Бородинское поле

стройный и рослый, он имел к тому же общительный и

веселый характер, что позволяло ему быстро сходиться с

людьми. Правда, не всем нравилась его самоуверенность,

граничащая с высокомерием и заносчивостью, однако

эрудиция, хотя и поверхностная, показная, но густо

приправленная апломбом, несколько смягчала дурные черты

характера и вызывала снисхождение. Словом, и в хорошем и в

плохом он всегда оставался на виду.

Федоров был начальником младшего сержанта Игоря

Остапова. По характеру это были две крайние

противоположности, что, впрочем, не мешало им

симпатизировать друг другу. Сам недисциплинированный,

Федоров ценил в Остапове неукоснительную четкость,

дисциплинированность и выдержку, и если не отличное, то, во

всяком случае, хорошее знание техники. Остапов же видел в

своем командире прежде всего искусного техника, прекрасно

разбирающегося в сложной аппаратуре.

– Остапов, - позвал Федоров Игоря, как только

подполковник Шпаков ушел, - эту штуковину нужно приделать

вот сюда. Понял? - И подал Игорю металлический щиток-

указатель.

– Не совсем, товарищ старший лейтенант, - как всегда

спокойно, ответил Остапов, и большие серые глаза его

излучали тихую, едва уловимую улыбку.

– Что тебе непонятно? - Быстрый,- резкий взгляд

Федорова вонзился в младшего сержанта.

– Каким образом прикрепить металл к металлу?

Припаять, приварить?..

– Приклеить. Пластилином, крахмалом, хлебным

мякишем, а можешь слюной. В зависимости от соображения, -

съязвил Федоров и, довольный собой, добродушно

рассмеялся.

– Можно и слюной, только едва ли будет держать, - с

нарочитой серьезностью парировал Игорь и прибавил: - А

может, лучше канцелярским клеем? - Он стоял перед

офицером вытянувшись в струнку, долговязый, худой, и с

деланной готовностью моргал густыми ресницами.

Федоров, сам шутник, понимал и умел ценить юмор

подчиненных. Сказал серьезно:

– Привинтить. Двумя шурупами. Разве не видишь

отверстий? Соображать надо.

– Стараюсь, товарищ старший лейтенант. Только в таком

случае придется стенку сверлить. Дрелью.

– Правильно, сообразил. Именно дрелью, а не шилом.

– Но там, внутри, проводка и ток высокого напряжения.

– Знаю. Ну и что? Как же быть? Что ты предлагаешь?

– Вот я и соображаю, товарищ старший лейтенант.

Опасно. Большой риск.

– Риск - благородное дело. Ты это знаешь, Остапов?

Игорь смолчал, не решаясь, однако, сверлить стенку, за

которой были провода под высоким напряжением. Разумеется,

об этом знал и Федоров. Но он считал, что можно просверлить

отверстия для шурупов именно в стороне от проводов. А кто

знает, где они проходят: выше, ниже, правее пли левее, - не

видно же. Федоров доверился своей интуиции и, отдавая

дрель Остапову, сказал:

– Сверли вот здесь.

Игорь дрель взял, но сверлить не спешил, всем своим

видом он выказывал нерешительность и сомнение.

– Ну ты что? Боишься? Давай!

Федоров решительно взял у него дрель и, напрягшись,

просверлил в металлической стенке дыру. Раскрасневшийся и

довольный, передал дрель Остапову:

– Вот так-то. А ты боялся. Сверли вторую и прикрепляй

щиток.С этими словами, довольный собой, Федоров ушел.

Игорь приложил к стенке металлическую пластинку с

табличкой, поставил метку второй дырки и включил дрель.

Металлическая стенка сопротивлялась, сверло шло туго,

вгрызаясь миллиметр за миллиметром, и Остапов подумал:

как это ловко и легко получилось у старшего лейтенанта! Со

стороны казалось, что Федоров особенно и не напрягался.

Теперь, оставшись здесь один, Игорь почувствовал какую-то

неловкость перед командиром за нерешительность и

излишнюю предосторожность. Ведь старший лейтенант, чего

доброго, подумал, что он, Остапов, струсил, и доказал ему

личным примером, что опасения были напрасны: дырка

просверлена. С этими мыслями он, упрекая самого себя, все

сильнее нажимал на дрель и чувствовал, как хотя и медленно,

но все же уверенно углубляется сверло в металл стенки,

утопая в ней все больше и больше. Наконец и совсем

провалилось, легко пошло и погрузилось на всю глубину. Игорь

хотел облегченно вздохнуть по поводу окончания, но не успел.

Вообще он ничего не успел сообразить: в одно мгновение

раздался оглушительно трескучий взрыв, отбросивший его в

противоположный угол. Игорь не почувствовал ни крепкого

удара о стенку - а ударился он, к счастью, не головой, а

плечом, - ни самого звука, оглушившего его. На какие-то

минуты он потерял сознание. И когда очнулся, то увидел

склонившегося над собой старшего лейтенанта Федорова,

вернее, только его бледное, как бумага, лицо и глаза, черные,

растопыренные в испуге. Федоров почему-то беззвучно шавкал

ртом, как рыба, выброшенная на берег, и чего-то умоляюще

ждал от него, Игоря Остапова. Игорь не понимал, что именно

хочет от него командир. Он не ощущал боли, он вообще ничего

не ощущал. Он только глядел, медленно и устало, и видел, как

появились другие лица - товарищи по подразделению - и затем

стремительно ввалился запыхавшийся и взволнованный

подполковник Шпаков и тоже, как и Федоров, беззвучно шавкал

ртом. Тогда только Игорь обратил внимание на совершенное

отсутствие звуков. Это была не тишина, а что-то другое,

незнакомое ему, когда есть движения, энергичные, резкие,