Бородинское поле

испытующим взглядом, и в глазах его вспыхнули колючие

огоньки. Продолжал уже резче:

– Москву будем строить. Но мы сохраним ее

традиционный, исторически сложившийся... - он запнулся,

очевидно подыскивая наиболее удачное слово, сказал: -

...характер. Москва - русский город, со своим национальным

архитектурным лицом.

И опять задумчивая пауза и опущенный вниз взгляд.

Потом резко поднял глаза на Дмитрия Никаноровича,

прочертил в воздухе мундштуком трубки:

– Скажите, товарищ Никулин, какие деревья вы

собираетесь высадить в центре Москвы?

– Мы советовались с учеными-ботаниками и решили, что

в условиях Москвы наиболее приемлемы липы, - ответил

Никулин.

– В каком возрасте будете высаживать?

– Тридцать - сорок лет, товарищ Сталин.

– А где возьмете такие деревья? У нас есть питомники?
–

снова спросил Сталин, и голос его звучал мягко и

снисходительно.

– Питомников нет, товарищ Сталин, но в Курской и

Воронежской областях такие липы есть. Попробуем взять там.

Сталин подошел к аппарату ВЧ и попросил соединить его

с первым секретарем Воронежского обкома. И уже в трубку:

– Здравствуйте! Мы тут с москвичами обсуждаем вопрос

озеленения столицы. Нужны липы в возрасте сорока лет.

Говорят, у вас есть такие. Есть? Очень хорошо. Надо помочь

товарищам москвичам.

И Никулин вспомнил, как уже на третий или четвертый

день после этого разговора в Москву вошла колонна

автомашин, груженных сорокалетними липами, корневища

которых были аккуратно упрятаны в деревянные ящики. И

тотчас же эти липы сажали на улице Горького и в Охотном

ряду, на центральных площадях. И переселенцы из-под Курска

и Воронежа прекрасно прижились в Москве.

Поговорив с Воронежем, Сталин продолжал, все так же

расхаживая вдоль длинного стола:

– Вы сказали о Садовом кольце: вырубили деревья. Нас

ругают москвичи за такое браконьерство.
– И, точно не желая

бередить больную рану, поспешно заговорил, глядя на

Никулина уже добродушным, мягким взглядом: - Что касается

Садового кольца, то, говоря откровенно, выхода у нас не было.

Проезжая часть по этой кольцевой и оживленной магистрали

не успевала пропускать транспорт, который резко увеличился и

будет увеличиваться с каждым годом. Нельзя забывать об

общественном транспорте. Это сложная, чрезвычайно важная

и первостепенная проблема. Не решив ее положительно, мы

не можем говорить о благоустроенности города. Хочу обратить

на это ваше внимание. Мы не можем считать нормальным,

когда люди, наши советские люди, рабочие и служащие, по

пятнадцать-двадцать минут стоят на трамвайных и

троллейбусных остановках, нервничают, а затем в

переполненных вагонах теряют здоровье, на восстановление

которого мы тратим огромные средства. В конце концов,

налаженная работа общественного транспорта - это здоровье,

хорошее настроение и продуктивная работа людей на

предприятиях и в учреждениях.

Спустя четверть века Никулин с грустью и сожалением

думал, что проблема общественного транспорта в столице не

решена до сих пор, что по-прежнему на троллейбусно-

автобусных остановках люди подолгу ждут переполненные

машины, теряют время и здоровье...

Ярославское шоссе сверкало рубиновыми точками

убегающих в сторону Москвы автомашин. Встречные были

редки. Жена дремала, шофер молчал. И Дмитрий

Никанорович продолжал предаваться воспоминаниям.

У железнодорожного переезда образовалась длинная

вереница автомашин. Стояли долго. Водители в сердцах

ругали этот "чертов переезд" у Мытищ. Рядом, над железной

дорогой, строился шоссейный путепровод. Строительство

велось быстро, и Никулин с удовлетворением отметил про

себя: скоро здесь не будет светофора и дорогостоящих

простоев автомашин у шлагбаума. Это хорошо. А вот

городской общественный транспорт - уязвимое место Москвы.

Все еще не хватает троллейбусов и автобусов, все еще

безалаберно работает диспетчерская служба: на одних

маршрутах густо, на других - пусто.

– Что так долго стоим?
– подала голос жена.

– Переезд, - ответил Дмитрий Никанорович.

– Два поезда пропустили, ждем третьего, - пояснил

шофер и прибавил: - А генералы нас обогнали.

– Что за генералы?
– не понял Никулин.

– Да эти, что были у Олега Борисовича.

"Выходит, и они выехали вслед за нами", - подумал

Никулин. Теперь мысли его перешли на Макарова и Думчева.

Генералы ему определенно нравились. Особенно Макаров. В

нем подкупала прямота в суждениях, гражданская страсть,

осведомленность и заинтересованность. Казалось бы, какое

ему дело до памятников архитектуры, и вообще до

градостроительства? Разве мало своих, военных забот?

Впрочем, а почему бы и нет? Вопросы эти касаются всех, и

архитектура Москвы интересует не только строителей и зодчих.

Она всенародна, как произведения искусства и литературы,

она - достояние общенациональное.

В Москве поток автомашин еще гуще. Напротив ВДНХ -

пробка. Никулин посмотрел в сторону монумента "Рабочий и

колхозница", созданного Верой Мухиной, с которой был

знаком. Подумал с досадой: вот ведь гениальное творение,

шедевр эпохи, содержащий в себе необыкновенный идейный

накал. А стоит не на месте. Сделали его декоративным

придатком к ВДНХ, принизили в прямом и переносном смысле:

усекли постамент, да еще рядом соорудили гигантский по