Большая игра

Александру 'посчастливилось'. Всего пару часов назад закончился допрос у младшего дознавателя Диккенза, был принят и описан рапорт и сейчас статист просто отдыхал в отдалении от мрачных теневых кварталов, с внешне праздным видом рассматривая прохожих и посетителей одного из многочисленных городских парков. Цепкий взгляд профессионально фиксировал любую мелочь, заполняя пустоту утраченной личности ненужными деталями. Вопрос 'кто он и что он' уже давно был отторгнут, как неинтересный. Александр не желал возвращаться к незнакомой ему, а то и вовсе чуждой личности, которая бы могла претендовать на уже столь привычное и родное тело. Но при этом оставался нерешенным вопрос жизни этой самой прошлой личности, которую статист про себя назвал просто 'Он'. У Него были знакомые, с легкостью способные заметить странности поведения, были привычки, сейчас неизвестные - и все это существенно усложняло дальнейшую жизнь.

Безусловно, жизнеспособным оставался и вариант чистосердечного признания, но предсказать последствия в этом случае было еще куда более затруднительно, нежели в первом - с продолжением игры в Него. Признание могло вызвать все что угодно - от попытки восстановления старой личности со стороны менталистов Комиссариата, до заключения под стражу в качестве провалившегося шпиона. Смешно было то, что Александр и сам допускал, что Он был шпионом, по каким-то неизвестным сейчас причинам уничтожившим личностную память - может, укрывая сверхценную информацию; может, избегая раскрытия и правосудия. Вот только нести ответственность за поступки человека, о котором он не знал ничего, кроме самого факта его существования, статист не намеревался. Да, он подписал бумаги о невыезде, но следовать или нет прописанному обещанию - еще не решил.

– Куклы.

Незнакомый голос выдернул Александра из неспешного потока мыслей, он оглянулся. Голос принадлежал пожилому мужчине, остановившемуся возле скамейки. Опрятно одетый - жилетка поверх сорочки, небольшой гражданский берет, туфли - лавочник или, быть может, конторский работник, но образ этот несколько портил внушительный саквояж в руках. Лысеющий, седой, с чуть приплюснутым носом, выдающим дальнее родство с неграми Андрована, но уже даже не квартерон, а полноценный 'белый' гражданин - 'черной' крови не более одной восьмой.

– Вы позволите?
– тем временем поинтересовался мужчина, указывая на скамейку. Александр неопределенно повел рукой, как бы намекая, что безраздельным правом на этот предмет уличной мебели не обладает.

– Куклы, - повторил прохожий, присаживаясь.
– Я о прохожих. Взгляните на них, пустые взгляды, пустые движения, пустые жизни, если хотите.

Александр не перебивал, но собеседник только сокрушенно покачал головой и примолк, задвинув саквояж под скамейку. Статист пробежался взором по пешеходным тропинкам и лавочкам и не подметил ничего нового для себя - все также млела в объятьях молодого кавалера дама средних лет, о чем-то яростно спорили, хватаясь за шпаги, студенты и только близость гвардейской будки, похоже, останавливала их от рукопашной, неспешно прогуливались несколько пар самых разных возрастов...

– Разрешите представиться, - снова заговорил мужчина, протягивая Александру руку, который тот автоматически и пожал, - Роман Гоноррмаркко, розничная торговля и сбыт сувениров.

– Марк Лапласс, счетная палата, - зачем-то совершенно автоматически соврал Александр.

– Я не покажусь вам излишне навязчивым, если предложу беседу, господин Марк?

– Нет, будьте любезны - просто Марк, - Александр ненавязчиво, но от этого не менее пристально оценивал собеседника. Это была новая-старая привычка, которую он открыл в себе и еще не решил, как к ней относиться - как к разумной осторожности или как к паранойе.

– Марк, тогда и вы не смущайтесь называть меня просто Романом. Понимаете, Марк, в своей жизни я побывал в очень разных местах, а родился так и вовсе на южном Андроване, в таможенной зоне при Сомпе - по-крайней мере, так она тогда называлась. Удивительное место, должен я вам сказать - местные негры меняют название с приходом каждого нового вождя, а надолго те не засиживаются. Но я не об этом хотел рассказать...

Александр слушал, изображая вежливый интерес.

– Государства как такового там по-сути-то и нет - группы племен, беспощадно грызущиеся за власть, еду и воду. Об одном из племен во времена моего детства ходили очень интересные, пусть и неподтвержденные, слухи. Поговаривали, что их шаманы еще с момента рождения нового члена племени изготавливали куклу - вольт по-ихнему - для наложения проклятия. Нравы же в племени, да и не только в том, были таковы, что пускать в ход силу или, в данном случае, колдовство шаманы не стеснялись. Малейшая провинность, косой взгляд или просто плохое настроение шамана могли привести к мгновенной и мучительной смерти. Так вот, я считаю, что если все это действительно так, то эти люди были счастливейшими в Ойкумене. Они жили полной жизнью, ведь каждый день для них был последним, если вы понимаете меня.

Александр кивнул:

– Интересная точка зрения, - но в дискуссию вступать не стал.

– Эти же, - собеседник брезгливо повел рукой вокруг, - да что говорить - даже мы с вами - ведут себя так, как будто собираются жить вечно. Откладывают важнейшие дела на завтра ради того, что и самим-то делать не очень приятно. Прожигают себя в конторах за гроши, бросают близких, топятся в алкогольном и наркотическом небытие, просто теряя целые недели собственной жизни. Они и есть куклы - пустые, бессмысленные оболочки без целей и желаний, способные только на одно - лишить жизни заключенное в них сознание.
– Мужчина помолчал.
– Мои слова вполне можно трактовать как сочувствие осскому абсольверизму, простите. И, насколько мне известно, это... не совсем приветствуется.

– Простите? Я не знаком с вопросом, что, впрочем, и не удивительно, ведь интерес к нему тоже не приветствуется, - Александр в очередной раз вежливо улыбнулся.

– В трех словах - это доктрина принудительного развития личности, игнорирующая, собственно, интересы личности в пользу интересов системы. Диктатура разума над чувством. Человек в основе своей ленив и празден, полагаю, мы с вами сейчас лучше всего подтверждаем данное утверждение личным примером. И без принуждения человек не сдвинется ни на йоту.

– Вы говорите несколько необычно, как для простого торговца, - Александр все еще не мог раскусить собеседника. Контраст даже не речи, а ее содержания и внешнего вида говорившего затруднял понимание.

Торговец же тем временем взглянул на карманные часы и внезапно засобирался:

– Да что вы? Но, Марк, я вынужден раскланяться - совершенно забыл о важном деле в Сельдем порту.

'В порту'? Избыточное уточнение. Кто он, его... странный собеседник, Александр уже не питал себя иллюзией слова 'нечаянный'.

Роман же - если это было его настоящее имя - встал и, бегло пожав на прощанье Горьева за локоть, заторопился прочь.

– Ваш саквояж!
– окликнул тот уходящего.

– Что? О, нет, это ваш саквояж, - улыбнулся через плечо 'торговец'.

***

Что это было? Шпионские игры? Подстава? Помощь уже забытых друзей? Александр не торопился брать подозрительный предмет, цепко озираясь по сторонам.

За ним следили? Или все еще следят? Монолог 'торговца' обретал смысл - 'без принуждения человек не сдвинется', 'важное дело в порту'. Он точно не принадлежал к Его знакомым или все это часть привычной обоим игры? Тревоги не было, но и былая праздная расслабленность ушла без следа. Тронь саквояж и за твою жизнь не дадут и гроша - 'бросьте оружие, не двигайтесь! А что это тут у нас?!', но кому это может быть нужно? Ответ - кому угодно. Былой Он мог иметь врагов где угодно, кто угодно же мог желать его смерти, заключения, бесчестья. Так что делать? Встать и пойти прочь - 'ни малейшего понятия, жандарм, это оставил какой-то торговец, во всяком случае именно так он отрекомендовался'.

С другой стороны - ему некуда идти. Его провал в глазах знакомых с ним людей - вопрос времени, так стоит ли оставаться? 'Без принуждения не сдвинется' - не сам ли он минуты назад взвешивал все 'за' и 'против' бегства из нигде в никуда. 'Дело в порту' - ничем не лучше и ничем не хуже, нежели любая другая неизвестность. Продолжение игры с неизвестными правилами? Пусть так.

Александр подвинул к себе саквояж ногой и одновременно призывно махнул рукой возницам, терпеливо поджидавшим 'жирного' клиента поодаль.