Билет в один конец

Каждый сходит с ума по-своему, поэтому Алиса Шутер всегда отказывается от обезболивающих, какой бы сильной не была боль. Она даже не представляет, что может совершить.

Почему, вот почему она думает об этом именно сейчас? Лучше прогнать все лишние мысли и наслаждаться, пока ещё можно, пока Клинт не в состоянии контролировать себя. Алиса вдруг понимает, что её укачивают словно ребёнка, мягко гладят по голове, спине и бёдрам. Она не жалеет, как можно о таком жалеть. Это лучшее, что могло произойти.

– Клинт, тебе нужно вернуться в комнату и хорошо выспаться, - произносит она, пытаясь встать на мягкие слабые ноги.

– Хорошо, - неожиданно соглашается он, тяжело поднимаясь следом.

Алиса помогает ему дойти до комнаты, благо, им повезло никого не встретить. Она открывает ему дверь, но не заходит, а остаётся стоять в проёме. Она понимает, что если она закроет дверь изнутри, то всё начнётся снова и вот тогда она уже не сможет списать всё на лекарства. Лучше разрушить все дороги сейчас, пока ещё можно. Поэтому она просит Джарвиса стереть запись того, что произошло сейчас на кухне.

========== Глава 34. ==========

Чем глубже пропасть, в которую падаешь, тем больше шансов научиться летать. Тогда понятно, почему иногда болят лопатки – возможно, это прорезаются крылья. Клинта слишком часто утягивало на самое дно, одно время он даже серьёзно думал сделать татуировку на спине. Это было бы занятно, соколиные крылья на спине Соколиного Глаза. Очередная его женщина на одну ночь была бы в восторге. Бартон понимал, что это не правильно – снимать на одну ночь девушку, вести её в номер в захудалом отеле и убегать утром, оставляя плату за снятое напряжение на столике у скрипучей грязной кровати. Ему, как и любому человеку всегда хотелось чего-то искреннего, тёплого и домашнего. Чтобы ждали, чтобы волновались, чтобы смотрели преданно и нежно. Не плохо бы завести собаку, он бы так и поступил, будь уверен, что вернётся вовремя, чтобы покормить пса и потрепать за мохнатым ухом. Но его отправляли в разные уголки света, продажные женщины сменялись одна за другой, иногда они его узнавали:

– Ты меня помнишь? – с похотливой улыбкой и надеждой в усталых глазах говорили они.

– Нет. Раздевайся, - жёстко отвечал он, расстегивая ремень на штанах. И уходил ещё быстрее.

Это было грязно, гадко и мерзко. Но как иначе? Он не из тех, кто мучается этической стороной проблемы. Он даже не знает правильного определения этого слова. Он даже не хочет думать о том, кем бы стал, если бы заботился ещё и об этом. Потом появилась Алиса, девушка-загадка, над которой сломали бы головы все мудрецы мира и времени. Но ответ оказался проще, чем казалось – наследственное безумие, животный магнетизм и дикая, настоящая, какая-то первобытная красота, которую современные девушки прячут под тоннами косметики и одежды. Верно, такой женщиной была Кармен Проспера Мериме. Всё это было отдано разозлившейся на человечество Природой очень скромной и тихой девушке, которая совершенно не знала этой своей природной силы, отдано той, что родилась в период, когда эта красота не нужна, и относилась соответственно. И вот тогда Клинт понял, что такое любовное безумие, которое подтолкнуло добропорядочного Хосе стать преступником. Только он не хотел думать, потребует ли от свободолюбивой девушки полного подчинения. И на что он пойдёт, чтобы быть с ней, если уж поклялся, что будет с ней, даже если против них будет весь мир.

Он влюблялся не в первый раз: горячо, безумно, так, что сам верил, что это навсегда. С кем-то было спокойно и по-домашнему, с кем-то крышесносно и волшебно, кто-то доводил до белого каления своей холодностью и изяществом. У Алисы Шутер не было ничего, что было у других женщин. Она была слишком молода, не обучена женским хитростям, не имела даже “теоретических знаний по предмету”, которые обычные девочки узнают из потрёпанных книжиц с полуголыми атлетами и хрупкими дамами, что таскают у своих матерей, старших сестёр, или, краснея, покупают в газетных ларьках. Но эта самая наивность, открытость и неопытность влекла, как запретный плод. И Клинту хотелось не сорвать его с ветки, а наоборот, защитить от посягательств невежд, чтобы, когда придёт время, насладиться самому. С одной стороны, в ней было что-то от ребёнка, возможно, это давало ей возможность видеть то, что не замечают взрослые. С другой, иногда пугала её взрослость, её рассуждения на грани, её серьёзность и опыт. Убивать приучена, ненавидеть умеет, а вот любить… Ненужный навык.

Ну что, совсем размяк, приятель? Взрослый мужчина, а развел сопли из-за молоденькой девчонки? Совсем на тебя не похоже. Она точно ведьма, опоила его своими зельями, сплела заклинания, лишила разума и покоя. Вроде и свободен, вроде держит она его на расстоянии, показывая, что ничего между ними быть не должно, но все равно Клинт к ней привязан. Как гипноз безумца Локи, только здесь все извращеннее, здесь он по своей воле. Сам надел ошейник и отдал ей поводок.

Клинт стонет, чувствуя, как накрывает его несовершенное, искусственное удовольствие, как он падает еще глубже в свою пропасть, и прислоняется лбом к холодному кафелю душа. Льющаяся сверху вода смывает с его тела следы недавней слабости. Алиса может собой гордиться, она первая за десяток лет женщина, кто смог довести его до такого унизительного дела, как рукоблудствование. Он чувствовал себя пустым и измотанным после таких водных процедур, ему определенно был нужен кофе, чтобы убрать наваждение, выбросить чаровницу из головы на какое-то время и постараться заснуть. Сильная недавняя боль смягчилась под напором лекарств, поэтому он чувствовал себя свободнее и легче.

Его личное наваждение и безумие сидело на кухне с кружкой в руке, как обычно строгая и прямая, но черт подери, такая желанная. В голове, одурманенной сильными лекарствами, моментально возник план. В другое время он не решился бы на такую авантюру, но не после того, что нафантазировал себе. Это почти насилие, шанс получить желаемое критически низок. Возможно, он будет чувствовать себя последней свиньей, возможно, Алиса сбежит, ослушавшись приказа, и спрячется, как тень в яркий полдень. Но больше нет сил терпеть, Клинт Бартон сдается своей похоти. Небольшая проверка: пошатнуться, сделать глупое лицо, обмануть своей слабостью, попросить кофе. Она даже не отреагировала на фривольное “Малыш”, послушно пошла за напитком, бормоча что-то про пони и танцующих слонов.

И привести план в действие, когда она вернется, чтобы помочь ему встать. Клинт едва сдерживается, снимая рубашку, боится, что девушка вырвется, но та только ерзает на его коленях, устраиваясь удобнее, подчиняется его движениям, искренне стонет, подставляется под ласки, но выглядит при этом так же невинно. И тогда он рискует, просит ее повернуться, с ужасом отпускает от себя и радуется, когда она возвращается. Это будто подтверждает ее согласие, ее готовность принять все, что ей дадут. Алиса дрожит, боится, она не уверена, но активна, старается приноровиться, не принимать единолично. И здравый смысл оставляет Клинта окончательно ровно до того момента, как губы наталкиваются на ожог. Неужели он сделал ей больно? Вроде нет, все в порядке, она вскрикивает и обмякает в его руках. Клинт ухмыляется, поглаживая ее, успокаивая. На сегодня достаточно, скоро она попросит больше, когда поймет, что не нужно бояться. Ал что-то едва разборчиво шепчет, он прислушивается, улавливает признание в любви, улыбается глупо. Он ждет, что она останется, или войдет в его комнату, чтобы убедится, что с ним вместе хорошо, тогда можно было бы продолжить начатое, но Ал опять удивляет, она даже не переступает порог. В косых лучах солнца ясно видны и раскрасневшиеся щёки, и неестественно и пошло красные губы, и измятая одежда, и расцветающие узоры засосов на шее.

Подозрения в нереальности закрадываются, когда, при личной встрече, Шутер не обращает на него ровно никакого внимания, а просмотр записей с камер видеонаблюдения ничего не дает. Неужели он действительно сошел с ума?

***

Занятия в спортзале – отличный способ успокоиться, “прочистить мозги” и прийти в норму. Боль в сведённых мышцах быстро вымещает всё не нужное, оставляя только главное: ясный взгляд, конкретную цель и твёрдый дух. Так было лучше, гораздо лучше, чем вымещать гнев и обиду на ни в чём не повинном Клинте, который, как и ожидалось, даже не вспомнил о том, что произошло ранним утром на кухне. Они встретились через день, Ал пила согревающий чай и читала утреннею газету, оставленную кем-то на столе. Клинт зашёл, поздоровался, налил себе кофе и вышел. Кажется, у выхода он остановился, чтобы сказать что-то ещё, но передумал и ушёл. Хорошо, что не вспомнил, иначе всё стало бы ещё сложнее. Да и что там было, по меркам сегодняшней молодежи, что обжималась на каждом углу, ничего страшного не произошло. Поэтому уже который день Алиса Шутер лупила несчастную грушу. Нет, ей не было обидно, конечно, было немного стыдно за допущенную вольность, но то, что грызло её последнее время было не описать словами. И дело было даже не в Клинте, хотя он тоже добавил масла в огонь. Ох, хоть на минуту, но перестань о нём думать!

Уже само по себе избиение большой боксерской груши является отличным способом дать организму хорошую аэробную нагрузку. Особенно если подключить к процессу избиения ноги. Чтобы груша не то чтобы летала, а хотя бы просто раскачивалась, нужно приложить немало усилий. Поэтому все мысли были сосредоточены на ударах, а не на моральных проблемах или на некстати испытанном слишком откровенном возбуждении. Но главная задача этого вида боксерских груш – помощь бойцу в отработке мощных ударов и убойных серий.

– Мне начать волноваться? – мягко спросили от входа.

Стив всегда говорит таким тоном, когда хочет провести воспитательную беседу, она уже знает, умеет различать все оттенки интонаций в его голосе. Кажется, ему стоит произнести её имя в определённой тональности, и она рванёт за винтовкой или сядет на пятки, как примерная ученица сложит на коленях руки и будет слушать урок. Она давно заметила посетителя, но не стала отвлекаться. Если её не окликнули с самого начала, то значит, это было не так нужно.