Блестящая будущность

— Вы, значитъ, желали бы, — сказала Эстелла, бросая на меня серьезный, если не сердитый взглядъ, — чтобы я обманывала и васъ?

— Значитъ, вы обманываете его, Эстелла?

— Да, и многихъ другихъ — всхъ, кром васъ. Но вотъ и м-съ Брандли. Больше я вамъ ничего не скажу.

И теперь, посл того, какъ я разсказалъ о томъ, что терзало мое сердце и часто заставляло его болть и болть, я перехожу къ тому, что готовилось для меня съ того времени, когда я еще не зналъ, что существуетъ на свт Эстелла; то было время, когда ея младенческій мозгъ подвергался первымъ искаженіямъ подъ губительными руками миссъ Гавишамъ.

ГЛАВА V

Мн исполнилось двадцать три года. Я ни слова больше не услышалъ о томъ, что могло бы просвтить меня на счетъ моей блестящей будущности. Уже больше года, какъ Гербертъ и я разстались съ гостиницей Барнарда и жили въ другомъ мст, въ Лондон; мсто это называлось Темилъ. Передъ нашими окнами протекала рка. Занятія мои съ м-ромъ Покетъ были уже покончены, но мы продолжали быть друзьями. Не смотря на мою неспособность заняться какимъ-нибудь дломъ, — которая, надюсь, происходила только отъ безпечнаго и безпорядочнаго употребленія моихъ доходовъ, — я любилъ читать и аккуратно, нсколько часовъ въ день, посвящалъ чтенію. Дла Герберта процвтали, а во всемъ остальномъ не произошло никакой особенной перемны.

Гербертъ ухалъ по длу въ Марсель во Францію. Я былъ одинъ и скучалъ. Въ уныніи и тревог, постоянно надясь, что наступающій день расчиститъ мой путь, и постоянно разочарованный, я тосковалъ по моему веселому и словоохотливому товарищу.

Погода стояла ужасная: бурная и дождливая; дождливая и бурная; а на улицахъ грязь, грязь, грязь по колно. День за днемъ обширное, густое покрывало надвигалось надъ Лондономъ съ востока, и такъ и не расходилось, точно тамъ скопилась цлая вчность облаковъ и втра. Такъ неистовы были порывы вихря, что въ город съ высокихъ зданій срывало крыши, а въ деревняхъ деревья вырывались съ корнями, и отрывались крылья втряныхъ мельницъ; съ береговъ моря доходили мрачные разсказы о кораблекрушеніяхъ и смерти. Сильные ливни сопровождали порывы втра; тотъ день, о которомъ я хочу разсказать, былъ самый плохой изъ всхъ.

Теперь то мсто, гд мы жили, гораздо лучше устроено, а тогда это была настоящая пустыня и вовсе не защищено со стороны рки. Мы жили въ верхнемъ этаж послдняго дома улицы, и втеръ, налетая съ рки, потрясалъ домъ до основанія, точно пушечные залпы или морской прибой. Когда дождь ударялъ въ окна, я взглядывалъ на нихъ и воображалъ, что нахожусь на маяк, среди бушующаго моря. По временамъ дымъ вырывался изъ печки въ комнату и обратно, точно онъ не могъ ршиться выйти на улицу въ такую ночь; и, когда я отворилъ дверь и выглянулъ на лстницу, то оказалось, что фонарь, освщавшій ее, потухъ, а когда я, прикрывъ руками глаза, выглядывалъ въ темныя окна (открыть ихъ, хотя бы на минуту нельзя было и думать въ такой втеръ и дождь), я видлъ, что лампы во двор тоже были задуты, и что фонари на мостахъ и на набережной сотрясались подъ страшнымъ напоромъ втра.

Я читалъ, положивъ передъ собою на столъ часы и ршивъ, что въ одиннадцать часовъ закрою книгу. Когда я закрылъ ее, часы собора Св. Павла, а также и многочисленные церковные часы въ город — которые раньше, которые позже — пробили одиннадцать! Втеръ перебивалъ ихъ звонъ; я прислушивался и дивился перебою втра, какъ вдругъ я услышалъ шаги на лстниц. Что-то странное творилось со мною, я вздрогнулъ, и мн представилось, что я слышу поступь моей покойной сестры. Ощущеніе это тотчасъ же исчезло, и я снова прислушался и снова заслышалъ шаги. Вспомнивъ тогда, что лампа на лстниц погасла, я взялъ свою лампу и вышелъ на лстницу. Кто бы ни шелъ, но при вид моей лампы онъ остановился, и воцарилась полная тишина.

— Тутъ кто-то есть? — спросилъ я, заглядывая внизъ.

— Да, — отвчалъ голосъ изъ мрачной глубины.

— Какой вамъ этажъ нуженъ?

— Самый верхній. М-ръ Пипъ?

— Меня такъ зовутъ. Что случилось?

— Ничего, — отвчалъ голосъ.

И человкъ сталъ подниматься.

Я стоялъ и держалъ лампу и свтилъ черезъ перила, а онъ медленно поднимался, пока попалъ въ кругъ свта, который бросала лампа. Въ это мгновеніе я увидлъ лицо, мн незнакомое, глядвшее на меня съ такимъ выраженіемъ, точно видъ мой трогалъ и утшалъ его.

Подвигая лампу но мр того, какъ человкъ подвигался, я замтилъ, что онъ тепло, хотя и просто одтъ — точно морской путешественникъ; что у него длинные, сдые волосы; что ему лтъ около шестидесяти; что онъ мускулистый человкъ, крпкій на ногахъ, и что лицо у него загорло и обвтрло отъ долгаго прерыванія на открытомъ воздух. Когда онъ поднялся на послднюю площадку, и свтъ моей лампы озарилъ насъ обоихъ, я увидлъ съ какимъ-то тупымъ удивленіемъ, что онъ протягиваетъ мн об руки.

— Скажите, пожалуйста, какое у васъ до меня дло? — спросилъ я его.

— Какое дло? — повторилъ онъ, остановившись. — Ахъ! да! я объясню, въ чемъ мое дло, съ вашего позволенія.

— Вы желаете войти ко мн?

— Да, — отвчалъ онъ;- я желаю войти къ вамъ, господинъ.

Я задалъ этотъ вопросъ довольно негостепріимно, потому что меня сердило довольное и сіяющее выраженіе его лица. Я сердился потому, что онъ какъ будто ждалъ, что я отвчу ему тмъ же. Но я провелъ его въ комнату, изъ которой только что вышелъ, и, поставивъ лампу на столъ, попросилъ его объясниться гкъ вжливо, какъ только могъ.

Онъ озирался съ страннымъ видомъ — съ видомъ удовольствія, точно онъ былъ причастенъ къ тому, что видлъ вокругъ себя и чмъ восхищался, — и затмъ снялъ толстое пальто и шляпу. Тогда я увидлъ, что его голова облысла, и что длинные, сдые волосы были очень рдки. Но я все-таки ничего не замтилъ, что бы мн объяснило, кто онъ. Напротивъ того, я очень удивился, что онъ снова протягиваетъ мн об руки.

— Что это значитъ? — спросилъ я, подозрвая, что онъ съ ума сошелъ.

Онъ отвелъ глаза отъ меня и медленно потеръ голову правою рукой.

— Обидно такъ-то для человка, — началъ онъ грубымъ, хриплымъ голосомъ, — когда онъ прибылъ издалека и нарочно; но вы въ этомъ не виноваты — да и никто не виноватъ. Я сейчасъ объяснюсь. Дайте минуту срока.

Онъ слъ въ кресло, стоявшее передъ каминомъ, и закрылъ лобъ большой, смуглой жилистой рукой. Я внимательно поглядлъ на него и почувствовалъ къ нему отвращеніе; но не узналъ его.

— Здсь никого нтъ? — спросилъ онъ, озираясь черезъ плечо.

— Зачмъ вы, чужой человкъ, пришли ко мн въ ночную пору и задаете такой вопросъ? — сказалъ я.

— Вы ловкій малый, — отвчалъ онъ, качая головой съ ршительнымъ восхищеніемъ, столь же досаднымъ, какъ и непонятнымъ:- я радъ, что вы такой ловкій малый! Но не хватайте меня за шиворотъ. Вы посл пожалете объ этомъ.

Я отказался отъ намренія, которое онъ угадалъ, потому что узналъ наконецъ, кто онъ. Даже и теперь я не помнилъ ни одной черты его лица, но я узналъ его! Я узналъ его — моего каторжника, хотя за минуту передъ тмъ не имлъ ни тни подозрнія относительно его личности.

Онъ подошелъ къ тому мсту, гд я стоялъ, и снова протянулъ мн об руки. Не зная, что длать, — отъ удивленія я совсмъ потерялся, — я неохотно подалъ ему руки. Онъ отъ души сжалъ ихъ, затмъ поднесъ къ губамъ, поцловалъ ихъ и не выпускалъ изъ своихъ.