Большие дела

– А ты жёсткий, - качает она головой.
– Просто стальной Егор какой-то.

– Ага, как крыса из нержавеющей стали, - киваю я.
– Ну что, поможешь, товарищ Валя?

– Хочешь, чтобы я тебе помогла, значит?

– Ну да, хочу, я же так и говорю. Ты пойми, его деятельность косвенно и по папе твоему может…

– Я тоже кое-что хочу, - перебивает она.

– Да?
– чуть наклоняю я голову.
– И что же?

– Хочу проверить насколько ты действительно жёсток и твёрд.

Она смотрит на меня в упор и многозначительно, и даже немного хищно улыбается, а я чуть хмурюсь, пытаясь понять, куда она клонит.

– В смысле? Тактильно что ли?

– В смысле на ощупь, - отвечает она и проводит кончиком языка по губам.
– И не только…

Во как. Эротический лекторий Эдички Снежинского, кажется, посеял семя, грозящее взойти и дать богатый, чтобы не сказать чрезмерный, урожай.

– Ну, щупай, - хмыкаю я, протягивая ей руку.

– Не сейчас, - качает она головой, как соблазнительница из дешёвого фильма недалёкого будущего.
– Потом…

Ну да, второй раз быть застуканными Ефимом ей не улыбается, похоже.

– Валя, нас ждёт прекрасное будущее, не дай ему…

– Нас с тобой?
– спрашивает она, понижая голос, напуская в глаза истомы и поднимая бровь.

– Каждого из нас, безусловно, тоже, - киваю я.
– Но для этого первым делом мы должны избавиться от Снежинского.

– Боюсь, - отвечает она тихим грудным голосом, - я нуждаюсь в более подробном объяснении ситуации. К сожалению, сейчас у меня дела, но я готова выслушать все твои аргументы вечером. Дома. Приходи. Сегодня.

Эдичка начинает стоить мне уже довольно дорого.

– Постараюсь, Валя, постараюсь. Я ведь только приехал, дел очень много. Сейчас вот к папе твоему поеду, и после него ещё куча встреч. У тебя вот в приёмной почти час просидел. Мурыжишь старых друзей.

– Приходи, - усмехается она.
– Я вину заглажу.

На этом и расстаёмся.

После горкома еду в КГБ.

– Ну что, Роман Александрович, поговорим?
– спрашиваю я после приветствий и обмена любезностями.

– Нет, на это я пойтить не могу, - хохмит Куренков, - без Михал Михалыча.

Он снимает трубку и набирает короткий внутренний номер.

– Михал Михалыч, зайди. Брагин тут.

Михал Михалыч Радько - человек, который остаётся вместо Куренкова, тот самый змей, что пытал меня в здешних застенках.

– Роман Александрович, а у вас какое положение теперь будет, вы из конторы увольняетесь?

– Нет, ухожу в действующий резерв.

– О, здорово, значит и выслуга будет и…

– Ну, как сказать, здорово, - машет он рукой.
– Вообще-то два года будут засчитываться за один. А Разницу в зарплате придётся сдавать.

– Несправедливо как-то, - усмехаюсь я.

– Это ж я тебя должен благодарить, правда?

– Но не расстраивайтесь, - беспечно машу я рукой.
– Если всё получится, про зарплату вообще можно будет забыть. Перечислите её в фонд мира.

Заходит палач Радько:

– Здравия желаю.

Вот человек, с которым теперь нужно поддерживать не только рабочие, но и личные отношения на достаточно высоком уровне. Если Куренков был хотя бы недолгое время благодарен мне за свою дочь, то единственная благодарность со стороны Радько может быть только за то, что я остался живым после его допроса.

– Товарищи, - официальным тоном говорю я.
– Наше дело в опасности, враг опасен и хитёр, МВД не дремлет.

– Чего?!
– напрягается Радько.

В отличие от него, Куренков ждёт продолжения молча. Я в общих чертах объясняю ситуацию со Снежинским, избегая подробностей относительно его контактов с Трыней. Говорю и о своём предложении отправить Снежинского на комсомольскую стройку.

– То, что с фабрики его надо гнать - это очевидно, - качает головой Рома.
– Но раскручивать его дело, наверное, было бы немного чрезмерным, потому что он ничего вроде не делает. И потом, ты же понимаешь, что он может наговорить на допросах. У него дома и Валька тоже бывала, дура.

– Ну, это доказать не получится, - вступает Михал Михалыч.
– Особенно если допросы буду я проводить.

Это точно, в этом вопросе я ему верю.

– Да дело не в этом, - отмахивается Куренков.
– Имя-то всё равно трепать будут. Пойдут слухи, сплетни, а нам это совсем не нужно. Так что отправить его куда-нибудь максимально хорошая идея.

– Давайте сделаем так, - предлагаю я.
– С Валей я предварительно поговорил и… и ещё поговорю. Возможно, даже сегодня. Роман Александрович, вы ей позвоните, пожалуйста и дайте понять, что вопрос серьёзный и нужно подобрать товарищу маршрут подальше и, желательно, без возврата.

– Ладно, - кивает он.

– А до этого с Эдичкой, - продолжаю я, - было бы хорошо провести профилактическую беседу в стиле Михал Михалыча и сказать ему, что от Валиного предложения лучше не отказываться. Принять то есть комсомольскую путёвку.

– Миша, сделаешь?
– вопросительно кивает Роман.

– Конечно, Роман Александрович, - кивает Радько.

На этом и останавливаемся.

– Вам звонили, - говорит Сергей, когда я возвращаюсь в машину.
– Айгюль.

– Что-нибудь передала?

– Сказала, что перезвонит.

– Хорошо. Едем на фабрику.

Пока всё это решается, нужно его отправить куда-нибудь в командировку. На сверку или ещё что-нибудь такое придумать. Пусть поторчит где-нибудь в Иваново. С другой стороны, из поля зрения его лучше не выпускать. Ладно, сегодня-завтра с ним пообщается Михалыч, а там посмотрим. Вот, блин, будто мне заниматься больше нечем.

Звонок раздаётся, когда мы заезжаем на территорию фабрики. Снова звонит Айгюль.

– Егор, привет, - журчит её голосок.
– Ты почему так внезапно уехал? Не то что не зашёл попрощаться, ты даже не позвонил. Ай-ай-ай, так друзья не делают!

– Ну прости, прости, милая. Ты же видела, какой был цейтнот. Ты долго ещё в Москве будешь? Я планирую в ближайшее время снова приехать.

– Это ты правильно планируешь, - усмехается она.
– Да вот только я уже в Ташкенте. Но тебе, в любом случае, придётся лететь.

– Почему?
– смеюсь я.
– Если тебя там нет, для чего мне ехать?

– Для того, чтобы встретить посылку. Я тебе отправила посылку.

– Мне?
– изумляюсь я.
– Ты перепутала. Наверное, не мне, а Абраму? Это его дела там.