Большая игра

– Картина ясна, - Йохан сидел откинувшись и слегка прикрыв глаза, - в другой ситуации я бы сказал, что механическим контроллерам не суждено показать себя сколько-то достойно. Но 'Альвир' отработал по-полной, к контроллерам ни единого нарекания...

– А вот это, как раз, совершенно не важно, - Лоренцо направил в сторону собеседника дынную кожуру.
– Ты просто не до конца понимаешь как работает Палата. За редчайшими исключениями, которые, к слову, не имеют почти никакого влияния, всем начхать на реальность. Никого не заботит рентабельность, целесообразность и государственность как понятие. Любое, любое, Хан, происшествие фракции интерпретируют так, чтобы получить собственную выгоду, статусную или материальную. И сам факт происшествия на крепости автоматически отразится на всех ее аспектах. Тот, кто будет двигать собственную линию, ни разу не озаботится о связи контроллера или Грызнова с инцидентом. Есть происшествие, рядом были Грызнов и контроллер. И если кому-то мешает первый или второе - они будут с происшествием связаны мак-си-маль-но!

– Дело дрянь, - Йохан на мгновение кинул взгляд под стол.
– Я не тебе, продолжай. Мысли о том, кто мог - не хотел, а мог - подобное организовать?

Лоренцо только отмахнулся.

– Море. Спросишь лично меня - я бы поставил на военных. Им легче всего было организовать все. Их территория, они же проводят расследование, секретность, обеспечиваемая ими же. Мотивация примитивна - военные всегда могли дать консерваторам фору в вопросах любого переоснащения. Вспомни Раскаянье - если бы не этот разгром, когда Чад натолкал нам полные трюмы сам знаешь чего, ни один парящий замок так бы и не появился во флоте. Я бы и в судьбе флота, честно говоря, не был бы уверен.

– Грызнов их человек.

– Разменяли. Лес валим - щепки летят. Да и реабилитировать вполне еще могут, кто знает. Если кто-то из уже лично его недругов не подсуетится, конечно.

Йохан окончательно закрыл глаза и приподнял ладонь, прерывая собеседника. Откинул голову и несколько секунд сидел в такой позе.

– Все, - эти слова предназначались явно не графу. Парнишка споро вылез из-под стола и убежал в сторону бассейна. Девушка, все это время скучавшая за разговором мужчин, просительно посмотрела на Лоренцо и, дождавшись пренебрежительно-отстраняющего жеста, убежала следом.

– Я, как бы, тоже все, - засмеялся граф.
– Больше тут добавить нечего.

– И так немало...
– Йохан обновил стаканы, пригубил в задумчивости.
– Кто отвечал за организацию учебного противника на учениях, ты случайно не в курсе?

– Секретность, - развел руками Лоренцо.
– Тут у военных все строго. А начну копать - Комиссариат от меня мокрого места не оставит.

– Кстати о Комиссариате, - Йохан на мгновение задумался над получившимся каламбуром, но смешным его не счел и улыбаться не стал.
– Ты исходишь из военных как монолитной фракции, преследующей единые интересы...

– Согласен, мое упущение, - тут же подхватил мысль Лоренцо.
– Дело это, безусловно, не упрощает, но если смотреть с этой стороны, то успех испытаний в интересах Комиссариата. Провал - в интересах Адмиралтейства, они свое влияние теряют все больше и живут уже едва ли не с аренды плавучих крепостей Сенешалью и Нагур'на'Затур. Провал механических контроллеров не принесет им ничего, но вот успех способен серьезно подорвать позиции, и без того не самые сильные. Жандармерия и Генералитет, полагаю, равнодушны, их ведомства это никак не затронет. Если военные внутри себя, то однозначно - Адмиралтейство.

Йохан кивнул.

– Извини, давай прервемся, нужно подумать.

– Ну я тогда...
– граф подмигнул и свистнул в сторону бассейна. Мгновение спустя из дверного проема показалось хорошенькое личико девушки. Лоренцо кивком головы указал ей на один из альковов и сам направился туда же.

Коммуникатор задумался. Слишком большое количество избыточных данных, головоломка не складывалась. Слишком много заинтересованных, столько, что завершиться чисто учения просто не могли. Неясной оставалась фигура статиста без возможности выяснить хоть что-либо о нем - информация о личностях статистов ведомствами береглась никак не менее усердно, чем информация о счетах руководителей.

Йохан любил загадки, любил политику и любил наблюдать за большой игрой, что велась на верхах - это было одним из немногих развлечений для его пресыщенного информацией ума коммуникатора, привыкшего пропускать сквозь себя до нескольких десятков бесед за раз. Даже сейчас, не отвлекаясь, он служил 'станцией связи' для нескольких весьма высокопоставленных господ.

Цель всегда была одна - докопаться до истины. Без раскрытий, без триумфов, без выдачи виновных - ребус ради ребуса. Коммуникатор не имел права выносить 'в мир' что-то из того, что доверялось ему, как посреднику. В большинстве случаев это означало бы конец карьеры. Текущий ребус обещал быть как минимум масштабным. У него было несколько имен заинтересованных, можно было бы попытаться добиться переключения каналов их коммуникации сквозь себя, но подобные просьбы всегда вызывали много неприятных вопросов и даже могли инициировать внутренне расследование.

Раздался стук в дверь и, дождавшись сварливого 'да?', та отворилась. Банщик, низко кланяясь, проскользнул к столу и, с поклоном же, возложил на него запечатанный конверт.

– Курьер принес на ваше имя, господин. Сказал, что отправитель просил срочности, - и, не дожидаясь, с поклонами же удалился.

Йохан, раздраженный прерванными размышлениями, взял конверт, покрутил в руках, рассматривая ничем не пропечатанный сургуч. Подцепил бумагу ножом для фруктов.

'Мой друг, весьма нелишним было бы тебе вскоре увидеть меня. Жду тебя в садах Ширази. Р.'

Йохан беззвучно ругнулся. Письмо было шифром, негласно принятым в среде коммуникаторов еще со студенческой скамьи - один из коллег предлагал встречу в... где? Сады Ширази - парк в Хале - точка отсчета, сегодня двадцатый день месяца Лотоса, значит место - площадь Графа Шими. 'Вскоре' - текущая половина суток относительно полудня. 'Р' - четверка, оставалось менее часа. 'Нелишним' - дело особой важности, с риском для карьеры писавшего.

Коммуникатор тяжело поднялся и начал одеваться, письмо осталось лежать на столе, уничтожать его Йохан не стал. Тяжелая, подбитая мехом мантия - с годами Рекский все больше страдал от озноба - легла на плечи считанные минуты спустя. Еще по прошествии минут бричка была подогнана к дверям сауны и коммуникатор, оставив банщику сообщение для графа о причинах поспешного отъезда, распорядился ехать к месту встречи.

Солнце еще стояло высоко, улицы были полны людей и транспорта. На проспекте Единения движение и вовсе стало, пропуская кортеж кого-то из влиятельнейших лиц Палаты, к месту Йохан добрался с десятиминутным опозданием.

Площадь Графа Шими - одна из самых больших, но и самых скучных в Хале - была примечательна только огромной и совершенно безликой статуей некоего человека, того самого графа, если верить бронзовой табличке - монументальная фигура с рублеными чертами лица, могущими принадлежать сотням людей, дланью гипотетически указывала в некое героическое грядущее, а по факту - на Малый Дворец Графов. Мраморные, зимой из-за холода совершенно непригодные для сидения, а летом просто очень холодные, лавки на все несколько сотен квадратных метров были только у самой статуи и спросом не пользовались. Отсутствие навесов и тени не располагало к прогулкам даже под скудным вечерним солнцем. Редкие гуляющие спешили пересечь площадь и направиться к местам более комфортным и живописным - до набережной было рукой подать.

Йохан расплатился с возницей и с его же помощью спустился на мостовую, попутно озираясь в поисках коллеги. Найти его среди редких прохожих не составило никакого труда - истомленного ожиданием, нетерпеливо едва не мечущегося у самой статуи.

Мирц Миллер был молод, едва разменяв третий десяток, но уже подавал неплохие надежды, будучи почти без опыта способным справляться с десятью-пятнадцатью каналами одновременно. Конечно, пока это не проходило незаметно - Мирц имел плохую привычку 'залипать' на полуслове время от времени, но через это проходили все, кто более, кто менее заметно для окружающих. Аккуратная бородка, по замыслу придающая молодому коммуникатору солидности и лет, лишь еще больше подчеркивала наивность взгляда и по-крестьянски курносое лицо. Одет он был 'по-граждански' - камзол, ботфорты, шпага у пояса, бесформенный берет со страусиным пером больше берета размерами, ложащимся на лопатки владельца. Даже серьг комуник не надел, лишь многочисленные проколы в ушах напоминали о них. Последнее могло указывать как на чрезвычайную серьезность вопроса, так и просто на параноидальность их владельца.