Богатырь сентября

Он освобождал ноги, когда долетел новый крик Смарагды.

– Она! Голова! Смотрите, смотрите!

Салтан обернулся. Змеиная голова, довольно далеко отброшенная, прыжками приближалась к ним. На каждом прыжке из пасти вылетал плевок и начинал дымиться там, куда упал. В маленьких черных, словно проколы в черепе, глазках плескалась вся ненависть мира.

Угадав миг между плевками, когда челюсти твари были сомкнуты, Салтан прыгнул навстречу и вонзил саблю в змеиный череп. Пригвожденная к полу, голова задергалась, раздалось шипение, как будто пять бочек воды вылили на огромное кострище.

– Да гори ты синим пламенем! – хрипло рявкнул Гвидон и вскинул руки.

На руках его вспыхнуло желто-синее пламя – и он бросил его на змеиную голову. Салтан едва успел отскочить. Голова и лежащие неряшливой кучей обрубки туловища вспыхнули разом. Повалил удушливый дым, Салтан и Гвидон отшатнулись. Сабля! Он не сумел быстро выдернуть саблю, и она осталась воткнутой, посреди этого пламени. Уцелеет ли она? Мало надежды…

Пламя утихло и опало. Но змея не сгорела полностью. Она по-прежнему лежала, вытянувшись темным бревном на полу…

Жадно глотая воздух, Салтан и Гвидон замерли в нескольких шагах, прижавшись к стене. Вдруг осознали, что наступила тишина – в ушах так шумело, что не сразу заметили прекращение шипа и свиста.

– Где бы… воды бы… – невнятно выдохнул Гвидон.

Змея лежала не шевелясь. Она изменилась – стала короче и толще. Если не знать, что за тварь, то можно подумать…

– Орел батюшка Владимир! – донесся откуда-то сверху хриплый смутно знакомый голос. – Там какая-то баба!

Салтан медленно поднял глаза. Из-под кровли на него смотрело испуганное личико Смарагды, ее рыжая коса свесилась до середины избы. Она сидела на балках, на высоте вдвое больше человеческого роста.

– Ты как туда попала? – прохрипел Салтан.

– Где баба? – одновременно просипел Гвидон. – Та старая?

– Нет, – сказала сверху Смарагда. – Новая какая-то. Лежит здесь.

Салтан с трудом оторвался от стены и сделал несколько шагов. На том месте, где горела синим пламенем змея, лежала, вытянувшись на спине, женщина. На первый взгляд – покойница, но ничуть не похожая на старуху Лампрофору. Намного моложе, более пышного сложения, только осунувшаяся, с заострившимся носом…

– Госпооодь Вседержитель… – протянул Салтан, ощущая, как вновь слабеют ноги. – Варвара…

– Варвара? – озадаченно просипел Гвидон. – Кто это? Ты ее знаешь, бать?

– Да и ты ее знаешь. Не разглядел, как в левый глаз кусал? Или правый.

– Чего? Тетка моя?

– Да вроде она…

– Мертвая?

– Ой, она шевелится! – взвизгнула сверху Смарагда.

Салтан и успевший подойти к нему Гвидон попятились. Ожидали, что покойница вскинется и бросится на них, норовя вцепиться в горло. Но та никуда не кинулась, однако по телу пробежала заметная глазу дрожь. Салтан вглядывался, и вид этого лица переносил его в давние времена – в прошлый год, когда в его доме правили три женщины. Из чувства вины перед Еленой он окружил почетом ее сестер и их «дальнюю родственницу» Бабариху, позволил им править всем хозяйством. Варвара Диевна, старшая из трех сестер, отличалась высоким ростом и плотным сложением; простые черты круглого лица были не красивы и не уродливы, таких женщин тысячи. Одно время она лишилась глаза – правого или левого, Салтан сейчас не мог припомнить сквозь сумбур в голове. В Деметрии-граде у нее, как и у ее сестры Ироиды, на месте одного глаза краснела опухоль, но сейчас ничего такого заметно не было. И когда еще через несколько долгих мгновений лежащая подняла веки, на Салтана глянули два изумленных, недоумевающих, испуганных, но совершенно здоровых зрячих глаза.

– Господь Вседержитель! Варвара! Это ты?

– Царь… государь… батюшка…

Женщина попыталась сесть. Переглянувшись с сыном, Салтан помог ей.

– Салтан… – она подняла руку, будто хотела тронуть его лицо, но не посмела, – Салтанович…

Зрелище было малопонятное, будь ты живой или мертвый, – царь-государь, в одних исподних портках, с растрепанными волосами, взмокший от пота, с гневно блестящими темными глазами и мерцающим на груди золотым крестом.

– Мы где?

– Тебе виднее, – язвительно ответил Салтан, еще сердитый за пережитое. – Ты же здесь хозяйка, покойников обряжальщица, саванов ткачиха…

– Ой! – Варвара закрыла себе рот рукой. – И ведь правда твоя… Меня сюда… Голова лошадиная… будешь, говорит, саваны ткать, коли ты такая… на весь мир… тут работы столько, что не переделать вовеки… Салтанушка! – Она молитвенно сложила руки. – Ироида где? А Еленушка?

– Они…

Салтану вспомнилась Елена на морском берегу, перед кустами шиповника с белыми цветами, потом Ироида на пороге избушки… Как ответить – где?

– Снимите меня! – послышалось сверху жалобное. – Если она больше не кусается…

Глава 17

Диволесье играло с царицей Еленой шутки – хорошо, что добрые. Цветы шиповника на прибрежных кустах постоянно меняли цвет. Перед рассветом они были белыми, на заре – розовыми, в полдень – алыми, на закате – багряными, а с наступлением темноты чернели. Однажды она с рассвета до темноты собирала веточки с цветами и сплела из них венок, с переливом цвета от белого до черного через все оттенки красного. Вышло красиво до умопомрачения, но надеть этот венок Елена так и не решилась. Подумав, пустила его в море и вскоре увидела, как венком играют морские девы, Понтарховы дочери, перебрасывая друг другу.

День проходил за днем, а Салтан и Гвидон не возвращались. Корабельщики обжились на берегу: сделали шалаши для Елены и для себя, ставил сети, варили рыбу, днем то дремали, то играли в кости, то пели песни. Елена порой отваживалась немного зайти в лес – у опушки было много ягод. На одном и том же месте вчера была земляника, потом появлялся черничник, а потом колючей стеной выстраивался малинник. Спелой малины было много, но что-то так затрещало в глубине, что Елена бегом пустилась назад на берег – как бы не медведь.

Раз на рассвете, еще пока не сошла роса, она решилась зайти в лес поглубже. Было тихо-тихо, как будто и ветер спал, и каждая веточка дремала. Казалось, сейчас, пока во всем мире не спит она одна, удастся подсмотреть какие-то тайны этого леса, понять, куда запропали ее муж и сын. Елена осторожно ступала по траве, оглядываясь. Шагов через сто остановилась – впереди первые лучи солнца пронизывали воздух и стояли меж деревьев белыми колоннами. А потом ей померещился среди этих колонн огромный всадник на коне, вооруженный копьем, сам белый и невесомый, как туман… Беззвучно охнув, Елена развернулась и кинулась назад. Потом жалела, сидя на берегу, что не попыталась заговорить с всадником, хоть что-то у него выведать. Но при мысли повторить этот поход ледяной немотой сковывало руки и ноги.

– Припасы наши на исходе, государыня царица, – однажды утром сказал ей кормщик Трофим. – Хлеба одна коврига, пшена две горсти, луку две головки, и те мелкие. Рыбы наловим, но мы и так уж столько ее съели, что вот-вот сами чешуей покроемся. Ребята говорят, не пора ли нам паруса поднимать да назад к Деметрию-граду править.

– Но как же царь? – испугалась Елена. – И князь Гвидон? Мы же не оставим их! Они вернутся – а корабля нет! Как же они с этого берега дикого без нас выбираться будут?