Больно только в первый раз
Шрифт:
О том, что если мое «нет» отправит его восвояси, то так тому и быть.
Может быть, он уже в самолете. Пусть так.
Если Расул Алиев решит, что все это… я… или эти «мы», которыми он разбрасывается, все это слишком для него сложно, то пусть уезжает прямо сейчас! Так больно… уже не будет. Больно только в первый раз.
Пусть уезжает. Пусть!
Сердце тревожно трепыхается, чтобы заглушить это давление, я слишком сильно грохаю дверью такси.
— Извините! — кричу водителю, который зажимает сигнал.
Пусть уезжает.
Я сжимаю ладонью угол своей мягкой сумки, которая висит
Эти украшения… стильные, красивые. Нежные…
Словно Расул Алиев целился в яблочко и попал.
Телефон снова выплевывает сообщения от Матвея.
Его отъезд меня тоже не пугает. Сделать мне больно он уж точно не сможет. Если все это сложно и для него, пусть возвращается в Штаты, как и собирался. Он хочет поехать туда летом, зовет с собой. Познакомиться со страной, осмотреться. Матвей в этом году окончил колледж, и у него там есть предложение по работе.
Насущный вопрос, который мучает лично меня, — получить адекватную оценку своим способностям от человека, которого теперь считаю своим авторитетом. Это мой руководитель, Денис Алиев.
Я спешу вернуться в его приемную, поэтому прихожу на работу следующим утром на полчаса раньше. Знаю: все, что я делаю, — это не бумажная мясорубка. Он учит. Учит каждый день. Иногда я за ним не поспеваю, но я никогда не чувствовала себя такой полезной.
Марина завела себе мальтипу и уже неделю носится по дому то с пеленкой, то с собакой, но это не особо помогает. Щенок делает стабильные лужи где придется. Я застаю Марину в гостиной вместе с кудрявым клубком, когда возвращаюсь домой.
— Я начинаю забывать, как ты выглядишь, — замечает мачеха мне вслед.
— Соскучилась? — поднимаюсь я наверх.
Ее ответ тонет в щенячьем лае, он же встречает меня утром, когда я подскакиваю с кровати, чуть-чуть проспав. И я радуюсь, когда, войдя в ворота прокуратуры, вижу знакомый черный джип, припаркованный во дворе.
Куртка Дениса висит в шкафу, я вешаю рядом свою. Слышу его голос, он разговаривает по телефону. Заглянув в его кабинет, я здороваюсь одними губами, а уже через полчаса Денис энергично врывается в собственную приемную, объявляя:
— Собирайся. Поедем в суд.
Мы отправляемся на заседание, а после обедаем в каком-то грузинском ресторане, и ни разу… ни единого раза я не позволяю себе интересоваться у Дениса Рашидовича его родственником. Он упрощает мне задачу — не касается личного! И я велю себе делать так же, ведь для моих мыслей, тех самых, которые выкручивают изнутри, есть ночи. Есть темный потолок, в который можно пялиться, но усталость часто сильнее.
Я, кажется, вошла в рабочий ритм, ведь, собирая со стола свои вещи вечером, усталости не чувствую. Только желание выйти на свежий воздух.
«Карета подана», — читаю сообщение от Матвея.
Я убираю телефон в сумку.
Матвей хочет вместе поужинать, он вернулся в город два часа назад. Не знаю, есть ли у нас столик, сегодня ведь пятница, могут быть проблемы.
Я испытываю легкий внутренний раздрай, когда вижу Матвея
рядом с его машиной.Его самоуверенная улыбка может ослепить.
Он наблюдает за мной, чуть расставив ноги в широких джинсах. На его дутом пуховике — логотип кутюрного бренда. Скромностью Матвей не страдает.
Я согласилась встретиться, не давая себе времени на раздумья. Возможно, мне не стоило. Но ведь он все еще здесь! И кажется, хочет наших встреч еще сильнее, чем прежде…
Выйдя на тротуар, я непроизвольно замедляю шаг.
Ноги магнитит к асфальту против моей воли, пока я кошусь на проезжую часть, которую трусцой пересекает знакомая широкоплечая фигура!
Глава 42
Полина
Теперь я могу быть уверена, что он не в самолете.
И хоть в груди происходит невидимая вспышка, я стряхиваю с себя ступор за три секунды. Ускоряю шаг, возвращая все на свои места, — быстро иду к машине Матвея, но Расул все равно успевает преградить мне путь. Вынуждает остановиться, чтобы мне не впечататься носом в его грудь.
Я вскидываю глаза к его лицу.
Под курткой на нем рубашка в клеточку. Ее воротничок виден у горла под кадыком.
Я научилась НЕ считать дни разлуки с ним. В те две недели, когда вырывала его из сердца. Но подсчитать, сколько дней назад я видела его в последний раз, несложно — четыре.
Он гладко выбрит и очень собран. И ему невдомек, что я не считала дни, чтобы не падать с небес на землю снова. Чтобы не ждать его. Снова. Не позволять себе это.
— Привет, — выдыхает Расул вместе с паром. — Пошли со мной, — просит он, заглянув мне в глаза.
— Я занята, — говорю ему. — У меня сегодня другие планы.
Он бросает взгляд через плечо, быстро смотрит на Матвея. Тот уже идет к нам. Расул разворачивается к нему всем телом и встает между нами.
Это откровенная наглость в моем понимании, а в его — не имею понятия.
Я смотрю на его спину в возмущении, а внутри пробиваются ростки тревоги.
— Расул, — протягивает он Матвею руку.
Не понимая, как оценивать ситуацию, тот принимает рукопожатие и тянет: — Мат-вей…
— Привет, — кивает дагестанец. — Я Полину заберу на минутку. Нам нужно поговорить.
Я теряю терпение. Выскакиваю из-за его плеча.
Они стоят слишком близко, и у меня возникает острое желание между ними вклиниться. Разбить это рукопожатие, которое никак не закончится.
Я смотрю на Расула, раздраженная тем, что он вот так бесцеремонно вторгается в мои планы и выставляет практически ультиматум. Все его поведение — бескомпромиссное! Матвей тоже это чувствует, потому что его поза перестает быть расслабленной.
— Поля, — обращается ко мне Матвей. — Хочешь с ним поговорить?
— Я поговорю с ним в другой раз, — я все же разбиваю их руки. — Я сейчас занята, — повторяю Расулу, посмотрев в опущенные на меня карие глаза.
Отвернувшись, чуть надавливаю Матвею на грудь, намекая на то, что нам пора. Он делает шаг спиной назад. Я двигаюсь следом, но Расул сжимает мой локоть в легком захвате.
— Эй, мужик, — Матвей тут же возвращается. — Она сказала, в другой раз.
Его ладонь ложится на запястье удерживающей меня руки.