Бородинское поле

выйдя на твердую дорогу, остановилась. За ней вышли и две

другие машины. Брусничкин облегченно вздохнул, вытирая

вспотевшее лицо, подумал, как бы вызвать ушедших за

лапником. "Может, выстрелить раза три в воздух, догадаются".

И только было подумал так, как длинная автоматная очередь

прострочила в стороне леса. Потом еще, еще, но уже короткие

очереди и одиночные выстрелы. Это было неожиданно.

Водители и лейтенант подошли к Брусничкину. На

встревоженных лицах общий вопрос и недоумение. "Возможно,

столкнулись с немцами", - подумал Брусничкин. Как старший,

он должен был принять какое-то решение. "Только не

бездействие", - мелькнула первая мысль, и он твердым,

уверенным голосом приказал:

– Машины с боеприпасами и продовольствием

немедленно отправляются в свои части. А вы, - обратился он к

водителю "санитарки", - останьтесь на месте и ждите нас. Вы,

лейтенант, пойдете со мной.

– Но я должен сопровождать свою машину, там продукты,

– несколько растерянно сказал лейтенант.

– Продукты доставит шофер. Выполняйте приказ.
– Голос

Брусничкина тверд и категоричен.
– За мной!

Он решительно и широко зашагал в сторону леса по

следам ушедших за лапником. Лишь один раз оглянулся назад,

чтобы убедиться, идет ли за ним лейтенант. А лейтенант тем

временем как ни в чем не бывало направился к своей машине.

Брусничкин остановился и грозно крикнул:

– Товарищ лейтенант! Ко мне...

Вид у него был решительный и яростный. Лейтенант

обернулся и не спеша направился к комиссару. Брусничкин

ждал. И когда тот подошел вплотную, Леонид Викторович

сквозь зубы процедил ему в лицо:

– Вы трус. Позорите себя перед бойцами...

– Я только приказал своему водителю ждать меня, -

оправдывался лейтенант.

– Здесь я приказываю. Вашу машину с продуктами давно

ждут бойцы на передовой.
– И, резко взмахнув рукой в сторону

машин, приказал: - Поезжайте!.. А вы идите вперед, да

поживей.

Последнее касалось лейтенанта.

Между тем стрельба в лесу прекратилась. Брусничкин

шагал широко, наступая на пятки неуверенно идущему

лейтенанту, видел перед собой его съежившуюся фигуру,

одетую в новый полушубок, и не мог подавить в себе чувства

негодования, граничащего с презрением. Больше всего его

возмущало в молодом командире высокомерие и трусость.

"Трус всегда высокомерен", - подумал Брусничкин и спросил:

– Вы давно на фронте?

– Пятый день, - с приглушенной обидой ответил

лейтенант.

– А до этого чем занимались?

– Учился в военном училище.

– Трусости вас тоже учили?
– больно уколол Брусничкин

все еще раздраженным тоном. Сказал и тут же пожалел о

сказанном, потому что снова вспомнил эпизод с Князевым и с

угрызением совести подумал: "А ведь и я тогда вел себя не

лучше этого лейтенанта. Ему простительней: он - мальчишка".

И от такой мысли все в нем улеглось, успокоилось

раздражение и неприязнь к молодому лейтенанту.

– Идут, - сказал лейтенант, обрадованно и напряженно

глядя вперед.
– Наши. И лапник несут. А он теперь ни к чему.

"Тогда что означала стрельба?" - с недоумением подумал

Брусничкин. Вскоре подошедший старшина, бросив на снег

охапку лапника, доложил, что в лесу они неожиданно

столкнулись с группой немцев, которые грелись у костра и,

увидев их, открыли огонь. Наши ответили. Немцы, подняв

беспорядочную пальбу, поспешили в глубь леса.

– Вы их не преследовали?
– спросил Брусничкин.

– Бесполезно, товарищ комиссар, - виновато помялся

старшина, - силы не равны: нас четверо, а их не меньше

взвода, а может, и рота.

– Хорошо, - сказал Брусничкин и подумал: "Ну что за

ребята - золото: столкнулись с численно превосходящим

врагом, загнали его в лес и о лапнике не забыли". Сказал: -

Это бросьте, машины и так вышли.

– Нет, товарищ комиссар, возьмем. Еще пригодится.

Дорожка тут известно какая - фронтовая, - ответил старшина и

поднял свой лапник.

Когда все уселись в санитарный фургон и начали

оживленно вспоминать недавнюю встречу в лесу, Брусничкин

подумал, что нужно немедленно сообщить в штаб армии о

немцах, которые оказались в нашем тылу. Таких разрозненных

недобитых групп и целых подразделений немцев немало

бродит по лесам в попытке пробиться через линию фронта к

своим. Их нужно как можно быстрей обезвредить, обезопасить

от них наши тылы и коммуникации.

...Батальон Сухова наступал на деревню Дворики. И

здесь, как это часто случалось, от Двориков остались одни

головешки, в буквальном смысле ни кола ни двора, но место

это - высотку над ручьем, расположенную между двумя

опорными пунктами, - немцы хорошо укрепили, и обойти ее не

было никакой возможности. Взять эти Дворики с ходу не

удалось, и батальон отошел на исходные позиции, ожидая

подхода артиллерии. Сухов ругался: опять бог войны отстал от

матушки-пехоты. Дружески язвил по адресу капитана Думчева.

Комбат, конечно, понимал, как трудно достается артиллерии.

Не хватает тягачей, транспорта; полк Макарова почти целиком

на конной тяге. Сказывается большой некомплект лошадей, а

те, что есть, до такой степени загнаны, что еле на ногах

держатся. Доходяги, измученные, истощенные. Фуража не

хватает. Теперь постоянно приходится совершать

многокилометровые марши по глубокому снегу, через овраги,