Бородинское поле

какой ты красавец, богатырь и лицом похож на Виктора, только

кость у тебя пошире, отцовская, а глаза - как у брата твоего

Виктора - мои. А еще есть у тебя младший брат Бен,

Бенджамин. Тот похож на своего отца Оскара и внешностью и

характером".

В письме было много эмоций и мало конкретного: о

жизни своей Нина Сергеевна ничего не говорила и в то же

время просила сына написать ей подробно о себе, о жене и

детях - ее внуках. Она хочет выслать им посылку из одежды,

но не знает размеров и просит сообщить. И здесь же вскользь,

как бы между прочим, заметила, что сама она ни в чем не

нуждается и живет в достатке. Было несколько слов о Викторе,

о том, что он вернулся из Вьетнама больным, морально

надломленным.

"Вот и еще одна свекровь у меня", - с улыбкой подумала

Валя, глядя на фотографию Нины Сергеевны. Она хотела

позвонить своему свекору Глебу Трофимовичу и сообщить о

письме из Америки, но решила, что сегодня уже поздно и

позвонит завтра, - в конце концов письмо адресовано

Святославу, а он должен возвратиться из командировки только

через неделю. Вскоре мысль о письме и ее авторе затерялась

под напором других, более важных для Вали дум и

размышлений, навеянных днем рождения Олега Остапова.

У Вали было хорошее, приподнятое настроение, и

вместе с тем она испытывала тревогу и страх. Она смутно

догадывалась, что где-то в глубинах ее сердца рождается

чувство к Олегу большее, чем уважение. Чувство дружбы к

Олегу родилось у нее давно, еще в годы их совместной работы

на строительстве Дворца культуры в Подгорске. Тогда она

восхищалась им как зодчим, которому были одинаково чужды

как бескрылый шаблон, так и бесплодное трюкачество, когда

формалистичное оригинальничание выдавалось за поиск и

новаторство. Она разделяла его идейно-эстетические

принципы, его взгляды на искусство вообще и архитектуру в

частности, последовательность и твердость, с которыми он

отстаивал свои позиции. Их объединяло единство вкусов и

взглядов. Им было легко работать: Валя понимала Олега с

полуслова, Олег понимал Валю. Для нее он был старшим

товарищем и авторитетным наставником, с которым можно

было советоваться по вопросам сугубо профессиональным. И

она советовалась. Каждое его слово ей казалось особенно

значительным, полным глубокого смысла, и она покорно

следовала его советам. Установились доверительные

отношения дружбы, и они мешали переступить рубеж. Он был

старше ее на четырнадцать лет, и у нее тогда и в мыслях не

было посмотреть на него глазами женщины и видеть в нем не

заботливого и внимательного наставника, не уважаемого

зодчего, а просто мужчину. Да он и сам для этого не подавал

никакого повода. Его жена была родной теткой Святослава, и

Валя по примеру мужа называла ее "тетя Варя". Чистая и

светлая от природы, добрая и отзывчивая, Валя умела ценить

в людях доброту и была бесконечно признательна Олегу за то,

что он, поверив в нее, поручил ей, тогда еще желторотой

девчонке, такое ответственное и почетное дело, как

художественное оформление нового Дворца культуры.

Доверил и помог отлично выполнить эту работу. Она везде

подчеркивала, что именно Олег Борисович сделал из нее

художника-монументалиста, работы которого получили

широкое признание. И букет белых роз, подаренный сегодня

Олегу, был знаком сердечной признательности и глубокого

уважения. Но, как показалось Вале, Олег по-иному воспринял

ее розы. Это была отрадная мысль. Она глубоко радовала и

волновала, но волновала больше душу, чем чувства, порождая

неизъяснимое блаженство. "А может, мне только показалось?
–

с сомнением спросила себя Валя.
– Может, это я хочу чего-то

большего, чем дружба?" И тут же, испугавшись такой

крамольной мысли, зашептала про себя: "Нет, нет, нет. . Дура

я, дура".

Это было еще там, на даче, до того, как гости сели за

стол. Но "крамольная" мысль продолжала ее преследовать,

искушать, и когда разгорелся спор в вишневой беседке, она

восхищалась Олегом. Но это еще не был окончательный

подход к той запретной черте, у которой заканчивалась дружба

и уважение и за которой уже начинались новые отношения.

Она с благоговением ловила каждое слово, каждую фразу,

произнесенную Олегом, и находила там гораздо больше

смысла и значения, чем было на самом деле. Теперь она все

исходящее от Олега воспринимала через призму своих чувств,

а призма эта все окрашивала в розовые тона. Сегодня она уже

не могла прямо смотреть на Олега, потому что взгляд ее был

слишком откровенным и выразительным, в нем легко читались

ее тайные чувства, и потому ее глаза лишь изредка, как бы

невзначай, скользили по Олегу, а лицо при этом смущенно

краснело. Олег провожал ее к железнодорожной платформе.

Они шли вдвоем тропинкой через рощу, и белые стволы берез

излучали мягкое сияние. Валя замедлила шаг, потом

остановилась, переводя дыхание от нахлынувших чувств, и

теперь уже смело, без боязни, подняла на Олега счастливый

взгляд и сказала восхищенно:

– Какая симфония! Смотришь на эти березы - и кажется,

музыку слушаешь, и боишься, что вот-вот она кончится.

– А ты обрати внимание на рисунок бересты: у каждого

дерева - свой, неповторимый, - сказал Олег.
– Деревья, они как

и люди: каждое имеет свой характер, свою судьбу. А знаешь,

Валенька, ты сегодня похожа на эти березы. Ты самая