Бородинское поле

день - поездка в Загорск. Программа насыщенная. Гости

мечтали о поездке в Ленинград. И еще хотели поужинать в

лучшем ресторане Москвы. Притом ужин дают Флеминги.

Олег облегченно вздохнул: значит, он и Валя свободны от

гостей, и если не смогут сегодня встретиться, то уж по

телефону обязательно поговорят. Непременно, это так

необходимо. Когда он во всеуслышание объявил, что у него

сегодня состоится непредвиденная встреча, Валя

безошибочно решила, что он имеет в виду встречу с ней.

Уходя, он сказал жене, но так, чтоб слышала Валя:

– Я сейчас в мастерскую.

Валя уходила от свекра вместе с мужем. На проспекте

Мира они взяли такси и доехали до дома. В машине всю

дорогу молчали. Молчание было нестерпимо тягостным, и,

чтоб нарушить его, Валя спросила:

– А где твои американские часы?

Она хорошо помнила, что сюда он ехал при дареных

часах.Святослав не ответил. Он сидел не шевелясь, точно

гранитный монумент. Валя вспомнила: сегодня и Глеб

Трофимович был без тех часов. Она и прежде не донимала

мужа вопросами, на которые он предпочитал не отвечать, а

сейчас и подавно. Женщины наблюдательны, особенно остер

их глаз на детали. Они их запоминают, хотя без надобности и

не подвергают анализу, просто откладывают в памяти до поры

до времени: авось пригодятся. Высадив Валю у дома,

Святослав поехал на службу.

Валя позвонила Олегу через час. Вкратце сообщила о

ночном разговоре с мужем.

– Надо бы встретиться и все обсудить, - сказал Олег.

– Не сейчас, - ответила Валя.
– Встретимся, когда улетит

Святослав.

– Тебе не кажется, что о вашей размолвке уже всем

известно?
– спросил Олег.

– Не думаю.

– А почему все такие взволнованные, чем-то удрученные?

Ты не заметила?

– Заметила. Но думаю, здесь что-то другое.

– А что именно?

– Не знаю. Взволнован чем-то Глеб Трофимович. Вряд ли

мои отношения со Святославом могли его так расстроить. Да

он едва ли об этом знает. Что-то не то.

– Пожалуй, ты права: что-то не то, - повторил ее слова

скорее машинально, чем осознанно.

Пока гости смотрели достопримечательности столицы,

подаренные ими отцу и сыну Макаровым часы тщательно

осмотрели специалисты. Все оказалось так, как и предполагал

Дэниел: в механизм часов вмонтирован микромагнитофон.

Там, за океаном, надеятся получить звукозапись

доверительных разговоров и бесед советских военачальников,

из которых можно извлечь сведения, представляющие интерес

для разведки. Там ждут эту миниатюрную пленку. Ну что ж, они

ее получат. О содержании записей позаботятся те, кому это

положено. Беседовавший со Святославом офицер сказал:

– Посоветуйте мистеру Флемингу не говорить своему

шефу, что открыл вам секрет сувенирных часов. Вручил, мол,

подарки, да и только. Ведь это же в его интересах: если он

скажет, что предупредил вас о подлинном назначении часов, то

это может повредить его карьере. Так ведь?

– Логично, - отозвался Святослав, довольный исходом

дела.- А в остальном действуйте, как мы условились. А Глеба

Трофимовича попросите заглянуть к нам завтра.

– Отец очень взволнован всей этой грязной историей, -

сказал Святослав.
– На него она сильно подействовала.

– Успокойте его. Таковы методы ЦРУ: грязно, грубо,

нередко примитивно, как в данном случае.

Глеб Трофимович и в самом деле чувствовал себя более

чем скверно. С душевным трепетом, с благородным волнением

он ждал из-за океана дорогих гостей, ждал с открытой,

доверчивой душой, и вдруг в его душу злые, темные силы

бросили ком грязи, испортили праздник, отравили радость

встречи. Зачем, во имя чего? В то время как на

государственном уровне идут заверения о развитии и

укреплении дружеских отношений между государствами и

народами, о взаимном доверии, о разрядке ради сохранения

мира на земле, темные силы, злобные, ненавидящие

человечество, враждебные добру и прогрессу, справедливости

и благоденствию, распространяют ядовитые семена отравы,

недоверия, розни, лжи, не брезгуя ничем, открыто, цинично

попирая общепринятые законы и нормы поведения, внедряют

шпионаж, диверсии, провокации.

Ему было больно за дочь и за зятя: он видел и понимал,

как чувствуют они себя неловко перед ним и Святославом, хотя

сами они, в сущности, не виноваты, совесть их чиста. Дэн

поступил честно, что все рассказал и предупредил, и все же

они мучаются нравственно, испытывая стыд за мистеров

сэмпсонов. Эти мысли одолевали Глеба Трофимовича во

время поездки с дочерьми, сестрой и зятем по Москве. Они

мешали ему показать Наташе и Дэниелу столицу, город,

который он защитил от фашистов суровой осенью и зимой

1941-го, в который был до боли влюблен, историю которого

хорошо знал, мешали найти высокие и яркие слова. Это

замечали и Лена и Варя, видели, что Глеб Трофимович чем-то

угнетен, подавлен, но не знали, что творится в его душе. А

творилось в душе что-то серьезное, угрожающее. Это была

смесь самых противоположных эмоций: напряженное,

нетерпеливое ожидание приезда дочери с зятем,

восторженная радость встречи и вдруг ошеломляющая

история с часами, грозившая обернуться неприятными

последствиями для него и больше всего для Святослава. И,

наконец, после такого напряжения - рассказ Святослава о том,

как благополучно обернулась для них история с часами. Это

была смесь эмоций, вызвавшая мучительную душевную боль.