Больно только в первый раз

Она смотрит в окно.

Отъезжая, я интересуюсь:

— Активные выходные?

— Да. Очень.

— Расскажешь, где была?

— В гостях, — пожимает она плечом. — У знакомых дом за городом. Почти тридцать километров отсюда. Там очень хорошая природа, я видела лося.

— Я недавно видел стадо туров. Это такой горный козел…

Она отвечает молчанием, продолжая смотреть в окно.

Ладно.

Я вперяю взгляд на дорогу, реагируя на команду навигатора свернуть на перекрестке.

Обстановка в кафе проходит мимо моего внимания. Все, что могу сказать: здесь тепло, остальное меня мало интересует.

Полина заказывает себе кофе. Я беру такой же.

Я не нервничаю только потому, что разогрет до состояния пущенного снаряда. Полина — это одно из тех определяющих обстоятельств, которые время от время корректируют мою жизнь. И я хочу понимать, чего хочет она. Хочу понимать, возможно ли между нами то, что я озвучил ей по телефону.

Ее взгляд скользит по моим рукам, плечам. К лицу. Настороженный. И, блядь, жалящий.

Я дергаю свою куртку, которая висит на спинке стула и достаю из кармана небольшую бархатную коробку. Выкладываю ее на стол перед Полиной, говоря: — Это тебе.

Испытываю облегчение, когда она берет мой подарок без выкрутасов.

Внутри кулон и серьги. Комплект. Это бриллианты. В общем… это красиво, и мне показалось, что на Полине будет выглядеть отлично. В контрасте с ее смуглой кожей почти съедобно, то есть… охуенно…

Полина поднимает на меня взгляд.

Хлопает крышкой.

— Это очень дорогой подарок, — она возвращает коробку на место.

— Нравится? — игнорирую я.

— Я это не возьму, — говорит она.

Я наблюдаю за ее лицом. За тем, как она упрямо смотрит в окно. И я упрямый. Очень.

— Если не возьмешь, я это смою в унитаз, — говорю без показухи.

Метнув в меня взгляд, Полина безразлично отзывается: — Если ты больной, то пожалуйста.

Наверное, ответ на это замечание у меня на лице где-то четко написан, потому что, когда тяну руку, Полина выбрасывает свою и забирает украшения раньше, чем я успеваю дотронуться до коробки.

Она прячет ее в свою сумку. Я провожаю ее движения взглядом. Меня раскатало, и ее тоже. Она дышит часто и злится. Я завелся, потому что не шутил.

Смотрим друг на друга, как будто на ковре встретились.

Когда бурлить начинает потише, говорю:

— Мое предложение все еще в силе.

— А мой ответ все такой же.

Возможно, я зашел не оттуда, но я других путей не вижу. Воображение у меня хуевое! Быть гибким я не умею. Умею как умею.

— Я так сильно тебя обидел? — спрашиваю я.

Ответ я уже и так знаю, но предпочитаю услышать это от нее.

— Нет, — проговаривает Полина. — Просто я тебе не доверяю. А если я не доверяю человеку, то… нам с ним не по пути, — отрезает она.

— Я тебя ни разу не обманул.

Я вижу, что задел ее своими словами. Но это правда.

— Значит, можешь считать это моей обидой. Ты меня обидел, но ты в этом не виноват, — говорит Полина.

Пусть это и жестко, но я замечаю:

— На обиженных воду возят. Ты… хочешь со мной… быть?

Она ударяет взглядом в центр моего лба, но, каким бы бойцовым этот взгляд ни был, я читаю в нем ответ на свой вопрос, и он по пульсу стегает электрическим разрядом.

Я под столом сжимаю кулак и получаю еще один разряд, когда Полина с вызовом бросает: — Может быть. А может, и нет. — Она отряхивает руки, хотя ничего не ела. — Я пойду… — хватает с соседнего стула свою куртку. — Провожать меня не надо. И на всякий случай — бриллианты меня не впечатляют.

Это укол, да. Гимн отсутствию у меня вкуса. Укол, и еще какой.

Я наблюдаю за ней исподлобья.

— А что впечатляет? — спрашиваю я ее.

— Чувство юмора, — бросает она, направляясь к выходу.

Я смотрю ей вслед, осознавая, что мне внезапно похер, возможно у нас что-то или нет.

Меня больше не волнует конечная цель. Обстоятельства, не волнуют. Нихрена не волнует.

Я просто хочу, твою мать, принять этот вызов!

Глава 41

Полина

Рабочая неделя после праздников короткая. Четыре дня, половину из которых я уже почти отработала, и мне чертовски мешает сконцентрироваться бренчание моего телефона.

Он дергается снова, на экране сообщение от Матвея. Я игнорирую, потому что пытаюсь сконцентрироваться на работе.

Я хочу сконцентрироваться на ней во всех смыслах, и у меня почти! Почти получается.

Если бы. Если бы это было так.

Я выключаю компьютер, потому что понимаю — трачу время впустую. Сегодня голова больше ничего не соображает. Звонить Денису по любому поводу я себе запретила, а без него жутко буксую, от этого злюсь.

Сегодня мне нужно заехать в университет, сдать кое-какие документы и встретиться с дипломным. Я предупредила Дениса о том, что уйду раньше, так что зло щелкаю мышкой и хватаю телефон, наконец-то проваливаясь в сообщения.

Я читаю их, а перевариваю на ходу, пока выхожу из здания прокуратуры, в кои-то веки при свете дня. Я тороплюсь, так что к такси шагаю почти бегом.

Матвей все же отправился в свою поездку, родители очень его просили. Они всей семьей поехали навестить московских родственников.

«Ты самая молчаливая девушка из всех, кого я знаю… — пишет он мне. — Но я даже вошел во вкус».

«Я вернусь послезавтра, — читаю следующее сообщение. — Увидимся?»

Его оценка в отношении меня совсем не истина. Я никогда не считала себя молчаливой. Просто… я такая с ним.

Не имею понятия, почему его еще не сдуло ветром!

Мы три дня провели на даче его друзей, за тридцать километров от города. В прекрасном месте и в большой компании. И я дала Матвею понять, что не готова к сексу с ним. И ни к чему обязывающему. Не тогда, когда мой телефон с утра до вечера обрывал один невыносимый дагестанец.

Он отравил эти дни своим незримым присутствием, ведь каждый час из тех, что провела там, я думала о его словах. О том, что хочу ему ответить.