Больно только в первый раз

Паника подбрасывает сердце еще до того, как Расул с предупреждением говорит: — Не нужно меня трогать.

— Не трогай его… — выдыхаю я, пытаясь убрать руку Матвея.

Паника в моем голосе такая неприкрытая и неожиданная, что звучит почти карикатурно. Но это совсем не смешно! И объяснять причины моей паники сейчас — значит, только усугублять. Плюс ко всему не за Матвея я так боюсь, а того, что ситуация может выйти из-под контроля сама собой, и у этого могут быть какие угодно последствия для другого мужчины.

— Матвей… — давлю на его руку. — Убери…

Расул застыл в своей позе и не двигается. Не реагирует. В Матвее достаточно силы, чтобы мои потуги были бесполезны. Тогда я толкаю в грудь дагестанца, и он подчиняется. Шагает назад, выпуская мой локоть.

— Пошли, — рычу я, цепляясь за куртку на его локте.

Я отмеряю пять шагов. Пять больших шагов, надеясь, что этого расстояния хватит для приватного разговора. Расул нагоняет меня легкой походкой. Когда останавливается напротив, я не вижу вокруг ничего, кроме его лица. На нем отсутствует самодовольство, но я все равно зла от того, что пошла на поводу…

— Я уж собирался сломать ему позвоночник, — кривовато усмехается Расул.

— Ты бы ничего ему не сделал, — говорю я убежденно. — Хватит комедию ломать.

Я уверена в своих словах. Он не дурак. О нет! И он кладет руки в карманы куртки. Становится серьезным, говоря: — Не сделал бы. Но и хрен с ним. Поехали со мной. Пожалуйста.

Сказав «пожалуйста», он выгибает бровь. Это дразнит. В животе щекотка. Чертова щекотка.

— Нет… — говорю я тихо, глядя в его глаза.

— Полина…

— Мои планы — это мое личное пространство. Я тебя в него не пускала. А ты вломился.

Он сводит густые черные брови. Направляет в меня требовательный взгляд, говоря: — Я уважаю твое личное пространство. Я же сказал «пожалуйста».

— И много раз тебе это помогало?

— Я не так часто этим словом пользуюсь.

— Я так и думала.

— Мне повторить?

— Это не поможет.

— А что поможет?

Я смотрю на него, все еще находясь под властью мандража, который он организовал в моей крови на пустом месте. Этой стычкой минуту назад! Еще тем, как Расул изменился с тех пор, когда я встретила его впервые. В нем полно уверенности. Уверенности в себе. Она и раньше была, но не такая неприкрытая. А теперь, продвинувшись на шаг вперед, он будто осваивается на этой территории и ни кусочка ее не уступит.

Я дергаюсь, потому что улицу заполняет оглушительный рев мотора.

Повернув голову, вижу, как мигают фары «Мерседеса». Матвей внутри и сигналит мне. Требует, чтобы я села в машину.

Снова чертов мандраж. Я смотрю на Расула.

Он тоже возвращает на меня взгляд.

Время такое осязаемое, что секунды у меня в голове тикают по-настоящему. Тикают в такт ударам сердца, пока периферию зрения терзает свет мигающих фар.

Глава 43

Полина

Я не двигаюсь с места достаточно долго, чтобы услышать, как вой мотора синхронизируется с шуршанием шин.

Машина Матвея срывается с места и проносится по дороге, оставляя после себя столб дыма в воздухе.

Собственный выбор эхом гуляет в моей голове, и внезапно я начинаю злиться от того, что мне вообще пришлось делать этот выбор. Вот так, против моей воли и ни с того ни с сего. И, как бы то ни было, я чувствую угрызения совести перед Матвеем за случившееся, из-за этого между бровей у меня наверняка складка.

Виновник торжества гипнотизирует меня своим молчаливым взглядом.

Мы смотрим друг другу в глаза, растягивая эту минуту до бесконечности. Смотрим, не реагируя на пронесшуюся мимо машину. До тех пор, пока единственным звуком вокруг нас не становится шелест пошедшего мелкого снега.

Наверное, мысли написаны у меня на лице, ведь Расул Алиев предпочитает никак не комментировать ситуацию, а лишь спрыгивает с тротуара на проезжую часть и пригласительным жестом указывает на припаркованную с другой стороны дороги машину.

— Нам туда, — комментирует он.

Это черный джип «БМВ».

Я не видела у него этой машины раньше, обычно он пользовался машиной Дениса или его отца. А эта… эту я вижу впервые.

Метнув на него взгляд, не позволяю себе задавать вопросы.

Сегодня Расул повел себя бесцеремонно, но я вряд ли услышу извинения. И каждый раз, когда на него смотрю, вижу, что он и не раскаивается, чтобы их приносить.

— Тебе холодно? — спрашивает Расул, глядя на меня с водительского сиденья.

В машине немного пахнет химией, будто здесь недавно прошла генеральная уборка. Я втягиваю в себя воздух, понимая, что меня действительно слегка колотит.

— Да, — я отворачиваюсь.

Сиденье подо мной начинает печь. На заднем лежит большой букет цветов. От них тоже идет запах, который дразнит нос.

Я не собираюсь претендовать на цветы. Слава богу, их мне никто и не предлагает. Сейчас я готова принять от сидящего за рулем дагестанца только дистанцию!

Я набираю сообщение Матвею, пока мы едем по городу.

«Извини. Все сложно…» — пишу, закусив губу.

«Полина, просто отвали», — отвечает он мне спустя пару минут.

Я уверена, что единственный «жизненно важный орган», который я у Матвея задела, — его гордость, но это понимание не избавляет от тех самых угрызений.

Через пятнадцать минут мы заходим в двери хорошо известного мне ресторана. Мы бывали здесь раньше. Точно так же, вдвоем. В ту пору, когда главным развлечением на вечер у нас был исключительно секс, но не всегда.

Расул прекрасно знает, что я обожаю это место.

Именно поэтому я привела его сюда когда-то. Чтобы поделиться.

Он вручил мне цветы, когда мы вышли из машины. Огромный, черт возьми, букет роз.

Его клетчатая рубашка заправлена в прямые синие джинсы. Эта одежда настолько хорошо подчеркивает его фигуру, что хочется безбожно пялиться. На его задницу в том числе, что и делает подошедшая после нас к гардеробу женщина.

— Очень красивые, — улыбается нам официантка. — Сейчас принесу вазу…

— Спасибо…

Цветы громоздятся между нами, занимая половину стола, на который я их положила.

Расул ловит мой взгляд поверх букета.

Он не может ожидать от меня того, что я стану беспечно с ним болтать, поэтому берет инициативу на себя.

— Как дела у близнецов? — спрашивает Расул.

Он не смотрит в меню. Он смотрит на меня, слегка откинувшись на стуле. Будто кроме меня его здесь ничего не интересует, и я против воли реагирую. Горячим приливом в животе, таким хорошо знакомым.