, что можно на рынке толкануть, нежели вопящего ребенка. Хотя кто их знает?

Поржали и забыли.

Пельмень, услышав, что ему предстоит снова встретиться со своей настоящей любовью — теннисным столом, — не сразу, но постепенно, по мере приближения, воспрянул духом. И уже встретившись с Николаем у подъезда ремесленного училища, задал вопрос довольно бодро:

— Кого тут выдрать?

Пожарский уточнил задачу:

— А все того же, Таранца. Хотя возможна замена, — он глянул на часы. — План был именно такой.

— Какая замена, какой план? — не понял Андрюха. — Слышь, физрук, у тебя что, дублер имеется? У меня-то второго состава нет. Нехорошо.

— Не кипятись, лучше слушай сюда. Начнете играть с Таранцом — и там надо, чтобы весь первый курс в едином порыве завывал, глядя на вашу баталию, минимум минут двадцать.

Пельмень немедленно насторожился:

— Что опять за подляны?

— Никакой подляны, все чисто, — заверил Колька. — Иди, Андрюха, разминайся.

Пельмень неодобрительно глянул на него, но потом, решив, что все эти спецбазары и махинации для него сложны, мысленно махнул рукой. Давно пора встряхнуться. Да, вероломная Лидка так и не появилась, хотя обещала сообщить в любом случае — просто пропала, и все. Да, тошно, да, погано, но, в конце концов, нельзя же расползаться, как овсяный кисель. Надо собраться, мужик он или нет? Может, если встряхнуться, то и отпустит.

Колька же, дождавшись, пока бесхитростный Пельмень отойдет на безопасное расстояние, быстро объяснил:

— Яшка, надо обшарить шесть коек и столько же тумбочек.

Анчутка погонял в ухе серу:

— Звенит, что ли?

— Ты не дурью майся, а слушай, — попросил Колька. — Смысл вот в чем: пока Андрюха расстреливает салагу, тебе надо культурно обшмонать палату.

Яшка скривился.

— Совершенно пустую и безопасную палату, — добавил Пожарский.

— Показився? — подумав, уточнил Анчутка.

Услышав, что нет, решительно заявил, что не согласен, поскольку не крыса и не вертухай.

Однако Колька такого поворота событий ожидал и подготовился:

— Речь не о том, кто крыса и кто вертухай, а о том, что, кроме тебя — в данном случае, — никто не докажет, что честных людей оболгали. Такая задача устроит? Благородная.

Яшка помолчал, стрельнул папироску.

— Кроме тебя так быстро и аккуратно помещение никто не проутюжит.

Скулы Анчутки порозовели — комплимент сомнителен, но художнику своего дела всегда приятна похвала, даже если такая, а ловкость Яшки в воровских делах всем известна.

— Парней обвинили напрасно.

— Точно? — требовательно переспросил он.

— В том-то и смысл, что не знаю. Говорят, воровали там, у себя, в Молдавии…

Человеческое выражение появилось на Анчуткином каменном лице — от упоминания о любимых краях его сердце таяло, как лед на раскаленном асфальте. И он признал, что в таком случае не возражает.

— Только эта, по десять минут на койку — это в обрез.

— Вот это, Яшка, не могу тебе обещать, — искренне сокрушаясь, посетовал Колька. — Исхитрись, друг. Выручай.

Растаяло благородное сердце Анчутки, и он пообещал, что сделает все возможное.

Колька мысленно перекрестился — что ж, старые приятели не выдадут, и то хлеб. Теперь осталось надеяться на то, что и Палыч вовремя появится, потому что этих двух — Бурунова и Таранца — надо увести одновременно. В том, что Анчутка управится со шмоном коек, какое бы время ему ни было обозначено, Пожарский нисколько не сомневался. Он ощущал себя полководцем, который был готов практически ко всем неожиданностям предстоящего сражения — а там уж как фортуна ратная улыбнется.