Бородинское поле

а другим должен пример подавать. И сорвалось у него совсем

помимо воли:

– Значит, пороху не пришлось понюхать.
– И, чтоб немного

смягчить эти слова и не обидеть политбойца, прибавил: - Это

ничего, быстро обвыкнетесь.

Леонид Викторович нарочно ввернул слово

"обвыкнетесь".

– Постараемся, товарищ комиссар, - все так же просто

ответил Попов и добавил: - А что касается пороху, так я его в

гражданскую досыта нанюхался.

– Вот как! Где же?

– На Урале. Каширин нами командовал. А потом Блюхер.

Тридцатая дивизия. Помните песню: "Вдоль голубых Уральских

гор, в боях Чингарской переправы..." Это про нашу, тридцатую.

В боях за Крым меня ранили осколком снаряда.

И замолчал. Брусничкин сразу прикинул в уме, в какую

батарею направить политбойца Попова. Решил: к Думчеву.

Потом поднял вопросительный взгляд на другого бойца. Тот

был в поношенном полушубке военного покроя. Лицо

грубоватое, взгляд решительный. Произвел впечатление

бывалого солдата, представился по-военному:

– Ефрейтор Буланов. На фронте с начала войны. Был

ранен под Смоленском. Лежал в госпитале в Свердловске.

Потом работал малость. А теперь вот сам попросился на

фронт, потому как рана зажила и я здоров окончательно. В

партии состою с тридцать восьмого года.

– В каких войсках служили? - поинтересовался Леонид

Викторович.

– Артиллерист. Был заряжающим. Могу и за наводчика.

Третьего политбойца звали Валерием Черноглазовым.

Это был худенький паренек, в прошлом секретарь комитета

комсомола. До последнего времени работал в столичной

милиции. На фронт попал впервые. Но Брусничкину и он

понравился: общительный, задорный, такой сумеет быстро

найти с бойцами общий язык. Черноглазов увлекательно

рассказывал, как они в Москве в тревожные дни октября -

ноября ловили фашистских лазутчиков, паникеров,

провокаторов и спекулянтов. Его слушали с интересом, пока не

нагнали три автомашины. Впереди в снежной замети буксовал

пятитонный грузовик со снарядами, преградив путь шедшим за

ним полуторке с продуктами и санитарному фургону. Чумаев,

свернул на обочину и, обогнав машины, остановил лошадь,

сказав с удивлением.

– Так это ж наша машина, товарищ старший батальонный

комиссар, со снарядами.

Брусничкин слез с саней. К нему подошел знакомый

старшина - лицо потное, усталое, в руках лопата. Виновато

доложил:

– Застряли, товарищ комиссар. Больше часа волыним, а

там наши ждут снаряды.

– А у нас из-за них люди без харчей сидят. Мы б на своей

полуторке в два счета проскочили, - по-петушиному ввернул

шустро подбежавший лейтенант, который до этого сидел в

кабине и наблюдал, как старшина с тремя шоферами

расчищают дорогу. Брусничкин был в полушубке, и лейтенант

не знал, в каком звании этот незнакомый начальник.

– Чем ругаться, вы бы лучше помогли дорогу расчистить,

– зло пробурчал старшина в сторону лейтенанта.

– А вы не указывайте и не учите меня, - прикрикнул

лейтенант на старшину.
– Вести себя не умеете со старшими.

Брусничкин отозвал лейтенанта в сторону, потребовал

предъявить документы, а потом сказал:

– Вы, лейтенант, не научились вести себя с младшими по

званию. Старшина прав: почему вы не помогаете расчищать

дорогу? Изображаете из себя барчука.

– На всех лопат не хватает, - оправдывался лейтенант.
–

Да разве ее расчистишь? Тут надо бы под колеса чего-нибудь

подложить.

– Так в чем же дело? Пойдите в лес, нарубите лапника, -

подсказал Брусничкин.

– Без топора как его нарубишь?

– Наломайте.

– Есть топор, - отозвался водитель первой машины.

Леонида Викторовича огорчало, что машина в со

снарядами задержалась в пути. И вспомнился Брусничкину тот

день, когда он был послан командующим Говоровым выяснить

обстановку в дивизионе Князева, окруженном немцами.

Нехорошо он тогда поступил с Князевым. Тот разговор он

всегда вспоминал с чувством неловкости и стыда. Ему пришла

мысль переложить часть снарядов на сани и побыстрей

отправить их в полк, потому что трудно сказать, как долго они

еще провозятся здесь, вытаскивая машину. Вместе с

Чумаевым сопровождать снаряды поехал ефрейтор Буланов.

Затем Брусничкин послал в лес за лапником Попова,

Черноглазова, санинструктора и старшину, а трем водителям и

лейтенанту приказал расчищать дорогу.

Мелколесье, кустарники начинались почти от самой

дороги, но настоящий лес темнел зубчатой стеной в

полукилометре. Постепенно ветер начал ослабевать, во пошел

снег. Брусничкин наблюдал, как ловко орудует лопатой шофер

санитарного фургона и как неумело это получается у

лейтенанта. Леонид Викторович никогда в своей жизни но

держал в руках лопаты, но ему было тошно смотреть на работу

лейтенанта. "Да что это он? Нарочно, что ли?" - подумал

Брусничкин и, подойдя к лейтенанту, попросил:

– Дайте-ка мне.

Лейтенант с некоторым удивлением, но охотно отдал

лопату.

Брусничкин старался работать так, как это делал шофер

"санитарки". Незаметно сгущались сумерки, работа спорилась,

и водитель "санитарки" с уверенностью сказал:

– Выберемся. Принесут ребята лапник, и будет полный

порядок.

– Я думаю, теперь мы и без лапника выскочим, - сказал -

водитель первой машины и пошел к кабине.

Взревел мотор, и пятитонка осторожно, точно боясь

поскользнуться, тронулась с места, медленно пошла вперед и,