Большие дела

Глаза Дружкиной теплеют, а губы расплываются в улыбке.

– Московская что ли?
– уточняет она.

– Ну, разумеется, душа моя. Ешь, тебе можно, ты вон какая худенькая.

Она улыбается ещё теплее, и в глазах вновь зажигается томный кокетливый огонёк:

– Специально для меня в очередь вставал?

– Да, - соглашаюсь я.
– Меня Гена твой попросил привезти. Как у вас с ним дела-то?

– Нормально, - делается она чуть более скучной.

– Целый капитан, всё-таки, да и мужик хороший. Ты смотри, только не пей с ним.

– Так, - вспыхивает она, словно я задеваю больное место.

– Ты к шефу?

– Вообще-то к тебе, но раз уж я здесь, решил и к Печкину твоему заглянуть.

– Ну, иди, заглядывай, пока он один.

– Злой?
– уточняю я.

– Как обычно, - пожимает она плечами.

Я подхожу к двери и резко её открываю. Генерал вопросительно поднимает глаза и, увидев меня, поджимает губы.

– Глеб Антонович, - радостно восклицаю я.
– Ну как, скажите, соскучились по мне?

– Соскучились, - подтверждает он.
– Я тебя даже во сне видел. Правда, не очень хорошо, но ты выжил.

– Со мной такое случается, - смеюсь я.
– Как вы тут без меня? Крутитесь? А я вам подарочек привёз. Ценный, между прочим.

Я ставлю перед ним бутылку своего фирменного коньяка.

– С чего такая щедрость?

– Давно не виделись, товарищ генерал, - хмыкаю я.
– Не «Луи XIII» конечно, но тоже ничего.

– Ну, рассказывай, чего там в Москве нового.

– Всё мечтаете о триумфальном возвращении?
– спрашиваю я, приподнимая брови.

– О триумфальном или нет, не знаю, но вернуться было бы неплохо. Ты вон слово не держишь, а сам, говорят, с Чурбановым скорешился. Это тебя Жора к нему подвёл? Да ладно, чего ты заёрзал-то? Дело житейское. Каждый бы отправился туда, где его ждут почести и победы.

Ух-ты! Откуда это информация такая? О моих встречах с Юрием Михайловичем мало кто знает. Откуда же инфа просочилась?

– Видите, товарищ генерал, вы же дружить не умеете. У вас только страсти да битвы на уме. А зачем мне такой союзник, на которого и положиться нельзя? Я вот думаю выхлопотать вам небольшую ренту на ЛВЗ. Скажите откровенно, готовы ли вы смиренно брать, что дают? Или мстительность и неудовлетворённость и дальше будут вскипать в ваших жилах, в самые ответственные моменты?

– Брагин, не пойму, ты пришёл красной тряпкой помахать перед глазами?

– Нет, какая тряпка, я понять вас хочу. С бутылкой пришёл, между прочим. Что было, что будет…

– Чем сердце успокоится, да?
– качает он головой.

– И это тоже, - киваю я.
– Ставьте Баранова начальником управления, Глеб Антонович, и я тоже сделаю шаг навстречу. Пора дружить, а не воевать. Но, если вы, например, меня ненавидите больше, чем себя любите, тут уж ничего не поделать, конечно.

Он молчит, не орёт. Понимает, возможно, что я могу быть полезен. А может, какую-нибудь гадость готовит, как мстительный граф Монте-Кристо. Если бы не кадровый голод, то и хрен бы с ним, с такой ненадёжной жабой, как Печёнкин. Да только сейчас каждый боец на вес золота…

Выхожу из кабинета и вижу приёмную пустой. Где же Лариска? В туалет убежала? Ладно, может быть. Хотел с ней про Гену поговорить, да видно в другой раз теперь. Спускаюсь по лестнице и думаю, откуда он всё-таки узнал про Чурбанова? Кто мог сообщить? Хм… Надо бы выяснить, как только, непонятно.

Оказываюсь на улице и иду к машине, но внезапно останавливаюсь, заметив знакомую шубку Лары Дружкиной. Она стоит в сторонке и курит. Но самое удивительное не это. Удивительно то, что рядом с ней находится… Снежинский. Он берёт её ручку, подносит к губам и целует. А потом улыбаясь во весь рот, вручает коробку конфет, отвешивает небольшой поклон и уходит из поля моего зрения.

При виде этого мрачного и неприятного типа у меня в сердце вспыхивает недобрый огонь, а в голове очень неприятная догадка. Я быстрыми семимильными шагами подскакиваю к Ларисе и схватив за руку, сжимающую коробку конфет, резко поворачиваю к себе. От неожиданности она разжимает руку и шоколадное ассорти падает на холодный асфальт, рассыпаясь маленьким шоколадным фейервеком.

– Это он тебе сказал про Чурбанова? Созновайся!

17. Хватка сжимается

В глазах Ларисы мелькает страх и непонимание. Она с ужасом смотрит на меня, а потом опускает голову и с не меньшим ужасом рассматривает красивую коробку, сбившуюся золотую тесьму и рассыпавшиеся конфеты.

– Брагин! — наконец, выдыхает она. — Ты что творишь?!

– Что он от тебя хотел?
– зло и требовательно спрашиваю я.
– Это он? Он тебе сказал?

– Брагин, ты с дуба рухнул что ли? Какого хрена! Что ты несёшь вообще? Дурак! Что ты несёшь? Такие конфеты были! Ну, ёлки-палки! Что на тебя нашло? Бешеный…

– Дружкина! Ты слышишь, что я у тебя спрашиваю? Чего хотел Снежинский?

– Ты из-за этого тошнотика что ли? Бл*дь! Он хотел опять к шефу на приём попасть!

– А он был уже у шефа?

– Ну, да, - пожимает она плечами.
– Был.

– Когда?

– Так сегодня и был.

– А по какому вопросу?
– хмурюсь я.
– Чего хотел?

– Ну, а я-то откуда знаю, чего он хотел? Меня не приглашают обычно на эти посиделки.

– Блин, ну ты же всё равно в курсе. А сейчас он чего хочет?
– прищуриваюсь я.

– Слушай, да ты заманал уже. Хочет новую встречу. Тебе-то что за дело? У меня таких по десять человек в день. Это ты особенный, пинком дверь в кабинет шефа открываешь, а остальные ждут по месяцу.

Она сердится, демонстрируя праведный гнев, и я, честно говоря, даже не понимаю, по-настоящему это или нет…

– И когда ты в следующий раз Снежинского пустишь в кабинет?
– не отступаюсь я.

– Да отстань ты от меня, ты чего привязался?

Ну, да, действительно. Чего…

– Ларис, слушай, а с Геной у тебя как дела?
– меняю я тему.

– Брагин, а тебе не кажется, что ты не в своё дело лезешь?

– Нет, ну если это такой секрет большой, я конечно выпытывать не буду, но так-то могла бы сказать. Вообще-то это я вас познакомил.

– Познакомил нас, вообще-то, совсем не ты, а приказ о присвоении званий на День шахтёра. Но, так и быть, я тебе скажу, всё нормально у нас.

В данном случае, приказ - это и есть я.

– Приятно слышать, что всё нормально. Мне Гена всегда нравился, классный он мужик. Целый капитан, к тому же. А Снежинский-то что?