Богатырь сентября
Шрифт:
Обретя человеческий облик, Кикнида мигом склонилась перед Луной. Даже не пыталась взглянуть ей в лицо: знала, что в глазах у госпожи – звезды, и яркого их света не способен вынести во всей вселенной никто, кроме только одного существа – ее супруга, Солнце-князя.
– Как поживаешь, Луна-княгиня?
– Ах, плохо! – Луна с недовольным видом взмахнула рукавом. – Мне скучно. Звезды меня не слушаются. Волы все время спотыкаются! Пока объедешь все эти тучи, всю меня растрясет, но как будто я за ними увижу что-то новое! Каждую ночь одно и то же! И так тысячу лет! А все он виноват – Солнце-князь, этот бессовестный негодяй! Если бы не он, я бы светила днем! Днем ездить гораздо веселее. Внизу все видно: где стоят города, куда идут войска, где цари и короли воюют друг другом! Видны
– Некому увидеть твою красоту, госпожа! – подхватила Кикнида, едва Луна замолчала. – Они сами виноваты, что лишают себя такой радости – и Солнце-князь, и Понтарх. Мужчины! Что с них взять? Что они понимают!
– Вот именно! Ты одна меня и понимаешь.
Голоса их отдавались от туч вокруг и многократно умножались: ясный, нежный, звонкий – Кикниды, будто серебряный колокольчик, и более низкий, рокочущий, капризный – Луны-княгини, словно бубен из серебра.
– Кому же понять тебя, госпожа, как не мне! Ведь и у меня одни беды с этими мужчинами! – Кикнида заломила руки. – Представь, эти двое, которые так непочтительны с тобой, вознамерились погубить и мою жизнь!
– Вот как! – Заинтересованная, Луна-княгиня повернулась к ней, упустив из виду вожжи, повозка наехала на тучу и содрогнулась. – Что они тебе сделали, девочка моя?
– Твой супруг, Солнце-князь, хочет отдать меня замуж за того, кого я вовсе не люблю! Он помогает ему уничтожить того, кто мне дорог! Прошу тебя, госпожа, спаси меня!
– Солнце-князь вмешивается в твои дела? Да есть ли у него совесть? – возмутилась Луна-княгиня. – Мало ему меня, он хочет замучить и всех женщин на земле!
– Скажу тебе по секрету… – Кикнида, зажмурившись, придвинулась ближе к хозяйке повозки, но даже через крепко сжатые веки ее глаза терзал алмазный блеск. – О, нет, я не смею!
– Чего ты не смеешь? Говори же!
– О нет, я не могу! – Кикнида отшатнулась, глядя мимо Луны, на озаренные ее лучами тучи-горы. – Это такое нехорошее дело… разве я могу вмешиваться… разве я смею обсуждать такие дела…
– Немедленно говори! – Луна-княгиня нахмурилась, свет в небе померк, тьма внизу стала черной и непроглядной, как сажа.
– Он тебе изменил! – прошептала Кикнида.
Весь земной мир и те, кто не спал в этот час, мог видеть Луну-княгиню в небесах, но, к счастью, разговор ее с подругой с такой высоты до земли не долетал.
– Изменил? Мой муж? Солнце-князь?
Поводья замерли в руках Луны, но волы продолжали перебирать ногами. Они мало о чем задумывались в своей неспешной жизни, но твердо знали одно: выйдя в путь, останавливаться им нельзя.
– Конечно, он! – зашептала Кикнида. – Он прельстился одной земной царицей, и у нее есть от него ребенок!
– Ах он негодяй!
– Поверь мне! Это сын, он уже взрослый. Всякому ясно, что он не простого человеческого рода: за три дня он вырос и из младенца стал двенадцатилетним отроком, а потом каждый месяц прибавлял по году! Теперь он выглядит, как взрослый мужчина, но по уму и душе он – годовалый младенец! И за него-то Солнце-князь хочет отдать замуж меня! Видано ли где такое бессердечие!
– Ах он подлец! Вот для чего он спровадил меня ездить по этим тучам – чтобы самому спокойно устраивать свои делишки!
– Именно так, госпожа! Но ты же не позволишь, чтобы ему все это удалось?
– Алатырь-камень! Вы это видели? – возмущенно взывала Луна-княгиня, обращаясь к темным громадам туч, но те равнодушно молчали. – Пока я здесь катаюсь, он там заводит детей и еще… Надо мной все звезды будут смеяться! Ах, я несчастная! И зачем только я с ним связалась! А ведь мне говорили… Но разве я могу ему помешать?
– Можешь, госпожа! Солнце-князь дал сыну двенадцать своих волосков, ему сковали из них стрелы,
и с этими стрелами он одержит победы над кем угодно! Если его не остановить, он захватит весь мир земной, и тогда там не останется никакого уважения к тебе! Никто даже не скажет тебе спасибо за то, что ты озаряешь своим ликом темноту ночи, будут говорить, что, мол, ты и свет-то взяла взаймы у мужа, а своего ничего нет…– А не допущу такой подлости, лучше уж сразу брошусь в море и утону! Но что я могу сделать?
– Дай мне двенадцать твоих волосков. Я сумею ими распорядиться, и уже завтра этот солнечный витязь никому не будет опасен.
– Ну, хорошо, возьми. Он у меня узнает… Нет конца его пакостям!
Кикнида осторожно прикоснулась к волосам Луны-княгини, что стекали с повозки и ниспадали в нижнюю тьму, и стала осторожно отсчитывать тончайшие лучики.
– А с моим бесстыжим супругом я еще потолкую! – бормотала Луна-княгиня. – Это же надо! Ни в какие ворота не лезет! Встречу его, как под утро поеду домой – все ему выскажу…
Уже вскоре белая лебедь вспорхнула с лунной повозки, сделал над ней несколько кругов, прощаясь и блистая в серебряном свете, как заигравшаяся звезда, и устремилась вниз, еще ниже и еще. В клюве ее был зажат плотно свернутый комок лунных лучей, мягких как шелк и приятно-прохладных на ощупь…
Глава 21
К полудню пустынная долина между Лебедин-градом и Забыть-рекой была полна, как никогда от самого создания мира. Со стороны города толпились жители Лебедина – купцы, мастера-ремесленники, всякие обыватели. А со стороны гор темнела толпа волотов, и люди косились на них со страхом. Уже какое-то время лебединцы жили в Волотовых горах, заброшенные сюда злой силой, но разве можно привыкнуть к такому соседству? Волоты были раза в два крупнее людей – а самые старые и больше. Про них говорят, что они живут бесконечно долго и все время продолжают расти, хоть и медленно. Вырастают величиной с гору, и однажды наступает день, когда земле-матери уже не по силам их носить. Тогда волот ложится и замирает, каменеет окончательно, сам становится горой. Уходящие в бесконечность Волотовы горы – это и место обитания ныне живых волотов, и кладбище мертвых. А родятся они из горы: открывается однажды пещера и выходит новый волот наружу. А может, старый, оставивший в земле излишек каменного тела.
Волоты стояли плотной толпой – с кожей цвета камня, всех оттенков серого и бурого, одетые в зеленый мох и сизый лишайник, с угловатыми телами и едва намеченными лицами. Сама толпа их казалась горной грядой, а над ней там и здесь возвышались те, кто превосходил сородичей ростом, дольше всех прожившие старики. Двое-трое из них сидели на земле, но и так были куда выше остальных – словно горные пики. Глядя на них, Гвидон несколько побледнел, хотя не подавал вида, что смущен. А Салтан вспомнил, что еще отроком видел где-то в глухих местах древние каменные идолы; сходство оказалось таким полным, что теперь он усомнился, не волотов ли видел, которым и сейчас еще поклоняются где-то в чащобах?
Но Гвидон побледнел вовсе не от страха. Глядя на волотов, он не мог не думать: Тарх на самом деле тоже такой! Его человеческая внешность может показаться привлекательной, но в истинном облике он одно из этих каменных страшилищ. А то еще и змееногий! Каково Кике жить с ним, зная это! Гвидон готов был и жизнь отдать в этом поединке, лишь бы сгубить Тарха и дать Кике свободу.
Вот появился Тарх – в человеческом облике. Увидев его, Салтан задним числом испугался: приди тот в облике волота, тяжело бы Гвидону пришлось. Раньше молодой царь знал волотов только понаслышке, но сейчас оценил, каково было бы с этими каменными громадинами драться, какой ты ни будь могучий витязь. На Тархе был синий кафтан, шитый серебром, распахнутый на груди, так что на виду оставался темный амулет с изображением красивой женщины, чьи ноги на уровне бедер превращались в два змеиных хвоста каждая. Черные волосы падали Тарху на плечи, глаза на смуглом лице сверкали сапфирами. Суровые, грубовато вырубленные черты закаменели. И такая давящая сила от него исходила, что с его появлением на равнину пала тень.