Билет в один конец

– Тогда я попрошу маму научить меня всем сказкам, которые она знает, - грустно улыбается он, толкая дверь своей комнаты, кивком прощаясь с девушкой, оставляя её в растерянности в коридоре.

Алиса в сказки не верит, ни в сказки, ни в магию, даже когда в Асгарде её искалеченную руку собрали по кусочкам в целое за минуты несколькими заклинаниями и волшебным эликсиром. Даже когда Лео создавал изысканные ледяные фигуры одним взмахом рук. Она не верит. Если подумать, то ей больше не во что верить. В уравнении не осталось констант.

Но где-то в глубине души, совсем глубоко, там, куда не проникает солнечный свет, там, где безжизненная сухая земля и вечный холод, там на самом дне тоскливо умирали семена надежды, брошенные Наставником. Его сказки – хорошие воспоминания, самые ценные и тайные. Они то, что не давало ей сломаться на допросе.

***

– Легла? – спрашивает Френ глухим трескучим, вечно простуженным в холодной суровой Фиоре голосом.

– Да, - голосок его подопечной в противовес звонкий и лёгкий, словно редкий весенний ручеёк. Она ещё не привыкла к вечной зиме, не срослась с нею душой.

Мужчина отодвигает штору, что отгораживает её кровать от остального дома, ставит свечу на крохотный выступ из стены, садится на край постели. Он всегда рассказывает ей на ночь сказки, она боится засыпать без них, она ещё помнит, что творится на улицах Нью-Йорка, парящие в небе Стражи, шум и грохот незнакомой техники ещё не скоро исчезнут из её памяти. Фиора словно застыла во времени, утонула в снегах, здесь ничего похожего на безумный Нью-Йорк.

– Какую сказку сегодня хочешь? – спрашивает он у зарывшейся по макушку в одеяло девочки.

– Про принцессу, - пищит она, не высовывая даже носа, разглядывая Наставника огромными карими глазами, по-детски наивными, но по-взрослому умными.

– Хорошо, будет тебе принцесса.

Давным-давно на берегу Холодного моря стояло маленькое Древнее Королевство. Правили этим королевством мудрые Король и Королева. И была у них красавица-дочь по имени Колибри.

– Колибри? Какое странное имя, - буркнула Алиса.

– Моя сказка, как хочу, так и называю.

Родители души в ней не чаяли. Однажды послы соседнего королевства привезли в дар Королю охотничьего сокола. Сокол был большим, больше, чем его собратья, оперение пёстрое, красивое, мягкое, когти на лапках мощные, длинные, острые, что королевский меч. Едва сняли с его головы шапочку, как забил он крыльями огромными, закричал громко на языке своем соколином, вырываться стал, да только привязаны лапки его были к жерди лентами красными, крепкими, что не видеть вольной птице свободы. Смотрит сокол на людей вокруг, а глаза у него большие, зоркие, пронзительные, печальные, словно человеческие.

Не хотел приручаться сокол, сколько над ним не бились. Уж чего только не делали с ним, как не глумились, не смогли сломать гордую птицу королевские сокольничьи. Тогда решили его люди злые голодом морить, может так спесь с него сбить, а нет, так сдохнет пусть. И ждала сокола только смерть лютая, как пришла однажды к клетке его принцесса юная. Набрала девочка в ладошку зерна, да протянула руку сквозь прутья, не боясь совершенно птицы незнакомой. Наклонил сокол голову, все подвоха ждал, но решил поверить девочке маленькой, что к нему пробиралась наверх, ни платья дорогого, ни рук нежных не жалея.

– Выпущу я тебя, - прошептала Колибри, ключи от замка разыскивая, - а ты лети, скорее, домой, да не попадайся больше людям.

Открыла девочка клетку, выпорхнул сокол на свободу, в окно широкое, взлетел к небу чистому, к солнцу теплому. Обернулся спасительницу поблагодарить, только не было её уже в окне, ушла она.

Проснулась поутру Колибри, подошла к окну своей комнаты, смотрит, а на подоконнике цветок лежит яркий, редкий, не сыщешь такого в округе, к горам нужно идти, на самую вершину карабкаться. Только взяла цветок в руки, как сокол рядом с ней сел, тот самый, которого она вчера выпустила, плача его горестного не вынеся. Переступает лапками гордая птица, крыльями похлопывает, головой под ладонь ныряет, ласки просит. Улыбается принцесса радостно, понимает, что друга верного, наконец, нашла.

Везде сокол с ней летает, никуда одну не отпускает, на людях в стороне держится, на потолочных балках сидит, али на спинке стула её, как охранник. В комнате её под потолком гнездо себе свил, даже во сне глаз с неё не спуская. Если подойдет к ней кто подозрительный, так летит он сверху стрелой быстрой, расправляет крылья огромные, когтями острыми на противника замахивается. Как не сердился Король, как не ругался, а сделать ничего не мог, не давался никому сокол, кроме дочери его Колибри.

Не стоит время на месте, сколько зим уже минуло, сколько весен пролетело. Выросла Колибри из девочки нескладной в красавицу необыкновенную. По всей окрестной земле слухи ходили о красоте её неземной, о кротости, о доброте, да об уме, если уж смогла она птицу буйную, непокорную приручить. Наконец, в шестнадцатый день рождения вызвал её отец к себе, да сказал, что на празднике будущем состязаться будут сыновья старшие родов главных за руку её.

Как услышала это Колибри, так и замерли все слова на её губах. Стоит девушка, бледная, словно полотно, слова вымолвить не может. Смотрит отец на неё строго, пальцы на подлокотниках трона сжимает, сам знает, что рано, сам помнит, как супруга его рыдала, как проклинала жизнь свою, пока не смирилась, а потом и не стала ему другом добрым, да подругой верной. Да сделать он ничего не может, не им древние законы писаны, не ему против них идти. Сокол кружит под потолком, глазами сверкает, волнуется, того и гляди набросится на Короля.

Возвращается Колибри в комнату, на кровать падает, слезами горючими заливается, рыдает, успокоиться не может. Только чувствует, садится рядом с ней кто-то, ладонь большая и горячая на плечо ложится, голос незнакомый красивый умоляет:

– Не плачь, Колибри, не плачь, милая. Не поможешь слезами горю.

Поднимает голову девушка и замирает вновь. Сидит рядом с ней мужчина молодой, красивый. Волосы русые, блестящие, черты лица острые, волевые, сам он сильный, большой, видно, что воин. Но больше глаза его привлекают, карие, зоркие, что у сокола её. Одет он вычурно, необычно: безрукавка на нем толстая, словно доспехи под тканью скрыты, да штаны из кожи грубой, дубленой, крепкой. Не носят таких одежд в Древнем Королевстве, чужестранец он.

– Кто ты?
– спрашивает девушка, а глазами друга своего верного ищет, где же он, почему не защищает?

– Не узнаешь меня, красавица?
– чуть улыбается юноша, видит, что волнуется девушка, но руки не убирает.
– Сокол я твой ручной.

Садится Колибри, ладонями слезы с лица стирает, просматривается к нему. Красив мужчина, очень красив, да глаза его соколиные смотрят внимательно, крылья острого носа раздуваются, голова по-птичьи наклонена, взгляд внимательный. Прикасается девушка к рукам его обнаженным, проводит по ним пальцами тонкими. Наталкивается на рубец грубый, глаза поднимает, когда пальцы её в ладони крепкой сжимают.

– Рану эту мне люди нанесли, когда ловили. А ты спасла меня, Колибри, и до конца жизни я тебе благодарен буду, - сказал это юноша и к губам холодные девичьи пальчики прижал.

– А как ты…?

– Не обычный я сокол, а из соколиного рода, из страны, что за горами. Сотни лет мы от людей скрытые жили, сами по себе. Только взбрело однажды в мою голову глупую спуститься, посмотреть, как вы живете, что вы за птицы. Польстился я на приманку, хотя говорил отец, что ничего из рук людских брать нельзя, так и схватили меня, крыло повредили, не смог я улететь. А когда зажила рана, то подарили меня Королю вашему.