Борозда. Часть 1.
Шрифт:
Сделали короткий привал. Конь, по-видимому и вправду устав, тут же повалился на бок в мягкую лесную травку - полежать, и теперь, лениво ворочая мордой, объедал вокруг себя подвластную ему растительность.
– Ты, может, тоже говорящий?
– спросил я животное, чтобы как-то развеселить компанию.
Конь всхрапнул и отрицательно замотал головой.
– Ну ничего...
– обнадежил я росинанта.
– В центре прикажут - и заговоришь...
Конь откинул назад морду, перевалился на брюхо и принялся неуклюже вставать.
Вообще, я бы, конечно, не хотел такое - вот чтобы такой круп и такие тонкие ножки... Что-то природа тут недоглядела.
– А ты, Ю?
– обратился я к китайцу.
– Ты за дивергенцию или против?
– Китайса не понимай, - весело ответил мой спутник.
– Китайса за Конфуция, да.
Мы поднялись, свистнули кота, взгромоздились на лошадь и продолжили путешествие.
До домика добрались в сумерках, и всё же дорога верхом оказалась вдвое быстрее, чем раньше, пешим порядком.
У крыльца мы с беглым китайцем тепло простились, слегка обнявшись, и я отдал Ю в дорогу все оставшиеся в наличии пирожки.
– А хочешь, бери кота, - предложил я.
– Тебе веселее будет.
– Нинада, - строго ответил китаец.
– Еда кончицца - сьем кота. Твоя селдицца будит.
Договорились, что Ю будет почаще появляться в окрестностях домика, а когда я доберусь сюда по пути за киборгами, то крикну ему козодоем - так у нас называют браконьеров из диких, делающих свое черное дело с общим скотом. Козье молоко - общественное достояние, оно всё идет на какую-то нужную вакцину, но у диких, похоже, нет в их представлениях о мире вообще ничего святого.
Проводив китайца, я прошел в домик, плотно подкрепился, а затем отправил Каме коротенькое донесение, испросив дальнейших инструкций. Ответа из волшебной коробки не последовало - как уже дважды до этого. Мне ничего не оставалось, как улечься спать, чтобы наутро как можно скорее вернуться в поселок. Спал я тревожно: мне всё чудился отдаленный звук мотора. Не верилось, что связь с Камой нарушилась.
17. Снова дома
Наутро, поднявшись пораньше, я уже к полудню добрался до наших мест и, спешившись, провел коня огородами к задам своего домика. Припрятав в погребе остатки походного снаряжения, я наскоро переоделся и, как ни в чем не бывало, двинулся с конем в сторону выгона.
Вообще в центре я сперва хотел выучиться на технолога производства яблочного пюре и еще на горного мастера, чтобы копать горы во имя Прогресса, но пришла разнарядка на подлодки, и весь наш класс отправили в морские пучины, которые, конечно, только называются романтично "пучины", как будто там что-то бурлит и пучится, а вообще-то, когда ты идешь в подлодке на трехстах метрах глубины, то вода темная и спокойная, ничего в ней не видно, кроме снулых рыб с биологическими фонариками под носом, как у киборгов. Точнее, над носом. Короче, я вообще никогда не планировал сделаться тайным агентом и ходить в опасные разведпоходы по куничникам и странным туннелям.
Погруженный в эти мысли, я довел коня до выгона, поздоровался и поболтал с нашими тетками об их насущных проблемах, и только было нацелился завести лошадку за ограду, как мое боковое зрение зафиксировало какие-то судорожные движения.
Я повернул голову. В пятидесяти шагах, у здания нашей
управы, выпрыгивал из штанов староста, делая мне пригласительные знаки.– Иди, родимый. Во имя Природы, - подсказала одна из теток.
– Конька твоего мы в загон сами поставим, даже не беспокойся...
И я двинулся к управе.
– Агаа-а!
– завопил староста с порога, не в силах, видно, дождаться, когда я подойду вплотную.
– Явился не запылился! Зайди-ка, зайди-ка...
– И он бочком и задом стал пятиться в дверной проем, делая мне приглашающие жесты руками, сложив ладони бубликом у низа живота, как делают порой наши женские гражданки во время танца на выгоне.
Я прошел в старостину комнатку и, не спросившись, сам по себе уселся в кресло.
– А что дерзим сразу? Отчего дерзим?
– завопил староста, умащиваясь на своем сиденье по другую сторону стола.
– Что это усаживаемся без спроса? Нам власти-то теперь по боку, что ли? Мы в любимчиках теперь у смотрящей, так? Так нету больше твоей смотрящей, тютю! Сменили твою смотрящую, сменили Каму-девочку.
– Старосту буквально распирало от новостей.
– Сменили и тут же забрали... Невидные такие человечики с неба прибыли и Каму твою как есть за грудки...
– к себе в летучую машину. Тютю, Кама! Летает теперь.
Я всё помалкивал, а староста не унимался:
– А у нас теперь новая девочка смотрящей, шатеночка хорошая.
– Начальник сделал убедительное лицо.
– Енисей, кстати, зовут. Что скривился?
Я, наверно, и вправду скривился, вспомнив свой морок возле светящейся сферы, этот призрачный спортзал с Амуром, Ангарой и Леной. И с Енисеем, конечно же, тоже.
– И давно ее?.. ну, сместили, - подал я наконец голос.
– Тебя забыли спросить!
– вдруг взвинтился наш начальник.
– Много будешь знать...
– Староста грозно выпучил на меня глаза.
– Неужели состарюсь?
– поинтересовался я устало.
– А ты откуда знаешь?
– вдруг испугался он.
– От Матильды...
– шепотом пояснил я, нагоняя туману.
– Ты не очень-то...
– предупредил староста.
– Тут тебе не подлод...
– И он чуть не поперхнулся, понимая, что сболтнул лишнее.
– Вам, вроде, этот допуск не по должности, Порфирий Викентьевич, так ведь?..
– неспешно осведомился я.
– Потихоньку закрытые документы читаете? Скучаете, видимо, у себя в управе-то?
– Ты это...
– побледнел староста.
– Ты не того... Что тут такого, если старый человек чего-нибудь почитает?!
– И он даже вскочил со своего места.
– Ты сам-то куда с шахты девался? Тебя обыскались тут все! И роботов двоих с собой утащил, это что же такое?
– Не я утащил, а они меня утащили. К периметру привели, в машину сунули - так неделю и просидел в щели какой-то в лесу. Запертый, под замком, на одних пирожках.
– Это зачем это они?
– удивился начальник.
– Так вы их и спросите зачем...
– Эх ты, мил человек!
– Староста даже хлопнул себя по колену ладонью, видя мою неосведомленность.
– Дык нету ведь роботов этих нигде! Пропали. И сигналов от них никаких. Разрядились поди подчистую, пока тебя караулили.
Я неодобрительно покрутил головой.
– Зачем я им сдался-то? Они как меня заперли, так больше и не появлялись.
– А как же освободился-то ты?! Как освободился?!
– завопил староста, думая, что поймал меня на путаных показаниях.