Бородинское поле
Шрифт:
труда определить, чьи они - свои или чужие.
Не было времени на размышления, но в такие
критические минуты, когда ясно видишь, что выхода нет,
мысль начинает работать с удесятеренной быстротой, энергия,
воля, ум направлены на одно: принять такое решение и
совершить такое действие, которое даже самый пристрастный
судья потом сочтет единственно возможным и самым
разумным. Разные люди по-разному ведут себя в острых,
критических обстоятельствах. Одни теряют самообладание и
помимо
холодным рассудком и спокойствием принимают ее удары.
Игорь Макаров принадлежал к числу последних.
– Позовите ко мне Кавбуха, - приказал он Кириллу
негромким и ровным голосом. Лицо его было
сосредоточенным, и на круглом блестящем лбу пролегли две
глубокие борозды. Когда появился Добрыня, Игорь кивнул в
сторону танков: - Видишь?
Добрыня долго смотрел из-за кустов в серое поле, где,
как тараканы, ползли три танка, затем произнес с тихой
досадой:
– У нас всего четыре бронебойных снаряда. Маловато.
Хотя б штук шесть на худой конец. - И глубоко вздохнул.
Прибавил после паузы: - Интересно б знать, видят они нас или
идут просто так, в кусты по нужде.
– Позовите своего механика, - приказал Игорь вместо
ответа.
И Кавбух как-то вяло крикнул в люк:
– Зимин, вылазь.
Когда все были в сборе, Игорь заговорил неторопливо,
сдержанно, но голос его был натянут, он не мог скрыть
внутреннего волнения:
– Обстановка, сами видите, - хуже некуда. Но мы сделали
все, что могли. Да что об этом.
– Он махнул рукой, поморщился
и затем почему-то вдруг посмотрел на хмурое небо; оно висело
низко темной громадой - казалось, вот-вот упадет на землю,
придавит ее своей тяжестью. Сказал: - Пойдет дождь. Вы еще
сможете приблизиться к своим. Скоро вечер, ночь. Приказываю
всем вам пробиваться к своим. Любыми путями. Командует
группой старший сержант Кавбух. Я остаюсь в танке.
Его решение озадачило подчиненных. Кавбух посмотрел
в лицо командира, сурово и решительно сказал:
– Мы не можем оставить вас одного! Нельзя так,
командир.
– Повторите приказ, старший сержант! - Серые глаза
Игоря потемнели, что-то настойчивое и ожесточенное
сверкнуло в них.
Кавбух молчал. Тогда неожиданно для всех заговорил
Кирилл:
– Разрешите мне с вами остаться, товарищ лейтенант. Я
буду заряжающим. А в случае чего – я помогу. Вы же знаете, я
везучий.
– Он говорил торопливо, умоляюще.
Тогда Кавбух сказал негромко и проникновенно:
– Пусть останется Кирюха, товарищ командир. Разрешите
ему, если не хотите, чтоб я с вами оставался.
А вражеские танки все ближе и ближе, и курс они держат
прямо на гряду кустов, и нет времени для дискуссий и долгих
раздумий.
Да, собственно, какие могут быть дискуссии?Командир решает и приказывает. Приказы надо выполнять.
Игорь колеблется. А Кирилл снова умоляюще, как капризный
ребенок:
– Разрешите, товарищ лейтенант?
И лейтенант разрешил. Он подозвал к себе Кавбуха,
протянул руку, нежно посмотрел в глаза:
– Ну, Добрыня Никитич, прощай. Жив будешь - напиши
моим в Москву. Адрес ты знаешь. А доведется побывать в
столице - зайди, расскажи, как мы били фашистов. О конце
особенно не распространяйся, не нагнетай.
Обнялись, расцеловались по-мужски и по-солдатски.
Ничего не сказал Добрыня в ответ, лишь по глазам своим рукой
провел да Кирилла по плечу похлопал. Потом и другие
товарищи простились с лейтенантом и Кириллом,
сочувственно и с какой-то стеснительностью, совестливой
неловкостью смотрели им в глаза короткими, скользящими
взглядами, словно были в чем-то виноваты, совсем не думая о
том, что шансы остаться в живых у всех у них равны.
И вот они вдвоем в танке, который не может двигаться. У
них девять снарядов: четыре бронебойных - это для стрельбы
по танкам и пять шрапнельных - для пехоты. Есть еще патроны
для пулемета, но придется ли их использовать? Ведь главная
опасность - танки. А их ни шрапнелью, ни пулей не возьмешь.
Кирилл напоминает:
– Вы обещали старшему сержанту еще раз прочесать
рощу.- Да, обещал.
Макаров шрапнелью бьет по кустам, откуда пыталась
наступать пехота врага. Сразу три снаряда. Пусть знают
наших. Затем разворачивает башню на сто восемьдесят
градусов и берет на прицел головной танк. Он ждет, у него
достаточно терпения и выдержки: пусть подойдут поближе.
Бить только наверняка - ведь на три танка всего четыре
снаряда. Он помнит об этом. Помнит и свою уязвимость: к
этим идущим на него танкам он стоит задом. От первого же
попадания танк загорится. А враги идут, выставив вперед
толстую лобовую сталь. Идут смело и беспечно. Кажется,
ничего не подозревают. Игорь целится в гусеницу.
Выстрел!
Немец разворачивается на одной гусенице. Игорь спешит
воспользоваться случаем: второй выстрел - и танк горит.
Идущие за ним останавливаются. Видно, не ожидали встречи с
советским танком. Делают по одному выстрелу просто по
кустам: должно быть, еще не обнаружили хорошо
замаскированный танк Добрыни. Игорь ждет. Ждут и фашисты.
Выпустив по кустарнику по три снаряда, они стоят в
нерешительности, не зная, что предпринять.
Неожиданно Игорь пожалел, что не отправил с Добрыней
последнего письма к родным. Прощального письма.