Богатырь сентября

– Что за храм провалился? – прошептал с другой половины лодки-домовины Гвидон.

– Был близ Деметрия-града, в селе Холмовицы, храм святого Георгия, который змея победил, и сам змей на нем был нарисован, на стене снаружи, преогромный – на всю стену, – стала рассказывать Варвара. – И в нем князь Петр похоронен, богатырь древний, и с ним Акритов меч, которым он змея крылатого одолел, что летал к его невестке, князя Павла жене. Был тот храм дивно изукрашен и росписью, и резьбой, и золотом, а еще имел он серебряные колокола звона дивного. И вот раз шла в храме служба, а прихожане были люди злые, вздорные, неблагочестивые, одолевала их зависть и досада, – Варвара покаянно вздохнула, – и до того дошло, что прямо в церкви подрались они. Пока дрались, облик человеческий утратили: стали у них рыла свиные, рога коровьи, ноги песьи, хвосты волчьи. Загремел вдруг гром, задрожала земля, расступилась и поглотила храм Георгиев. Провалился он, осталась яма. Водой заполнилась, и стало озеро, что зовут с тех пор Мутное. Стоит теперь храм на темном свете, а прихожане ее так и живут со свиными рылами. Каждый день они в церковь ходят, плачут, а прощения себе вымолить не могут. Только раз явился им отрок светлый и сказал: когда будете прощены, зазвонят сами собой колокола серебряные, и тогда храм Георгиев снова на белый свет явится…

– Да, есть у нас такое предание, – подтвердил Салтан. – Я с детства знаю, и озеро то видел. Тебе матушка не рассказывала о нем?

– Нет. У нас в Лебедине-городе какие еще храмы и церкви златоглавые были! – похвастался Гвидон и горестно вздохнул.

– Смотрите – там свет! – вполголоса окликнула их Смарагда.

Все обернулись, отчасти ожидая увидеть золотой купол Георгиева храма. Туман впереди редел, уже видны были серые громады гор, заслонившие небо, а где-то далеко, в долине между горами, поднималось тонкое бело-золотистое сияние.

Река несла их вперед, сияние постепенно усиливалось. Петля русла обогнула гору, сияние приблизилось…

– Это он! – Гвидон вдруг вскочил на ноги и закричал во весь голос. – Город мой! Лебедин! Батя, смотри, смотри!

Голос его разбил чары Забыть-реки: туман развеялся разом, двойная лодка сильно закачалась, как что сидевшие в ней вскрикнули и ухватились за дубовые борта. Лодка ткнулась тупым носом в серый песок и встала.

Перед путниками простиралась сумрачная страна – серые горы, покрытые кое-где темным еловым лесом, бесплодные каменистые долины. А далеко впереди видением из дивного сна стоял белокаменный город, точно такой, каким его увидели когда-то сперва Гвидон с Еленой, а потом и Салтан с Варварой. Все четверо вскрикнули разом – узнали белые зубчатые стены, златоглавые церкви, терема, сады…

Одним прыжком Гвидон перелетел из лодки на каменистый берег, крича и размахивая сорванной шапкой.

– Эй! Я здесь! Я здесь, князь Гвидон, повелитель ваш! Я нашел его, нашел! Кика! Где ты! Я здесь, я иду!

– Ты рехнулся!

Таким же прыжком Смарагда оказалась рядом с Гвидоном, вырвала шапку у него из руки и нахлобучила ему на голову, закрыв даже и лицо. Не поняв, что за ворог напал, молодой князь снова сорвал шапку, скрутил нападавшего и опрокинул на серый песок. Смарагда взвизгнула, но тут же прикусила губу. Некоторое время они молча боролись, катаясь по песку; Варвара в ужасе закрыла лицо руками, чтобы не видеть голых девичьих ног, дрыгающихся в воздухе. Потом Салтан, опомнившись, выскочил тоже на берег и вырвал Смарагду из рук ошалевшего сынка.

– Надень шапку, недоумок! – кричала негромко, но яростно Смарагда, не замечая свежей царапины на нежной щеке и собственных растрепанных волос, лезущих в рот. – Тебя без шапки в один миг признают! Сейчас набежит волотов толпа, затопчут, слова не дадут сказать! Тебя без шапки тут видно, как пожар в деревне ночью! Салтан, надень на него шапку, умоляю!

Она была права хотя бы насчет Гвидоновой заметности: среди царящих здесь сумерек его золотые волосы сияли зажженной лампадой.

– Ты сама сбесилась, зверюшка лесная! – запальчиво и сердито отвечал Гвидон. – Это мой город! Там мой народ, моя жена! Я пойду туда!

– Сынок, шапку надень! – веско сказал Салтан, вручая ему головной убор. – Она права, тебя слишком хорошо видно. Пока не разберемся, что здесь к чему, нам так сиять не годится.

Недовольно дернув носом, Гвидон, однако, отца послушал и шапку надел.

– Он думает, его здесь и сейчас, как в тот раз, церковным хором, колокольным звоном и золотой колымагой встретят! – возмущалась Смарагда. – И княжьей шапкой венчаться поведут! Опомнись, тут тебе не твой остров! Тут темный свет, Волотовы горы!

– Ну и что! Город-то все равно мой!

– Да нет же! – Смарагда подошла ближе. – Теперь городом твоим владеют Кикнида и Тарх! Они там княжат. А ты здесь никто. И ты для них опасен, раз уж сюда добрался! Они тебя обнаружат – сгубят.

– Я для них опасен, да! Для Тарха этого! У меня стрелы солнечные! А Кику я от него избавлю!

– Чтобы жену избавить, тебе важно не пропасть ни за грош, – вставил Салтан. – Беречься надо. Так что ты шапку пока не снимай.

Кривясь и выражая лицом беззвучную брань, Гвидон примирился с шапкой. Но по глазам его было видно: владеет им один душевный порыв – немедленно бежать к городу и ворваться в тот покой, где сидит сейчас Кикнида, его драгоценная Царевна-Лебедь, и прижать ее к груди.

– Но мы же пойдем туда? – нетерпеливо спросил он у отца.

Салтан оглянулся на Смарагду: в здешних делах она понимала лучше всех.

– Пойдем, конечно. – Та кивнула. – Только слушайтесь меня во всем. Я проведу тебя во дворец! – Повысив голос, она погасила возражение Гвидона раньше, чем оно сорвалось с губ. – Нынче же и проведу. Только надобно сперва других устроить в безопасности.

– Где же мы их устроим?

– Есть там в городе кое-какое место надежное…

– Еще одна избушка кривой старушки? – хмыкнул Гвидон.

– А вроде того!

– Да уж дело к ночи. – Салтан оглядел сумрачное небо, укутанное в тяжелые тучи. – Добрый ужин был бы нам однако нужен…

– Здесь сейчас ночь, – поправила Смарагда. – Когда в земном мире день. Когда там будет ночь – здесь появится солнце, проедет на черных лебедях. Но светит оно здесь не так, как в белом свете, раза в три тусклее.

– Ночью Солнце-князь у себя дома на пуховой перине спит, – бросил ей Гвидон. – Забыла – мы же с тобой были у него в гостях! Как оно может ночью здесь на лебедях кататься?

– Во сне! – уверенно ответила Смарагда. – Спит Солнце-князь, а снится ему, будто садится он на другую повозку – с черными лебедями, и едет по здешнему небу. Оттого он и недовольный такой, что ни днем, ни ночью ему ни отдыху, ни покою нет, ни во сне, ни наяву! Ну, идемте. Пока все спят, авось проскользнем.

И они направились к городу. Вокруг каменистой широкой тропы лежали пустые серые склоны, местами поросшие мхом и лишайником – белым, сизым, зеленым. Вот потянулись слободы и предместья. Гвидон вертел головой, отыскивая что-то знакомое. Бросалось в глаза, что город за это недолгое время обветшал: расписные палаты потускнели, краска облупилась, резьба на пузатых столбах у высоких крылечек пошла трещинами. Иные избы и вовсе покосились, заборы зияли дырами, будто дворы подрались и выбили друг другу зубы, вдоль улиц валялся всякий сор, битые горшки.

– Это что, – обратился Гвидон к Смарагде, – здесь теперь волоты живут, что ли? Эк грязи развели!

– Нет, жители все те же. Да без истинного солнца трудно им прежнюю красоту соблюдать. Чары им более не помогают, а взять метлу да подмести не у всякого руки доходят.

Гвидон скривил лицо, но промолчал. С каждым шагом его волнение возрастало. Встреча со своим городом его и обрадовала, и огорчила, но важнее города для него была Кикнида. От мысли, что вот-вот он ее увидит, теснило в груди, одолевали и радость, и тревога. Не окажись в роскошном ларце этой единственной драгоценной жемчужины – весь город станет ему не нужен.